Биография Алеша Димитриевич
Алексей Иванович Димитриевич — цыганский артист, музыкант, исполнитель песен и романсов, представитель первой волны русской эмиграции. Выступал вместе со своей сестрой Валей (11.05.1905 - 20.10.1983).
Алеша и Валя Димитриевичи эмигрировали из России (вместе со своим семейным кланом) после революции. Они жили и работали в Латинской Америке, объездили Западную Европу, пока не осели уже навсегда в Париже.
Родился 23 марта 1913 года на Дальнем Востоке, Российская империя.
Умер 21 января 1986 г. (72 года) в Париже, Франция.
Похоронен в Париже на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
Читать дальше
Алеша и Валя Димитриевичи эмигрировали из России (вместе со своим семейным кланом) после революции. Они жили и работали в Латинской Америке, объездили Западную Европу, пока не осели уже навсегда в Париже.
Родился 23 марта 1913 года на Дальнем Востоке, Российская империя.
Умер 21 января 1986 г. (72 года) в Париже, Франция.
Похоронен в Париже на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.
Читать дальше
Брат и сестра, Алеша и Валя Димитриевичи эмигрировали из России (вместе со своим семейным кланом) после революции. Они жили и работали в Латинской Америке, объездили Западную Европу, пока не осели уже навсегда в Париже.
Димитриевичи никогда не были ресторанными, кабацкими певцами в привычном (и дурном) для нас смысле. Только неискушенный и малоподготовленный слушатель может усмотреть в их творчестве нечто пошлое и недостойное. На самом же деле искусство Димитриевичей отличалось удивительной чистотой и искренностью. Искренность была вообще их отличительной чертой.
Похоронены в Париже на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа .
* * *
ДИМИТРИЕВИЧ АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ (23.03.1913 - 21.01.1986) - исполнитель песен и романсов, родился на Дальнем Востоке в семье кочевых цыган, зарабатывающих себе на жизнь пением. Четвертый, младший ребенок в семье, впоследствии много пел и записывался со своей сестрой Валей (11.05.1905 - 20.10.1983).
В конце гражданской войны (около 1920-21 года) семья, вместе с отступающими частями армии адмирала Колчака, из Владивостока переехала в Харбин. Потом была достаточно обширная география, последовательность которой установить теперь сложно: Гонконг, Ява, Суматра, Цейлон, Бирма и Калькутта. Где-то в 1924-25 году семья Димитриевичей приехала в Испании, где достаточно успешно концертировала несколько лет. В 1927 году Димитриевичи, которых насчитывалось уже около тридцати человек, приехали в Париж в огромном доме-фургоне, оборудованном по последнему слову техники. Главе семьи - Ивану Димитриевичу в ту пору исполнилось 60 лет, основная его профессия - лудильщик. А фургон семья получила в качестве компенсации от директора испанского цирка, в котором цыгане выступали, но цирк прогорел и денег на зарплату не нашлось (это версия А. Вертинского). Правда, в другом источнике упоминается, что семья улучшила свое материальное положение в Испании настолько, что купила дорогой и оснащенный дом-фургон для путешествий по Европе.
Димитриевичи начали выступать в русском ресторане "Эрмитаж", где к тому времени уже выступали А. Вертинский, Ю. Морфесси, Н. Полякова и другие звезды русской эмиграции. На их выступления "ходили" А. Толстой, М. Чехов и другие, в это же время Димитриевичей слушала юная Алла Баянова. Затем семья перебралась на Монпарнас в ресторан "Золотая рыбка", по другой версии это был ресторан "Распутин", где Алеша и Валя Димитриевичи проработали до конца своей жизни.
Около 1937 года цыгане Димитриевичи записали пластинку песен романсов, состав участников и содержание диска неизвестно. Примерно в эти года Валя Димитриевич вышла замуж за известного русского певца Володю Полякова, от которого в последствии родила дочь Терезу. Владимир Поляков, мужчина двух метрового роста и обладатель глубокого баса, пел в Париже в ресторанах вместе со своей сестрой Настей, Поляковы являются родственниками актрисы Марины Влади (Поляковой). Семья Димитриевичей если не дружила близко, то хорошо знала звезду русской эмиграции Надежду Плевицкую.
В это же время Алеша Дмитриевич подружился с Юлом Бриннером, с которым они пели под собственный аккомпанемент в парижских ресторанах и кабаре. В 1940 году или около того, Димитриевич из политических соображений с семьей эмигрирует в Латинскую Америку, а Бриннер в США. Затем Алеша переехал в Аргентину, где прожил достаточно долго и где получил титул - "Цыганский барон". В 1960 году вернулся в Париж, сначала пел с сестрой Валей в ресторане "Шехерезада", затем (начало 1970-х годов) был "Распутин". В "Шехерезаде" кроме Алеши и Вали пела и Тереза. В 1967 году Алеша вместе с Юлом Бриннером записывает пластинку "Мы цыгане". Так же записал пластинку с Валей цыганских песен и романсов, туда вошло двенадцать песен, шесть поет Алеша, шесть - Валя. Всего песенное наследие Димитриевичей составляет четыре (возможно - пять) пластинки, одна из них Валя и Володя Поляков.
В середине 1970-х годов, когда в Париж приехал Владимир Высоцкий, он встретился и подружился с Алешей Димитриевичем, потом они неоднократно виделись, пели песни и романсы. Родилась даже идея записать совместную пластинку и только смерть Высоцкого помешала осуществить этот проект. В 1984 году Алеша Димитриевич в первый и последний раз приехал в Нью-Йорк, где дал несколько концертов в русских ресторанах на Брайтон-бич. В середине 1980-х годов, по инициативе художника Михаила Шемякина, в сопровождении оркестра была записана пластинка "Белый альбом", в другой версии - "Табак".
В 1986 года Алеша Димитриевич скончался в Париже, отпеванием происходило в русской церкви на рю Дарю, похоронен на Сен-Женевье-де-Буа, недалеко от Вали.
В середине 1980-х годах Наталия Медведева (фотомодель, певица, писательница, одна из жен Эдуарда Лимонова), работавшая в то время в "Распутине", пыталась записать рассказы и воспоминания Алеши Димитриевича, к сожалению, безуспешно. Певец был уже довольно стар и много болел, путал места, даты и события, об этом можно прочитать в книге Н. Медведевой "Моя борьба". В 1990-х годах по инициативе скрипача и певца Н. Эрденко в России был снят художественный фильм о Димитриевиче "Цыган Алеша", в роли которого и выступи Н. Эрденко. Фильм, к сожалению, проката не имел. Так же Н. Эрденко записал диск на основе репертуара Алеши - "Москва-Париж". В 1996 году в России вышел первый диск Димитриевича "Эмигрантское танго" (два концерта), в настоящее время вышло четыре диска (это сборки и компиляции с разных пластинок), в том числе дуэты Алеши с Бриннером и Валей Димитриевич.
© Михаил Дюков.
* * *
Пресса.
Когда-то в Париже...
В России, может быть, миллионы цыган, таких
как мы, а вот здесь, в Париже, мы последние.
Валя Димитриевич.
B этой старой цыганской семье не очень-то заботились о правильном написании и произношении своей собственной фамилии. "Пропил Ваня, промотал свой отцовский Димитревич капитал," - пела Валя когда-то в Париже. И она же - в другой песне, "Моих цыганочках": "... где голосами Димитревич раздавались...". Алла Баянова, знавшая, разумеется, все семейство по тому же Парижу, пишет в своих мемуарах так: "В этих салонах выступали такие звезды, как... Дмитриевичи", "...Алеша и Валя Дмитриевичи... ". Словом, где они Димитревичи, а где - Дмитриевичи.
Между тем, правильно их фамилия звучит так - ДИМИТРИЕВИЧИ.
Мне было лет шестнадцать, когда я впервые услышал эту фамилию, произнесенную, по обыкновению, неправильно - "Димитревич". Помню даже конверт пластинки с изображением незнакомых лиц - это были Алеша и Валя.
Исполнение меня поразило, ничего подобного раньше слушать не приходилось. Слух моментально уловил какой-то непривычный общий настрой, какую-то неуловимую печать безысходности и тоски. Мне уже успели объяснить, что Димитревичи - это цыгане. Сие обстоятельство заставило удивиться не меньше, чем только что прослушанная пластинка.
Дело в том, что к пению "наших" цыган я был совершенно равнодушен. Оно и сегодня кажется мне таким же неблагозвучным и балаганным, как и в те далекие годы. Это пение слишком шумное и разухабистое, в нем много дешевой театральности.
А в музыке, записанной на контрабандной пластинке, все было очень непривычно - чувствовалась особенная "редакция", смещенность акцентов, расставленных тоже как-то особенно.
Так состоялось мое первое знакомство с их творчеством.
Брат и сестра, Алеша и Валя Димитриевичи эмигрировали из России (вместе со своим семейным кланом) после революции. Они жили и работали в Латинской Америке, объездили Западную Европу, пока не осели уже навсегда в Париже.
О первом появлении семейства Димитриевичей в Париже вспоминает Вертинский: "Табор Димитриевичей попал во Францию из Испании. Приехали они в огромном фургоне, оборудованном по последнему слову техники, с автомобильной тягой. Фургон они получили от директора какого-то бродячего цирка в счет уплаты долга, так как цирк прогорел и директор чуть ли не целый год не платил им жалованья.
Их было человек тридцать. Отец, глава всей семьи, человек лет шестидесяти, старый лудильщик самоваров, был, так сказать, монархом. Все деньги, зарабатываемые семьей, забирал он. Семья состояла из четырех его сыновей с женами и детьми и четырех молодых дочек. Попали они вначале в "Эрмитаж", где я работал. Сразу почувствовав во мне "цыганофила", Димитриевичи очень подружились со мной. Из "Эрмитажа" они попали на Монпарнас, где и утвердились окончательно в кабачке "Золотая рыбка".
Это свидетельство Вертинского, несомненно, очень интересно, однако в нем много неясного. Когда происходили описываемые события? И при чем здесь "Золотая рыбка"? Во всяком случае, Алеша и Валя "утвердились окончательно" в "Распутине".
Так или иначе, Париж стал их землей обетованной, тут они остались уже до конца своих дней; именно отсюда покатилась их слава, достигнув и покинутой ими некогда родины. "... Только слава, Димитревич, да голоса...", - эта строчка из Валиного репертуара свидетельствует о том, что они знали, конечно, себе цену. Только пусть не пугает вас это слово - ресторан - применительно к артистам.
А в парижском "Распутине" вот эта атмосфера той, старой России совсем еще недавно сохранялась благодаря Димитриевичам. Так что для Димитриевичей (как и для многих певцов дореволюционной и эмигрантской России) ресторанный паркет был такой же рабочей площадкой, какой для современного исполнителя является концертная эстрада.
Они оба, Алеша и Валя, были русскими артистами и соблюдали принятые в предреволюционную еще эпоху "правила игры". Та эпоха "зарядила" их своими традициями, которые они, брат и сестра, пронесли через всю свою жизнь. Они воплощали в себе дух времени, о котором все мы теперь знаем только понаслышке.
Алла Баянова, живой свидетель ушедшего времени, вспоминает: "...Юрий Морфесси, Владимир Поляков, Настя Полякова, Алеша и Валя Дмитриевичи. Все они в эмиграции выступали в ресторанах, но их творчество ни в коем случае не было кабацким. Им создавали прекрасные условия, соответствующее у них было освещение, внимательные, очарованные слушатели, застывшие в благоговейном почтении, и никто в момент исполнения романсов не подавал еды на стол, и никто не жевал."
Поэтому Димитриевичи никогда не были ресторанными, кабацкими певцами в привычном (и дурном) для нас смысле. Только неискушенный и малоподготовленный слушатель может усмотреть в их творчестве нечто пошлое и недостойное. На самом же деле искусство Димитриевичей отличалось удивительной чистотой и искренностью. Искренность была вообще их отличительной чертой.
Но Димитриевичи были не просто русскими артистами - они были артистами русской эмиграции.
В записях Димитриевичей инструментальным ансамблям отводится огромная роль. Они во многом определяют общее настроение. По своим составам (выбор которых во многом зависел от репертуара) они весьма разнородны. Димитриевичам аккомпанировали как "народники", так и "классический" ансамбль - рояль, скрипки и даже виолончель. В сочетании с неизменными гитарами это давало удивительный результат. О высочайшем профессионализме не приходится и говорить. Все музыканты были "что надо".
Для многих иностранцев, посещающих "злачные" места Парижа, в том числе и русский "Распутин", Димитриевичи были, конечно, экзотикой, "осколками" старой дореволюционной России. Свои, русские, относились к ним с неизменной симпатией и теплотой. Их объединяла общая память о покинутой стране.
Совсем неплохая компания собиралась иногда в "Распутине"! Валя и Алеша Димитриевичи, Володя Поляков... "На огонек" заходили "наши" - художник Михаил Шемякин, Высоцкий, один или вместе с Мариной Влади...
Когда же это меня впервые осенила мысль, что Влади просто обязана иметь к Полякову самое прямое отношение? Мало того, что они оба русские, мало того, что настоящая фамилия Влади - Полякова, так ведь она еще и по отчеству Владимировна! Витало что-то смутное, тем более, что имя Марины всплывало иногда при упоминании Володи Полякова, но чтобы с такой очевидностью обнаружилась связь... Этого мне и в голову раньше прийти не могло! А тут выстроилось все в одну линию, вот так, вдруг...
Володю Полякова я открыл для себя совершенно случайно. Получилось так, что его записи мне едва ли не навязали. Я разбирался тогда с Валиными пластинками, ни о ком, кроме Алеши и Вали, и слышать тогда не хотел. Но оказалось, что разбираться-то особенно не с чем: своего отдельного диска у Вали никогда не было. Один она записала пополам с братом, а второй - со своим мужем, Володей Поляковым. Вот тогда-то я и открыл для себя это имя.
Хорошо помню, как я вздрогнул, впервые услышав этот голос. Что это? Откуда?! Дело было даже не столько в самом голосе, сколько в совершенно неподражаемой интонации. На цыганское пение это было совсем не похоже, исполнение заставляло вспомнить о лучших шаляпинских традициях. Обладатель такого баса был просто обязан хоть когда-то иметь отношение к оперной сцене (впоследствии это подтвердилось). Хотя мало ли на свете певцов с поставленными от природы голосами. Сказать, что я был просто ошеломлен, значит не сказать ничего.
Мне не раз - в поездках, в командировках, на отдыхе - представлялась возможность демонстрировать записи Димитриевичей людям с невысоким, как бы это сказать помягче, уровнем культуры. И что же? Никакого впечатления! Загадка, парадокс! Даже такие откровенно уличные и блатные песни, как "Мурка" и "Мама, я жулика люблю...", песни с богатой историей и биографией, не находят у этой категории слушателей никакого понимания в исполнении Алеши.
Интересное "кино" получается. Не "шибко" грамотного цыгана с упоением воспринимает "шибко грамотная" интеллигенция, а те, кому, казалось бы, сам Бог велел, остаются к нему совершенно равнодушными.
Репертуар Димитриевичей отличался ярко выраженным эклектизмом. Полное отсутствие какого бы то ни было стилистического единства бросается в глаза сразу. И Валя, и Алеша не придерживались единой "линии", включая в репертуар очередной романс или песню. Их творчество представлено самыми разными жанрами - здесь можно найти романсы и "уличные" песни, таборные мелодии в соседстве с образцами "настоящей" классики. Словом, никакими рамками они себя не ограничивали. Вслед за "Цыганочками" Валя пела "Очи черные", вслед за романсом "Я вас любил" звучало чисто семейное "Пропил Ваня, промотал весь отцовский Димитревич капитал". У Алеши слышим "Ночную прохладу", потом он же поет "Мурку".
Если в целом репертуарная политика Димитриевичей ограничений не знала, то для каждого из них такие ограничения существовали. Они оба умело пользовались своими такими разными от природы голосами, и каждый выбирал для себя именно то, что наиболее соответствовало его индивидуальности.
Валя, конечно же, отличалась от брата большей "классичностью" - это слышно и по голосу, и по репертуару. "Очи черные" в ее исполнении предстают подлинным шедевром, в первозданной своей красоте и чистоте, без не успевшего еще налипнуть к романсу, за все годы его существования, слоя грязи.
"Многие из блестящих исполнителей даже подписаться не умели, а как они пели... ", - читаем у Аллы Баяновой. Думаю, она имела в виду и Димитриевичей. Как это он, Алеша, там пел? "КажНый шаг мой стерегут страданья?.." И еще: "... в аллеях заглоВшего сада... " С грамотой у него было, конечно, неважно.
... А на Рождество в Париже вдруг пошел снег. Такое бывает здесь совсем не часто - раз в пять-шесть лет. Снег все шел и шел, и совсем не собирался таять.
В Сен-Женевьев-де-Буа я приехал утром. Здесь все было русским, на этом клочке земли недалеко от Парижа. И небольшая белая церковь, и священник - отец Илья, и русские кресты, и этот белый снег везде. Много-много снега...
За воротами стояла та особенная тишина, которая свойственна,. вероятно, всем кладбищам на свете. От бесчисленных погостов, оставшихся там, в далекой отсюда России, это отличалось аккуратными, строгими рядами крестов, непривычным порядком и еще чем-то, уже совсем неуловимым.
Я зашел в конторку - то ли кладбищенскую, то ли церковную. Кто-то из соотечественников без труда провел меня к могиле Алеши. Валя была похоронена немного поодаль. Неразлучных при жизни, их почему-то разъединили после смерти.
В небольшой нише памятника горела церковная лампадка. Мне вспомнилось:
Как хороши, как свежи были розы.
Моей страной мне брошенные в гроб.
Цветов от своей страны, от России, брат и сестра так и не дождались. И только каждый день кто-то настойчиво зажигает эту маленькую лампадку...
Алексей Вереин (опубликовано в сокращении).
Димитриевичи никогда не были ресторанными, кабацкими певцами в привычном (и дурном) для нас смысле. Только неискушенный и малоподготовленный слушатель может усмотреть в их творчестве нечто пошлое и недостойное. На самом же деле искусство Димитриевичей отличалось удивительной чистотой и искренностью. Искренность была вообще их отличительной чертой.
Похоронены в Париже на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа .
* * *
ДИМИТРИЕВИЧ АЛЕКСЕЙ ИВАНОВИЧ (23.03.1913 - 21.01.1986) - исполнитель песен и романсов, родился на Дальнем Востоке в семье кочевых цыган, зарабатывающих себе на жизнь пением. Четвертый, младший ребенок в семье, впоследствии много пел и записывался со своей сестрой Валей (11.05.1905 - 20.10.1983).
В конце гражданской войны (около 1920-21 года) семья, вместе с отступающими частями армии адмирала Колчака, из Владивостока переехала в Харбин. Потом была достаточно обширная география, последовательность которой установить теперь сложно: Гонконг, Ява, Суматра, Цейлон, Бирма и Калькутта. Где-то в 1924-25 году семья Димитриевичей приехала в Испании, где достаточно успешно концертировала несколько лет. В 1927 году Димитриевичи, которых насчитывалось уже около тридцати человек, приехали в Париж в огромном доме-фургоне, оборудованном по последнему слову техники. Главе семьи - Ивану Димитриевичу в ту пору исполнилось 60 лет, основная его профессия - лудильщик. А фургон семья получила в качестве компенсации от директора испанского цирка, в котором цыгане выступали, но цирк прогорел и денег на зарплату не нашлось (это версия А. Вертинского). Правда, в другом источнике упоминается, что семья улучшила свое материальное положение в Испании настолько, что купила дорогой и оснащенный дом-фургон для путешествий по Европе.
Димитриевичи начали выступать в русском ресторане "Эрмитаж", где к тому времени уже выступали А. Вертинский, Ю. Морфесси, Н. Полякова и другие звезды русской эмиграции. На их выступления "ходили" А. Толстой, М. Чехов и другие, в это же время Димитриевичей слушала юная Алла Баянова. Затем семья перебралась на Монпарнас в ресторан "Золотая рыбка", по другой версии это был ресторан "Распутин", где Алеша и Валя Димитриевичи проработали до конца своей жизни.
Около 1937 года цыгане Димитриевичи записали пластинку песен романсов, состав участников и содержание диска неизвестно. Примерно в эти года Валя Димитриевич вышла замуж за известного русского певца Володю Полякова, от которого в последствии родила дочь Терезу. Владимир Поляков, мужчина двух метрового роста и обладатель глубокого баса, пел в Париже в ресторанах вместе со своей сестрой Настей, Поляковы являются родственниками актрисы Марины Влади (Поляковой). Семья Димитриевичей если не дружила близко, то хорошо знала звезду русской эмиграции Надежду Плевицкую.
В это же время Алеша Дмитриевич подружился с Юлом Бриннером, с которым они пели под собственный аккомпанемент в парижских ресторанах и кабаре. В 1940 году или около того, Димитриевич из политических соображений с семьей эмигрирует в Латинскую Америку, а Бриннер в США. Затем Алеша переехал в Аргентину, где прожил достаточно долго и где получил титул - "Цыганский барон". В 1960 году вернулся в Париж, сначала пел с сестрой Валей в ресторане "Шехерезада", затем (начало 1970-х годов) был "Распутин". В "Шехерезаде" кроме Алеши и Вали пела и Тереза. В 1967 году Алеша вместе с Юлом Бриннером записывает пластинку "Мы цыгане". Так же записал пластинку с Валей цыганских песен и романсов, туда вошло двенадцать песен, шесть поет Алеша, шесть - Валя. Всего песенное наследие Димитриевичей составляет четыре (возможно - пять) пластинки, одна из них Валя и Володя Поляков.
В середине 1970-х годов, когда в Париж приехал Владимир Высоцкий, он встретился и подружился с Алешей Димитриевичем, потом они неоднократно виделись, пели песни и романсы. Родилась даже идея записать совместную пластинку и только смерть Высоцкого помешала осуществить этот проект. В 1984 году Алеша Димитриевич в первый и последний раз приехал в Нью-Йорк, где дал несколько концертов в русских ресторанах на Брайтон-бич. В середине 1980-х годов, по инициативе художника Михаила Шемякина, в сопровождении оркестра была записана пластинка "Белый альбом", в другой версии - "Табак".
В 1986 года Алеша Димитриевич скончался в Париже, отпеванием происходило в русской церкви на рю Дарю, похоронен на Сен-Женевье-де-Буа, недалеко от Вали.
В середине 1980-х годах Наталия Медведева (фотомодель, певица, писательница, одна из жен Эдуарда Лимонова), работавшая в то время в "Распутине", пыталась записать рассказы и воспоминания Алеши Димитриевича, к сожалению, безуспешно. Певец был уже довольно стар и много болел, путал места, даты и события, об этом можно прочитать в книге Н. Медведевой "Моя борьба". В 1990-х годах по инициативе скрипача и певца Н. Эрденко в России был снят художественный фильм о Димитриевиче "Цыган Алеша", в роли которого и выступи Н. Эрденко. Фильм, к сожалению, проката не имел. Так же Н. Эрденко записал диск на основе репертуара Алеши - "Москва-Париж". В 1996 году в России вышел первый диск Димитриевича "Эмигрантское танго" (два концерта), в настоящее время вышло четыре диска (это сборки и компиляции с разных пластинок), в том числе дуэты Алеши с Бриннером и Валей Димитриевич.
© Михаил Дюков.
* * *
Пресса.
Когда-то в Париже...
В России, может быть, миллионы цыган, таких
как мы, а вот здесь, в Париже, мы последние.
Валя Димитриевич.
B этой старой цыганской семье не очень-то заботились о правильном написании и произношении своей собственной фамилии. "Пропил Ваня, промотал свой отцовский Димитревич капитал," - пела Валя когда-то в Париже. И она же - в другой песне, "Моих цыганочках": "... где голосами Димитревич раздавались...". Алла Баянова, знавшая, разумеется, все семейство по тому же Парижу, пишет в своих мемуарах так: "В этих салонах выступали такие звезды, как... Дмитриевичи", "...Алеша и Валя Дмитриевичи... ". Словом, где они Димитревичи, а где - Дмитриевичи.
Между тем, правильно их фамилия звучит так - ДИМИТРИЕВИЧИ.
Мне было лет шестнадцать, когда я впервые услышал эту фамилию, произнесенную, по обыкновению, неправильно - "Димитревич". Помню даже конверт пластинки с изображением незнакомых лиц - это были Алеша и Валя.
Исполнение меня поразило, ничего подобного раньше слушать не приходилось. Слух моментально уловил какой-то непривычный общий настрой, какую-то неуловимую печать безысходности и тоски. Мне уже успели объяснить, что Димитревичи - это цыгане. Сие обстоятельство заставило удивиться не меньше, чем только что прослушанная пластинка.
Дело в том, что к пению "наших" цыган я был совершенно равнодушен. Оно и сегодня кажется мне таким же неблагозвучным и балаганным, как и в те далекие годы. Это пение слишком шумное и разухабистое, в нем много дешевой театральности.
А в музыке, записанной на контрабандной пластинке, все было очень непривычно - чувствовалась особенная "редакция", смещенность акцентов, расставленных тоже как-то особенно.
Так состоялось мое первое знакомство с их творчеством.
Брат и сестра, Алеша и Валя Димитриевичи эмигрировали из России (вместе со своим семейным кланом) после революции. Они жили и работали в Латинской Америке, объездили Западную Европу, пока не осели уже навсегда в Париже.
О первом появлении семейства Димитриевичей в Париже вспоминает Вертинский: "Табор Димитриевичей попал во Францию из Испании. Приехали они в огромном фургоне, оборудованном по последнему слову техники, с автомобильной тягой. Фургон они получили от директора какого-то бродячего цирка в счет уплаты долга, так как цирк прогорел и директор чуть ли не целый год не платил им жалованья.
Их было человек тридцать. Отец, глава всей семьи, человек лет шестидесяти, старый лудильщик самоваров, был, так сказать, монархом. Все деньги, зарабатываемые семьей, забирал он. Семья состояла из четырех его сыновей с женами и детьми и четырех молодых дочек. Попали они вначале в "Эрмитаж", где я работал. Сразу почувствовав во мне "цыганофила", Димитриевичи очень подружились со мной. Из "Эрмитажа" они попали на Монпарнас, где и утвердились окончательно в кабачке "Золотая рыбка".
Это свидетельство Вертинского, несомненно, очень интересно, однако в нем много неясного. Когда происходили описываемые события? И при чем здесь "Золотая рыбка"? Во всяком случае, Алеша и Валя "утвердились окончательно" в "Распутине".
Так или иначе, Париж стал их землей обетованной, тут они остались уже до конца своих дней; именно отсюда покатилась их слава, достигнув и покинутой ими некогда родины. "... Только слава, Димитревич, да голоса...", - эта строчка из Валиного репертуара свидетельствует о том, что они знали, конечно, себе цену. Только пусть не пугает вас это слово - ресторан - применительно к артистам.
А в парижском "Распутине" вот эта атмосфера той, старой России совсем еще недавно сохранялась благодаря Димитриевичам. Так что для Димитриевичей (как и для многих певцов дореволюционной и эмигрантской России) ресторанный паркет был такой же рабочей площадкой, какой для современного исполнителя является концертная эстрада.
Они оба, Алеша и Валя, были русскими артистами и соблюдали принятые в предреволюционную еще эпоху "правила игры". Та эпоха "зарядила" их своими традициями, которые они, брат и сестра, пронесли через всю свою жизнь. Они воплощали в себе дух времени, о котором все мы теперь знаем только понаслышке.
Алла Баянова, живой свидетель ушедшего времени, вспоминает: "...Юрий Морфесси, Владимир Поляков, Настя Полякова, Алеша и Валя Дмитриевичи. Все они в эмиграции выступали в ресторанах, но их творчество ни в коем случае не было кабацким. Им создавали прекрасные условия, соответствующее у них было освещение, внимательные, очарованные слушатели, застывшие в благоговейном почтении, и никто в момент исполнения романсов не подавал еды на стол, и никто не жевал."
Поэтому Димитриевичи никогда не были ресторанными, кабацкими певцами в привычном (и дурном) для нас смысле. Только неискушенный и малоподготовленный слушатель может усмотреть в их творчестве нечто пошлое и недостойное. На самом же деле искусство Димитриевичей отличалось удивительной чистотой и искренностью. Искренность была вообще их отличительной чертой.
Но Димитриевичи были не просто русскими артистами - они были артистами русской эмиграции.
В записях Димитриевичей инструментальным ансамблям отводится огромная роль. Они во многом определяют общее настроение. По своим составам (выбор которых во многом зависел от репертуара) они весьма разнородны. Димитриевичам аккомпанировали как "народники", так и "классический" ансамбль - рояль, скрипки и даже виолончель. В сочетании с неизменными гитарами это давало удивительный результат. О высочайшем профессионализме не приходится и говорить. Все музыканты были "что надо".
Для многих иностранцев, посещающих "злачные" места Парижа, в том числе и русский "Распутин", Димитриевичи были, конечно, экзотикой, "осколками" старой дореволюционной России. Свои, русские, относились к ним с неизменной симпатией и теплотой. Их объединяла общая память о покинутой стране.
Совсем неплохая компания собиралась иногда в "Распутине"! Валя и Алеша Димитриевичи, Володя Поляков... "На огонек" заходили "наши" - художник Михаил Шемякин, Высоцкий, один или вместе с Мариной Влади...
Когда же это меня впервые осенила мысль, что Влади просто обязана иметь к Полякову самое прямое отношение? Мало того, что они оба русские, мало того, что настоящая фамилия Влади - Полякова, так ведь она еще и по отчеству Владимировна! Витало что-то смутное, тем более, что имя Марины всплывало иногда при упоминании Володи Полякова, но чтобы с такой очевидностью обнаружилась связь... Этого мне и в голову раньше прийти не могло! А тут выстроилось все в одну линию, вот так, вдруг...
Володю Полякова я открыл для себя совершенно случайно. Получилось так, что его записи мне едва ли не навязали. Я разбирался тогда с Валиными пластинками, ни о ком, кроме Алеши и Вали, и слышать тогда не хотел. Но оказалось, что разбираться-то особенно не с чем: своего отдельного диска у Вали никогда не было. Один она записала пополам с братом, а второй - со своим мужем, Володей Поляковым. Вот тогда-то я и открыл для себя это имя.
Хорошо помню, как я вздрогнул, впервые услышав этот голос. Что это? Откуда?! Дело было даже не столько в самом голосе, сколько в совершенно неподражаемой интонации. На цыганское пение это было совсем не похоже, исполнение заставляло вспомнить о лучших шаляпинских традициях. Обладатель такого баса был просто обязан хоть когда-то иметь отношение к оперной сцене (впоследствии это подтвердилось). Хотя мало ли на свете певцов с поставленными от природы голосами. Сказать, что я был просто ошеломлен, значит не сказать ничего.
Мне не раз - в поездках, в командировках, на отдыхе - представлялась возможность демонстрировать записи Димитриевичей людям с невысоким, как бы это сказать помягче, уровнем культуры. И что же? Никакого впечатления! Загадка, парадокс! Даже такие откровенно уличные и блатные песни, как "Мурка" и "Мама, я жулика люблю...", песни с богатой историей и биографией, не находят у этой категории слушателей никакого понимания в исполнении Алеши.
Интересное "кино" получается. Не "шибко" грамотного цыгана с упоением воспринимает "шибко грамотная" интеллигенция, а те, кому, казалось бы, сам Бог велел, остаются к нему совершенно равнодушными.
Репертуар Димитриевичей отличался ярко выраженным эклектизмом. Полное отсутствие какого бы то ни было стилистического единства бросается в глаза сразу. И Валя, и Алеша не придерживались единой "линии", включая в репертуар очередной романс или песню. Их творчество представлено самыми разными жанрами - здесь можно найти романсы и "уличные" песни, таборные мелодии в соседстве с образцами "настоящей" классики. Словом, никакими рамками они себя не ограничивали. Вслед за "Цыганочками" Валя пела "Очи черные", вслед за романсом "Я вас любил" звучало чисто семейное "Пропил Ваня, промотал весь отцовский Димитревич капитал". У Алеши слышим "Ночную прохладу", потом он же поет "Мурку".
Если в целом репертуарная политика Димитриевичей ограничений не знала, то для каждого из них такие ограничения существовали. Они оба умело пользовались своими такими разными от природы голосами, и каждый выбирал для себя именно то, что наиболее соответствовало его индивидуальности.
Валя, конечно же, отличалась от брата большей "классичностью" - это слышно и по голосу, и по репертуару. "Очи черные" в ее исполнении предстают подлинным шедевром, в первозданной своей красоте и чистоте, без не успевшего еще налипнуть к романсу, за все годы его существования, слоя грязи.
"Многие из блестящих исполнителей даже подписаться не умели, а как они пели... ", - читаем у Аллы Баяновой. Думаю, она имела в виду и Димитриевичей. Как это он, Алеша, там пел? "КажНый шаг мой стерегут страданья?.." И еще: "... в аллеях заглоВшего сада... " С грамотой у него было, конечно, неважно.
... А на Рождество в Париже вдруг пошел снег. Такое бывает здесь совсем не часто - раз в пять-шесть лет. Снег все шел и шел, и совсем не собирался таять.
В Сен-Женевьев-де-Буа я приехал утром. Здесь все было русским, на этом клочке земли недалеко от Парижа. И небольшая белая церковь, и священник - отец Илья, и русские кресты, и этот белый снег везде. Много-много снега...
За воротами стояла та особенная тишина, которая свойственна,. вероятно, всем кладбищам на свете. От бесчисленных погостов, оставшихся там, в далекой отсюда России, это отличалось аккуратными, строгими рядами крестов, непривычным порядком и еще чем-то, уже совсем неуловимым.
Я зашел в конторку - то ли кладбищенскую, то ли церковную. Кто-то из соотечественников без труда провел меня к могиле Алеши. Валя была похоронена немного поодаль. Неразлучных при жизни, их почему-то разъединили после смерти.
В небольшой нише памятника горела церковная лампадка. Мне вспомнилось:
Как хороши, как свежи были розы.
Моей страной мне брошенные в гроб.
Цветов от своей страны, от России, брат и сестра так и не дождались. И только каждый день кто-то настойчиво зажигает эту маленькую лампадку...
Алексей Вереин (опубликовано в сокращении).
