Михаил Танич «Играла музыка в саду». Биография и мемуары
Автор: М.Танич
Год издания: 2000
Тираж: 10000 экз.
Количество страниц: 272 стр.
Издательство: Вагриус
Размеры (см.): 60x90
Вес (грамм): 300
Тип переплета: Твердый
ISBN: 5-264-00500-1
Несколько слов о книге:
"В этой книге – фотографии из моего семейного альбома, в основном – лирический герой в разные годы жизни с близкими людьми. Чтобы жизнь повторилась сначала, — Загляните в семейный альбом! Фотографий со знаменитостями, с которыми общаюсь по ежедневной работе, почти нет в книжке и нет их вообще – не озаботился. Их вы найдете в книжках о них, а эта книжка – обо мне. Нет также и сюжетных фотографий, по типу "Танич подбивает фашистский танк" – не было поблизости фотографа. Нет и отснятого материала о моем рождении и похоронах – по разным причинам.
Итак — "Загляните в семейный альбом!"
В старые добрые времена было принято отправлять писателей и поэтов в так называемые творческие командировки – в колхоз или на стройку – чтобы они "лучше узнали жизнь". А вот поэту Михаилу Таничу такие командировки были совершенно не нужны: "узнать жизнь" ему удалось и без них. Еще в детстве он успел хлебнуть лиха как сын врага народа. И – выпускной вечер в июне 1941 года… Воевал, дошел до Берлина, вернулся с победой, поступил в институт – и по доносу получил 6 лет лагерей. Вот тут ему повезло – не погиб, выдержал, возвратился (правда, с клеймом "пораженного в правах"). Работал и прорабом на стройке, и литсотрудником в районной газете… И все это время, начиная с детства, писал стихи. А потом его стихи стали песнями. И их запела вся страна. Но, наверное, для того, чтобы написать такие песни, надо было пройти весь этот тяжкий путь и сохранить в себе живую душу. Как сделал это настоящий поэт – Михаил Исаевич Танич.
"Текстильный городок" и "Почему я сказала вам нет", "Как хорошо быть генералом" и "Погода в доме"… Такие разные песни. Общее у них только одно: их написал Михаил Танич. А теперь он написал еще и книгу воспоминаний. Только не ищите в ней строгого, последовательного изложения событий, точной хронологии и серьезного, подробного повествования о себе – ничего этого здесь нет. А есть ироничный, веселый, непринужденный разговор с читателем – о войне и о любви, о теперешнем и минувшем… И если прозвучит вдруг горькая нота, автор тотчас торопится скрыть ее – шуткой, забавным эпизодом или стихами. Кстати, стихов в книге много, и они очень органично в ней существуют. Совсем как песни Михаила Танича в нашей жизни.
СОДЕРЖАНИЕ
6 Состоявшийся вариант
10 Человек за бортом
12 Завещание
14 Калейдоскоп
17 К слову, о Ельцине
20 Таганрог
24 Про это
27 Михаил Танич
31 Школа первой ступени
40 "Пятьсот веселый" до Ростова
44 Провинция, прощай!
48 Враг народа
53 Скрипач
55 Лучше татарина
58 Светлый Яр
61 Переход через Альпы
64 Константин Ротов
67 Женщины
73 Отступление о танках
76 Гнездо
80 Нольная линия
83 Пузо
89 Вальс Хачатуряна
92 Крещение войной
96 "Свидетель"
99 Крючки и пуговицы
102 Хорошие ребята
107 Офицерская ушанка
110 "Мордой не вышел"
114 "Магадан"
118 Портвейн три семерки
120 Песне-графия
124 Чужая судьба
126 Два портрета
129 Мариуполь
131 "Перебиты-поломаны крылья"
135 Звезды с неба
138 Первые радости
141 Кроссворд
145 "Давайте жить дружно!"
148 Птица Феникс
151 Отрицательный герой
153 6 : 1
156 А можно рукопись продать?
160 "Красное солнышко"
163 Чистилище
167 Колесо обозрения
171 Систолическая пауза
177 Будем - как Пушкин!
180 Поминки по друзьям
185 "Проскакал на розовом коне..."
187 Сергей Коржуков
195 "Лесоповал", воскресение
198 Десять заповедей
201 Грузинские дела
205 Нетелефонный разговор
211 Не ангел
215 Прощание с книгой
217 Конец после конца
220 Селедка залом
224 Сторонний человек
227 Автор газеты "Правда"
230 Исповедь?
234 Взморье
241 Лида
244 Одиннадцатый пункт
248 Весна. Черемуха. Холодрыга
252 Война. Обратная дорога
255 Смерть фараона
257 Письмо Мише Шейкину
261 Короткое замыкание. Эпилог
МИХАИЛ ТАНИЧ
Дед по отцу был набожным евреем-ортодоксом, по молодости то ли учитель, то ли раввин, не знаю,
а может быть, даже и писатель, но я застал его, человека девятнадцатого века, уже на излете его
старости. Он постоянно молился, развесив до полу свои молитвенные причиндалы, и смущал мое
пионерское сознание гравюрами работы некоего Гюстава Доре из роскошного издания Ветхого Завета.
Гравюры тоже не вдохновляли пионера-безбожника Мишу, устремленного всем своим существом на
чужие ворота: две стопки портфелей на шести или семи шагах - это уж как договоришься!
Даже семейная легенда о том, что дедушка близко знал самого Шолом Алейхема и что будто бы
именно у него во время погромов в Одессе сгорела доверенная на хранение библиотека уехавшего в
Штаты писателя, даже эта красивая легенда не могла поднять в моих глазах авторитет человека,
который верит в Бога, прости, Господи, меня нынешнего!
Во мне всякого до черта,
От неподвижности
До непоседности!
И все ничего бы,
Но есть черта,
Как бы черта оседлости.
Чертова родинка,
Мой изъян -
Местечко вместо пространства -
Она сгибает меня,
Как дворян
Распрямляло дворянство.
Ну, не был мой дед
Городским головой,
И он дрожал
Со своими курями,
Когда на Пасху городовой
Совал ему в нос
Кулаки с якорями.
Дай ему, дедушка,
Не трусь, -
Чтоб знали все в Таганроге!
А то ведь и я не распрямлюсь,
Пока не вытяну ноги.
Совсем другое - отец! Наверное, он тоже был евреем, но главное - был футболистом, не верил ни в
какого Бога, гонялся на тачанках с пулеметами за батькой Махно по мелитопольской степи и когда
влюбился в мою мать, уже замещал в свои девятнадцать лет начальника мариупольской ЧК!
А влюбился он в мою мать, вчерашнюю гимназистку, когда она принесла передачу арестованному
неизвестно за что другому моему деду, Траскунову (за какие-то чужие прокламации, оставленные в
его буржуазном доме черт-те кем - опять же семейное предание!). Надо ли говорить, что во имя
революционной целесообразности Траскунов Борис, 1868 года рождения, главный бухгалтер
Мариупольских металлургических заводов, был освобожден из-под ареста. Что, видимо, давало
основание рассчитывать на ответные шаги семьи этого недобитого буржуа.
Но здесь, однако, запахло настоящей классовой борьбой! Дедушка Траскунов распорядился не
пускать под свой балкон этого юного красавца, чекиста итальянской внешности, с гитарой.
Нет, дедушка ничего не имел против евреев (сам - из выкрестов), но он не желал брататься с
чекистами!
И мой влюбленный молодой папа, выпускник Одесского реального училища, сдал ЧК! Вы отдаете
мне дочку, а я подаю заявление в Ленинградский институт коммунального хозяйства, лады? Так
через два года в результате большого компромисса между принципиальным бухгалтером Траскуновым
и грозной мариупольской ЧК я появился на свет.
А дедушка Траскунов в войну закончил свои честные дни в эвакуации, в Тбилиси. Глубокий
пенсионер, он вечером покупал и набивал табак в папиросные гильзы, а утром рядом с тифлисскими
мальчишками торговал штучными папиросами и так добавлял клецки в свой жидкий суп. Потому что
какая была пенсия в советские времена? Менее, чем теперь. Фикция, издевательство. Цена проезда
на трамвае в один конец - туда, до кладбища.
У меня не было и нет простого и ясного ответа на вопрос: почему так давно и так повсеместно
ненавидят или, чтобы помягче, недолюбливают евреев? Мы, да, не лучше, но ведь и не хуже других!
Я не мог ответить на этот вопрос своим русским дочерям, тоже, хотя и косвенно, несущим этот
крест, но еще раньше я не мог ответить себе! Я слышал, что великая Ахматова не терпела
антисемитов. И затыкались на полуслове желавшие рассказать при ней еврейский анекдот.
(Как можно! При Ахматовой?!) Кстати, при мне - можно.
И вот когда солдатик помыл сапоги пусть не в Индийском океане, но все-таки в далекой речке
Эльбе, а потом отдал долг начальнику на лесоповале, будучи зэком Танхилевичем Михаилом
Исаевичем, статья 58, пункт 10, 6 лет ни за что, газеты вдруг ни с того ни с сего захотели
печатать его стихи, а он вдруг призадумался: не поднимутся ли вихри враждебные по поводу этого
слишком уж неблагозвучного под русскими стихами имени, и не лучше ли было бы звучать ему пусть
и не так уж придумано, а хотя бы покороче, например, Михаил Танич?! А?
И зазвучало, представьте! И сразу в "Литературной газете":
Серые шинели,
Розовые сны! -
Все, что мы сумели
Принести с войны.
И чтобы внести ясность, спрошу у вас: что это - измена, уступка, равная трусости, или, может
быть, вась-вась с антисемитами? Нет, я так понимал и так понимаю.
И я убежден: в нашей стране (не в Израиле!) ни к чему с нездешней фамилией быть чуточку впереди
титульного народа, ну просто с позиции этики негоже. Лучше быть меньше, чем больше.
Вы скажете, договорился! Значит, Миша Танхилевич пусть сидит себе в стоматологической
поликлинике или, как при царе, в антикварной лавке, и не мешает Михаилу Таничу, русскому поэту,
глаголом жечь сердца людей?
Нет, нет и нет! Но когда артист, из наших, как бы запудрить вам мозги, чтобы вы его не узнали,
стоит на сцене чуть ли не полчаса в сборном праздничном концерте со скучным текстом (первая
реприза - на пятой минуте!) и ползала зевает, а я так просто сгораю со стыда дома у телевизора,
что ему сказать?
Есть и еще один такой, не прогонишь, но пусть за него краснеют односельчане.
А он, наш, держит паузу, уверенный, что он любимец зала, да что там зала - этой страны. Он
ошибается! Да, Россия - его родина (тут ни он, ни Россия не виноваты!), но он - не главный сын
этой Родины. Пусть такой же, но лучше не выпячивайся! Когда и я забываю об этом, бейте и меня
той же хворостиной.
Однажды перед Днем Победы я оказался в зубоврачебной поликлинике на Тишинке. Жду врача. В фойе
- большой стенд "Они сражались за Родину", с двойными фотографиями. Человек теперь и он же -
юным солдатиком. А фамилии читаю такие: Ализон, Гурфинский, Рабинович, Вульфсон и еще несколько
подобных. Я потом спросил у своего врача: "Что же, только евреи, выходит, сражались за Родину?"
А он мне: "А у нас в поликлинике других фамилий просто нет!"
На этом закончим наш спор. Я победил! Победил, потому что я вам просто не предоставляю
ответного слова.
Читать полностью
