Анатолий Днепров: «Стас Намин стибрил мои песни!»
1 апреля исполнилось 60 лет композитору и певцу Анатолию Днепрову, создавшему хит советской эстрады «Радовать» («Радовать, хочу тебя сегодня радовать…») и множество других замечательных песен. Обычно он крайне неохотно идет на контакт с журналистами. Однако спецкоров «Экспресс газеты» Днепров пригласил в свой скромный загородный домик.
ТАЛАНТЫ И ПОКЛОННИКИ: Днепров с женой Ольгой и певцом Симоном Осиашвили (середина 90-х годов)
- К моему юбилею друзья предложили мне сделать большой концерт в Государственном Кремлевском дворце, - поведал Анатолий Семенович. - Еще в ноябре мы с моим директором связались с руководством ГКД и договорились об аренде зала на 1 апреля. А когда мы уже собрались вносить арендную плату, неожиданно выяснилось, что зал отдан под концерт Максима Галкина! Категорический отказ последовал и от нескольких телеканалов, куда мы обратились с просьбой показать концерт. Получается, что для олигархов, депутатов и авторитетов я петь могу, а для народа нет. Складывается впечатление, что кто-то целенаправленно перекрывает мне дорогу.
- У вас есть предположения, кто это может быть?
- У меня непростые отношения с несколькими людьми. Но повлиять на такую серьезную структуру, как Кремлевский дворец, под силу только одному человеку - Иосифу Кобзону. Полагая, что он имеет влияние на директора ГКД Петра Шаболтая, я позвонил его секретарю Варваре и сказал: «Что-то мне не дают Кремль. Можно попросить Иосифа Давыдовича, чтобы он как-то посодействовал?» Варвара заверила, что все ему передаст. Но никакой реакции не последовало. А ведь когда-то Кобзон мне много помогал. Он первым начал петь суперхит «Радовать», который я написал в 1971 году. Михаил Танич бредит во всех интервью, что он посвятил эту песню своей жене. На самом деле идея и основные слова придуманы мной. Я посвятил ее девушке, которую очень любил. К сожалению, через пару месяцев нашей совместной жизни она умерла от саркомы…
Утесов помог
- Как вам, начинающему композитору, удалось заинтересовать уже знаменитого Кобзона?
- Я просто подошел к нему на каком-то концерте и сказал, что у меня есть для него песня. Тогда это было в порядке вещей. С Кобзоном у меня сразу завязалось сотрудничество. Потом Иосиф познакомил меня с Женей Евтушенко и Беллой Ахмадулиной. Когда я впервые увидел великую поэтессу, просто обалдел. Она была крепко подшофе. Вместо зубов у нее торчали какие-то гнилые обломки. В 1972 или 1973 году Евтушенко дали возможность выступить в Колонном зале Дома союзов. Он написал на мою музыку два стихотворения. Одно я забраковал. Женя переделал стихотворение, и Иосиф спел эту песню в Колонном зале. Потом был банкет в ЦДРИ. Женя посадил нас с женой за свой стол, в самом центре. Кроме нас, там были Никита Богословский с младшим сыном, сын Дмитрия Шостаковича - Максим, Людмила Зыкина и Эдуард Хиль. Когда мы с Шостаковичем основательно накирялись, жена Евтушенко выдала, указав на Хиля: «Как жаль, что в нашем Советском Союзе такие бездарности выходят на сцену!» - «Блин! - подумал я. - Надо отсюда сваливать». А жена вышла в туалет.
КОБЗОН: «Вот где мне это ваше пение!»
Пока я ее искал, все переместились из-за стола в комнату отдыха, и Богословский начал играть на пианино. «Никита, хватит играть всякое говно! - вдруг прервал его пьяный Евтушенко. - А сейчас, товарищи, вы услышите настоящую музыку». И стал подталкивать к инструменту меня. Я сначала отказывался. А потом еще набрал градус. И в итоге сдуру сел за фоно. Тут мне и настал п…дец. Через день Богословский пошел к председателю Гостелерадио Лапину и напел ему, что Днепров, мол, несоветский композитор. То же самое он повторил на худсовете фирмы грамзаписи «Мелодия». И целых полтора года я был исключен отовсюду. Помог мне легендарный Леонид Утесов, который жил со мной в одном доме. «Леонид Осипович, мне есть не на что, - пожаловался я ему. - Богословский мне все закрыл». Утесов наехал на Богословского: «Слушай, Никитка, ты чего трогаешь парня? Парень-то хороший». Вскоре на очередном заседании худсовета «Мелодии» Богословский неожиданно для всех одобрил мои песни.
- Постойте! Вы же только что говорили, что жили в нищете. Как же вам вдруг удалось стать соседом самого Утесова?
- В этом доме жила моя жена Ольга с родителями. Ее папа, Павел Леонидов, был известным концертным администратором и не менее известным поэтом-песенником. Как администратор, он первым начал делать концерты на стадионах и помогал зарабатывать большие деньги практически всем популярным исполнителям того времени, включая того же Кобзона. Сыграл Леонидов существенную роль и в моей судьбе. Именно он в конце 70-х подбил нас с Ольгой эмигрировать вместе с ним в Америку. Сказал, что меня там ждет контракт с «Коламбия рекордс». В это время Стас Намин готовил к выпуску пластинку своей группы с двумя моими песнями. И, воспользовавшись моим отъездом, подписал их своим именем. Одна из этих песен - «Стучат колеса» - стала хитом. Естественно, все авторские за нее Стас забирал себе. Ему даже в голову не пришло поделиться хотя бы с моей тещей, которая осталась в Москве. После возвращения из Америки я пытался выяснить с ним отношения. Но понял, что это бесполезно. Ведь Стас - выходец из номенклатуры. Внук Анастаса Микояна, пасынок замминистра культуры Кухарского («ЭГ» N 13, 2007 г.). Кстати, «Стучат колеса» исполнял Игорь Саруханов, с которым я лично эту песню разучивал. С нее он начался как певец. Спустя много лет я встретил его на концерте в «Олимпийском». Он прошел мимо меня, не поздоровавшись. А когда я его окликнул, растерянно пробормотал: «Да-да, что-то припоминаю из далекого детства». Я просто охренел.
Орбакайте пожалела
- Почему вы не остались жить в Америке? Как же контракт, который вам обещал тесть?
- На самом деле никакого контракта не было. Леонидов его выдумал, чтобы уговорить дочку на отъезд из Союза. Тем не менее без работы я в Америке не остался. Я был одним из самых высокооплачиваемых наших музыкантов. Бывало, что три дня работал в ресторане на одной стороне улицы и три дня у их конкурентов на другой стороне. О возвращении в Союз тогда не могло быть и речи. Тех, кто уехал, считали предателями. Вернулся я уже после падения «железного занавеса». «Давай иди художественным руководителем в мой оркестр!» - предложил мне Кобзон. На что я ответил: «Нет, я хочу попробовать работать сам». - «Ну что ж… - сказал он. - Будешь жить на средства своих родителей».
МОЛОДОЙ КОМПОЗИТОР: Анатолий в своей московской квартире (1978 год)
Как потом мне рассказывал конферансье Эдик Смольный, по «Москонцерту» тогда был отдан негласный приказ: «Днепрова в концертах не занимать». Как ни странно, для меня это было самое кайфовое время. «Москонцерт» меня не трогал. И я раз в неделю спокойно работал со своим шоу в кооперативном кафе «Радуга». Получал очень неплохие деньги. Однажды в «Радугу» пришла Пугачева с Розенбаумом, Кристиной Орбакайте и администратором Олегом Непомнящим. После выступления они пригласили меня за свой столик. «Жалко, что нет Вовы (Преснякова. - А.Б., М.Ф.), - начала говорить Кристина. - Послушал бы, как петь нужно». В этот момент Пугачева под столом со всей силы дарбалызнула ее ногой. И она сразу осеклась.
- Что же вы не воспользовались случаем, чтобы подружиться с Пугачевой? Глядишь, сейчас в пику Кобзону она бы вас поддержала…
- Я был знаком с ней еще до отъезда в Америку. Тогда Алла даже приглашала меня к себе домой. Жила она еще в Кузьминках, около кольцевой дороги. Помню, я еле нашел ее дом. Она мне показывала песни. Сказала, что это какой-то композитор из Запорожья по фамилии Горбонос. Но я сразу врубился, что это она сама. «Я бы это сделал так, - стал говорить я. - А это сделал бы вот так». Она талантливый человек. Но не авторитет для меня. Для меня авторитеты - Элтон Джон, Джордж Майкл, Уитни Хьюстон. Возможно, поэтому у меня и не заладилась дружба с Аллой. Вскоре после моего приезда из Америки Миша Жванецкий предложил мне сделать концерт во дворце спорта «Измайлово». И администратор Варшавский, который занимался этим концертом, позвонил Алле, чтобы ее пригласить. Попал на Женю Болдина. И тот заявил: «А мы с Аллой не пойдем на концерт Днепрова. Он предал не только Россию, но и Америку. Это мнение Аллы». Варшавский разговаривал с ним по телефону с «громкой связью». И я все это слышал. Через некоторое время Жванецкий получил офис на Тверской и устроил там презентацию. Пригласил Аллу, Градского. А меня попросил привезти мою музыкальную аппаратуру. Алла, увидев меня, как ни в чем не бывало со мной поздоровалась. «Знаешь, после того, что я услышал от Болдина, я с тобой вообще разговаривать не хочу», - сказал я. Выяснив, в чем дело, Алла позвала Женю и закатила ему скандал. В итоге мы напились и устроили джэм-сейшн. Потом она периодически звала меня на какие-то свои тусовки. Но мне неинтересно тусоваться с этими людьми. Многие их произведения откровенно сп…жены.
Михаил Филимонов, Александр Бойков, Экспресс Газета 15 (636) от 15.04.2007 г.
- К моему юбилею друзья предложили мне сделать большой концерт в Государственном Кремлевском дворце, - поведал Анатолий Семенович. - Еще в ноябре мы с моим директором связались с руководством ГКД и договорились об аренде зала на 1 апреля. А когда мы уже собрались вносить арендную плату, неожиданно выяснилось, что зал отдан под концерт Максима Галкина! Категорический отказ последовал и от нескольких телеканалов, куда мы обратились с просьбой показать концерт. Получается, что для олигархов, депутатов и авторитетов я петь могу, а для народа нет. Складывается впечатление, что кто-то целенаправленно перекрывает мне дорогу.
- У вас есть предположения, кто это может быть?
- У меня непростые отношения с несколькими людьми. Но повлиять на такую серьезную структуру, как Кремлевский дворец, под силу только одному человеку - Иосифу Кобзону. Полагая, что он имеет влияние на директора ГКД Петра Шаболтая, я позвонил его секретарю Варваре и сказал: «Что-то мне не дают Кремль. Можно попросить Иосифа Давыдовича, чтобы он как-то посодействовал?» Варвара заверила, что все ему передаст. Но никакой реакции не последовало. А ведь когда-то Кобзон мне много помогал. Он первым начал петь суперхит «Радовать», который я написал в 1971 году. Михаил Танич бредит во всех интервью, что он посвятил эту песню своей жене. На самом деле идея и основные слова придуманы мной. Я посвятил ее девушке, которую очень любил. К сожалению, через пару месяцев нашей совместной жизни она умерла от саркомы…
Утесов помог
- Как вам, начинающему композитору, удалось заинтересовать уже знаменитого Кобзона?
- Я просто подошел к нему на каком-то концерте и сказал, что у меня есть для него песня. Тогда это было в порядке вещей. С Кобзоном у меня сразу завязалось сотрудничество. Потом Иосиф познакомил меня с Женей Евтушенко и Беллой Ахмадулиной. Когда я впервые увидел великую поэтессу, просто обалдел. Она была крепко подшофе. Вместо зубов у нее торчали какие-то гнилые обломки. В 1972 или 1973 году Евтушенко дали возможность выступить в Колонном зале Дома союзов. Он написал на мою музыку два стихотворения. Одно я забраковал. Женя переделал стихотворение, и Иосиф спел эту песню в Колонном зале. Потом был банкет в ЦДРИ. Женя посадил нас с женой за свой стол, в самом центре. Кроме нас, там были Никита Богословский с младшим сыном, сын Дмитрия Шостаковича - Максим, Людмила Зыкина и Эдуард Хиль. Когда мы с Шостаковичем основательно накирялись, жена Евтушенко выдала, указав на Хиля: «Как жаль, что в нашем Советском Союзе такие бездарности выходят на сцену!» - «Блин! - подумал я. - Надо отсюда сваливать». А жена вышла в туалет.
Пока я ее искал, все переместились из-за стола в комнату отдыха, и Богословский начал играть на пианино. «Никита, хватит играть всякое говно! - вдруг прервал его пьяный Евтушенко. - А сейчас, товарищи, вы услышите настоящую музыку». И стал подталкивать к инструменту меня. Я сначала отказывался. А потом еще набрал градус. И в итоге сдуру сел за фоно. Тут мне и настал п…дец. Через день Богословский пошел к председателю Гостелерадио Лапину и напел ему, что Днепров, мол, несоветский композитор. То же самое он повторил на худсовете фирмы грамзаписи «Мелодия». И целых полтора года я был исключен отовсюду. Помог мне легендарный Леонид Утесов, который жил со мной в одном доме. «Леонид Осипович, мне есть не на что, - пожаловался я ему. - Богословский мне все закрыл». Утесов наехал на Богословского: «Слушай, Никитка, ты чего трогаешь парня? Парень-то хороший». Вскоре на очередном заседании худсовета «Мелодии» Богословский неожиданно для всех одобрил мои песни.
- Постойте! Вы же только что говорили, что жили в нищете. Как же вам вдруг удалось стать соседом самого Утесова?
- В этом доме жила моя жена Ольга с родителями. Ее папа, Павел Леонидов, был известным концертным администратором и не менее известным поэтом-песенником. Как администратор, он первым начал делать концерты на стадионах и помогал зарабатывать большие деньги практически всем популярным исполнителям того времени, включая того же Кобзона. Сыграл Леонидов существенную роль и в моей судьбе. Именно он в конце 70-х подбил нас с Ольгой эмигрировать вместе с ним в Америку. Сказал, что меня там ждет контракт с «Коламбия рекордс». В это время Стас Намин готовил к выпуску пластинку своей группы с двумя моими песнями. И, воспользовавшись моим отъездом, подписал их своим именем. Одна из этих песен - «Стучат колеса» - стала хитом. Естественно, все авторские за нее Стас забирал себе. Ему даже в голову не пришло поделиться хотя бы с моей тещей, которая осталась в Москве. После возвращения из Америки я пытался выяснить с ним отношения. Но понял, что это бесполезно. Ведь Стас - выходец из номенклатуры. Внук Анастаса Микояна, пасынок замминистра культуры Кухарского («ЭГ» N 13, 2007 г.). Кстати, «Стучат колеса» исполнял Игорь Саруханов, с которым я лично эту песню разучивал. С нее он начался как певец. Спустя много лет я встретил его на концерте в «Олимпийском». Он прошел мимо меня, не поздоровавшись. А когда я его окликнул, растерянно пробормотал: «Да-да, что-то припоминаю из далекого детства». Я просто охренел.
Орбакайте пожалела
- Почему вы не остались жить в Америке? Как же контракт, который вам обещал тесть?
- На самом деле никакого контракта не было. Леонидов его выдумал, чтобы уговорить дочку на отъезд из Союза. Тем не менее без работы я в Америке не остался. Я был одним из самых высокооплачиваемых наших музыкантов. Бывало, что три дня работал в ресторане на одной стороне улицы и три дня у их конкурентов на другой стороне. О возвращении в Союз тогда не могло быть и речи. Тех, кто уехал, считали предателями. Вернулся я уже после падения «железного занавеса». «Давай иди художественным руководителем в мой оркестр!» - предложил мне Кобзон. На что я ответил: «Нет, я хочу попробовать работать сам». - «Ну что ж… - сказал он. - Будешь жить на средства своих родителей».
Как потом мне рассказывал конферансье Эдик Смольный, по «Москонцерту» тогда был отдан негласный приказ: «Днепрова в концертах не занимать». Как ни странно, для меня это было самое кайфовое время. «Москонцерт» меня не трогал. И я раз в неделю спокойно работал со своим шоу в кооперативном кафе «Радуга». Получал очень неплохие деньги. Однажды в «Радугу» пришла Пугачева с Розенбаумом, Кристиной Орбакайте и администратором Олегом Непомнящим. После выступления они пригласили меня за свой столик. «Жалко, что нет Вовы (Преснякова. - А.Б., М.Ф.), - начала говорить Кристина. - Послушал бы, как петь нужно». В этот момент Пугачева под столом со всей силы дарбалызнула ее ногой. И она сразу осеклась.
- Что же вы не воспользовались случаем, чтобы подружиться с Пугачевой? Глядишь, сейчас в пику Кобзону она бы вас поддержала…
- Я был знаком с ней еще до отъезда в Америку. Тогда Алла даже приглашала меня к себе домой. Жила она еще в Кузьминках, около кольцевой дороги. Помню, я еле нашел ее дом. Она мне показывала песни. Сказала, что это какой-то композитор из Запорожья по фамилии Горбонос. Но я сразу врубился, что это она сама. «Я бы это сделал так, - стал говорить я. - А это сделал бы вот так». Она талантливый человек. Но не авторитет для меня. Для меня авторитеты - Элтон Джон, Джордж Майкл, Уитни Хьюстон. Возможно, поэтому у меня и не заладилась дружба с Аллой. Вскоре после моего приезда из Америки Миша Жванецкий предложил мне сделать концерт во дворце спорта «Измайлово». И администратор Варшавский, который занимался этим концертом, позвонил Алле, чтобы ее пригласить. Попал на Женю Болдина. И тот заявил: «А мы с Аллой не пойдем на концерт Днепрова. Он предал не только Россию, но и Америку. Это мнение Аллы». Варшавский разговаривал с ним по телефону с «громкой связью». И я все это слышал. Через некоторое время Жванецкий получил офис на Тверской и устроил там презентацию. Пригласил Аллу, Градского. А меня попросил привезти мою музыкальную аппаратуру. Алла, увидев меня, как ни в чем не бывало со мной поздоровалась. «Знаешь, после того, что я услышал от Болдина, я с тобой вообще разговаривать не хочу», - сказал я. Выяснив, в чем дело, Алла позвала Женю и закатила ему скандал. В итоге мы напились и устроили джэм-сейшн. Потом она периодически звала меня на какие-то свои тусовки. Но мне неинтересно тусоваться с этими людьми. Многие их произведения откровенно сп…жены.
Михаил Филимонов, Александр Бойков, Экспресс Газета 15 (636) от 15.04.2007 г.
