Максим Кравчинский «Русская песня в изгнании» 1-е издание. 2007г., 2-е издание 2008г.
«Русская песня в изгнании», изд-во «Деком». 1-е издание. 2007 год. 2-е издание, переработанное и основательно дополненное новыми фактами и фото- материалами, 2008г.
От издателя:
Это первая книга об эстраде русского зарубежья, которая не ограничивается периодом 20-30 гг. XX века.
Легким литературным языком автор повествует о судьбах, взлетах и падениях артистов русского зарубежья.
Как сын русского казака, инкассатор из Болгарии Борис Рубашкин бежал на Запад и стал звездой мировой оперной сцены, а потом был завербован американской разведкой?
Как подруга Матисса и Майоля, а в дальнейшем миллионерша-галерейщица и автор уникального альбома «блатных песен» Дина Верни попала в гестапо и выбралась оттуда благодаря » любимому скульптору Адольфа Гитлера?
Как Федор Иванович Шаляпин относился к ресторанным певцам и цыганскому романсу? Почему А. Вертинский и П. Лещенко падали перед ним на колени и целовали руки?
Какое отношение к песням эмигрантов имеют Максим Горький, Лев Толстой, Иосиф Бродский, братья Мавроди, Александр Солженицын, Ив Монтан, Михаил Шемякин и Эдуард Лимонов?
Как живется сегодня на вновь обретенной родине Вилли Токареву, Михаилу Шуфутинскому и Любови Успенской?
А еще две истории о русской мафии, любви и, конечно, песне.
На диске, прилагаемом к книге собраны песни В.Токарева, М.Шуфутинского, А.Могилевского и многих других.
Марк Гурьев, Polaris
Книга Максима Кравчинского, вышедшая в биографической серии «Имена» («Оскар Строк: король и подданный» и др.), посвящена знаменитым песням эмигрантов и неординарным личностям, их исполнявшим на протяжении нескольких десятилетий — от Александра Вертинского до Алексея Хвостенко (знаменитого Хвоста), от Петра Лещенко и Юрия Морфесси до Михаила Гулько и Владислава Медяника — короче говоря, это книга о русском шансоне во всех его разнообразных, порой экзотических и невероятных, проявлениях.
Автор книги увлекся запретным шансоном в советской юности, когда в начале 80-х распространение кассет с записями «эмигрантов» приобрело характер народного бума. Многие помнят, как из распахнутых летом окон «хрущоб» и номенклатурных дач, из пыльных, устрашающего вида автомагнитол «жигулей» и «волг», неслись звуки музыки, настолько чуждой советскому духу и образу жизни, что дальше некуда. Именно тем и была привлекательна эта музыка — непохожестью на советскую эстраду, ни тематикой, ни мелодиями, ни манерой исполнения. Имен-то не знали. Первым, кого отличили по-настоящему, стали узнавать, был Вилли Токарев. Затем Шуфутинский, Любовь Успенская, Михаил Гулько, Анатолий Могилевский, в общем, по шутливому выражению Кравчинского, «могучая кучка Брайтон-бич».
Затем узнавание приобрело вид ретроспективной проекции. Меломаны-коллекционеры немало способствовали популяризации Петра Лещенко, Юрия Морфесси, Аллы Баяновой и многих других мэтров эмигрантского шансона. Конечно, их пластинки слушали в Союзе и в страшные тридцатые-сороковые, провозили тайно из-за рубежа в пятидесятые-шестидесятые (когда борьба с «низкопоклонством» и всем чуждым советскому образу мысли была особенно жесткой), однако массовая популярность эмигрантской песни в СССР отмечена только в начале 80-х (творчество эмигрантов «третьей волны»). Она была экзотическим коктейлем. Здесь и белогвардейская лирика, и цыганский романс, и классический «блатняк», и эмигрантские куплеты, и ретро-декаданс.
В этой книге впервые предпринята попытка свести воедино разрозненные сведения о жизни и творчестве тех, кто сохранил «русскую песню в изгнании». Собранный автором за два десятка лет материал, музыкальный и документальный архив, стал основой для очень интересного экскурса в историю шансона.
Сергей Жаров и его знаменитый на весь мир казачий хор, Иван Ребров, Людмила Лопато, Иза Кремер, Анна Марли (награжденная французским орденом Почетного легиона за «Марш партизан», ставший одним из гимнов Сопротивления…), Алеша Димитриевич, Юл Бриннер, Слава Вольный, Дина Верни и многие другие — это даже если не переходить еще к «Золотому веку» эпохи третьей волны эмиграции… Причудливое переплетение имен, стилей и судеб.
Федор Шаляпин, который отнюдь не чурался «цыганщины» и «легких песенок». И — исполнители одесского «блатняка».
Трагический Пьеро-Вертинский. И — развеселый Борис Сичкин (он же знаменитый Буба Касторский).
Королева эмиграции Людмила Лопато, хозяйка знаменитого парижского ресторана «Русский павильон». И — «плохая девочка» Наталья Медведева (ютившаяся с мужем, талантливым литературным маргиналом Эдуардом Лимоновым, в крохотной парижской квартирке), «ночная певица» в кабаре «Распутин»… Отдельное спасибо автору за хоть и краткий, но трогательный рассказ об Алексее Хвостенко, творчество которого настолько самобытно и не похоже ни на что на свете, что словами это описать просто невозможно. Но можно хотя бы достать (у кого есть) пыльную пластинку «Чайник вина» (сверхъестественные аранжировки Л. Федорова и гр. «АукцЫон»…) и услышать (загадочный, с хрипотцой голос) слова, процитированные Кравчинским в конце рассказа о Хвосте:
Ну, пора, товарищи, прощайте.
Вы меня совсем не вспоминайте,
Никогда не вспоминайте,
Иногда не забывайте…
Жаль только, не вошел в компакт-диск, прилагаемый к книге, «Под небом голубым есть город золотой» в исполнении Хвостенко…
Так вот, о диске чуть не забыли! Как и в случае с книгой об Оскаре Строке, наличествует подарок читателю — оформленный под грампластинку диск знаменитой пиратской (в недавнем прошлом) студии «АНТРОП» (то есть — Андрей Тропилло). На диске — классика русского шансона.
ПЕСНЯ ИЗ ПОДПОЛЬЯ, газета «ВЕЧЕРНИЙ ЧЕЛЯБИНСК»
Издательство «Деком» выпустило книгу Максима Кравчинского «Русская песня
в изгнании». Это первая книга об эстраде русского зарубежья, которая не ограничивается периодом 20 — 30-х годов XX века. Автор рассказывает о судьбах не только таких артистов, как Александр Вертинский и Петр Лещенко, но и Бориса Рубашкина, Дины Верни, Вилли Токарева, Михаила Шуфутинского, Любови УспенскойПрослежены связи с эстрадой Максима Горького, Иосифа Бродского,
Александра Солженицына. К книге Кравчинского приложен компакт-диск.
С Кравчинским мы знакомы. Когда встречаемся в Москве, всегда находим темы для разговора, чаще о книгах. Максим — типичный «книжный червь», с самого детства. Но есть еще одна тема, о которой он может говорить постоянно, — русский шансон! И
здесь я уже не могу быть ему достойным собеседником. Вообще-то у Максима образование отнюдь не гуманитарное. Долгое время работал в банке. Но шансон, точнее любовь к нему, победил, и сейчас он редактор журнала, специализирующегося
на столь интересной ему теме. А теперь еще и книгу написал и прислал нам. Сегодня мы с разрешения Максима публикуем отрывок одной из начальных глав.
«Впервые я услышал песни эмигрантов в начале 80-х годов. Кассету принес знакомый моего деда — продвинутый воронежский дантист Валера. Несколько недель лента безостановочно звучала снова и снова. Я выучил наизусть «Небоскребы», «Стаканчики», «Чубчик»… Первое время вопрос, кто это поет, меня
не заботил. Хотелось просто слушать музыку, так не похожую на официальную эстраду тех лет.
Значительная часть «запрещенной песни» приходила в СССР из-за рубежа. Первая волна русской эмиграции, «девятым валом» накрывшая Европу после 1917 года, положила начало понятию «эмигрантская песня».
Александр Вертинский, Петр Лещенко, Юрий Морфесси, Константин Сокольский, Алла Баянова, Надежда Плевицкая, Иза Кремер, Настя Полякова — вот самые яркие звезды того времени. «Старшим братом» в этой плеяде по праву считается
Александр Николаевич Вертинский. Он родился в Киеве в 1889 году, рано потерял родителей. В юности освоил гитару, пел «цыганские романсы», пытался сочинять сам. Начинал как автор коротких рассказов, публиковался в журналах, снимался в
массовке на студии Ханжонкова. В 1913 году поступил на службу в небольшой театр миниатюр в Москве, где пришел первый успех, но началась Первая мировая война. Вертинский под именем Брата Пьеро два года провел медбратом в санитарном
поезде. За время службы Александр повзрослел, расстался с пагубной привычкой к кокаину, с которым у него был бурный «роман» перед войной. Кстати, старшая сестра Вертинского, не сумев разобраться в личных проблемах, умерла в 1914 году
от передозировки этого наркотика. С 1930 года Вертинского стали издавать на пластинках, которые, контрабандой попадая в СССР, создавали ему будущую
аудиторию. После возвращения из эмиграции Вертинский за 14 лет, прожитых в СССР, даст тысячи концертов, снимется в нескольких кинофильмах, но не получит никакого актерского звания и не выпустит при жизни ни одной пластинки на родине.
С 1925 года почти десять лет Вертинский подолгу жил и выступал в Париже. Он был востребован, успешен, обеспечен, но через восемь лет артист принял решение покинуть Европу и отправиться покорять Америку. Некоторые из биографов предполагают, что сделал это Александр Николаевич из-за появления на горизонте конкурента в лице Петра Лещенко. Что ж, такое вполне вероятно. Тиражи пластинок этого певца в 30-е годы были гигантскими, успех у публики колоссальный, и, хотя репертуар был не столь утончен, как у Вертинского, публика тех лет предпочитала Лещенко едва ли не больше «печального Пьеро». Петр Константинович Лещенко родился в 1898 году недалеко от Одессы. В Первую мировую был призван в армию, впоследствии принимал участие в Гражданской войне на стороне белых.
Артистическую карьеру начинал как танцор. В 1925 году на гастролях
в Париже познакомился со своей будущей женой — танцовщицей Зинаидой Закит. Семейный дуэт стал выступать вместе: она танцевала, он пел, аккомпанируя себе на гитаре, которой владел виртуозно. До начала Второй мировой войны Петр Лещенко побывал с гастролями в дюжине стран, о нем много и восторженно писала зарубежная пресса, на выступлениях ждали аншлаги. Жил артист то в Бухаресте, где владел
элитным рестораном, то на родине жены в Риге. В 1941 году Петра Лещенко как гражданина Румынии призывают в армию. Он всячески уклоняется от призыва, но так или иначе в конце войны наденет форму румынской армии, которая, как известно,
воевала на стороне Германии. В 1942 году певец получил приглашение сделать несколько выступлений в Одессе, оккупированной тогда румынами, он согласился и на одном из концертов влюбился в 19-летнюю аккомпаниаторшу Веру Белоусову.
Страсть, видимо, была нешуточная — Лещенко бросил жену с девятилетним сыном и зажил с новой семьей. В августе 1944-го Красная Армия заняла Бухарест. На жизни Лещенко как артиста это отразилось не очень заметно. Почти семь лет они с молодой женой много ездили по Румынии, пели для советских офицеров. В марте 1951 года Петра Константиновича арестовали в фойе во время антракта. Ему дали пять лет за
службу на стороне врага и отправили в лагерь, где он умер в тюремной больнице 16 июля 1954 года. В своей последней записке родным из тюрьмы Петр Лещенко написал: «Приказываю всем долго жить».
От издателя:
Это первая книга об эстраде русского зарубежья, которая не ограничивается периодом 20-30 гг. XX века.
Легким литературным языком автор повествует о судьбах, взлетах и падениях артистов русского зарубежья.
Как сын русского казака, инкассатор из Болгарии Борис Рубашкин бежал на Запад и стал звездой мировой оперной сцены, а потом был завербован американской разведкой?
Как подруга Матисса и Майоля, а в дальнейшем миллионерша-галерейщица и автор уникального альбома «блатных песен» Дина Верни попала в гестапо и выбралась оттуда благодаря » любимому скульптору Адольфа Гитлера?
Как Федор Иванович Шаляпин относился к ресторанным певцам и цыганскому романсу? Почему А. Вертинский и П. Лещенко падали перед ним на колени и целовали руки?
Какое отношение к песням эмигрантов имеют Максим Горький, Лев Толстой, Иосиф Бродский, братья Мавроди, Александр Солженицын, Ив Монтан, Михаил Шемякин и Эдуард Лимонов?
Как живется сегодня на вновь обретенной родине Вилли Токареву, Михаилу Шуфутинскому и Любови Успенской?
А еще две истории о русской мафии, любви и, конечно, песне.
На диске, прилагаемом к книге собраны песни В.Токарева, М.Шуфутинского, А.Могилевского и многих других.
Марк Гурьев, Polaris
Книга Максима Кравчинского, вышедшая в биографической серии «Имена» («Оскар Строк: король и подданный» и др.), посвящена знаменитым песням эмигрантов и неординарным личностям, их исполнявшим на протяжении нескольких десятилетий — от Александра Вертинского до Алексея Хвостенко (знаменитого Хвоста), от Петра Лещенко и Юрия Морфесси до Михаила Гулько и Владислава Медяника — короче говоря, это книга о русском шансоне во всех его разнообразных, порой экзотических и невероятных, проявлениях.
Автор книги увлекся запретным шансоном в советской юности, когда в начале 80-х распространение кассет с записями «эмигрантов» приобрело характер народного бума. Многие помнят, как из распахнутых летом окон «хрущоб» и номенклатурных дач, из пыльных, устрашающего вида автомагнитол «жигулей» и «волг», неслись звуки музыки, настолько чуждой советскому духу и образу жизни, что дальше некуда. Именно тем и была привлекательна эта музыка — непохожестью на советскую эстраду, ни тематикой, ни мелодиями, ни манерой исполнения. Имен-то не знали. Первым, кого отличили по-настоящему, стали узнавать, был Вилли Токарев. Затем Шуфутинский, Любовь Успенская, Михаил Гулько, Анатолий Могилевский, в общем, по шутливому выражению Кравчинского, «могучая кучка Брайтон-бич».
Затем узнавание приобрело вид ретроспективной проекции. Меломаны-коллекционеры немало способствовали популяризации Петра Лещенко, Юрия Морфесси, Аллы Баяновой и многих других мэтров эмигрантского шансона. Конечно, их пластинки слушали в Союзе и в страшные тридцатые-сороковые, провозили тайно из-за рубежа в пятидесятые-шестидесятые (когда борьба с «низкопоклонством» и всем чуждым советскому образу мысли была особенно жесткой), однако массовая популярность эмигрантской песни в СССР отмечена только в начале 80-х (творчество эмигрантов «третьей волны»). Она была экзотическим коктейлем. Здесь и белогвардейская лирика, и цыганский романс, и классический «блатняк», и эмигрантские куплеты, и ретро-декаданс.
В этой книге впервые предпринята попытка свести воедино разрозненные сведения о жизни и творчестве тех, кто сохранил «русскую песню в изгнании». Собранный автором за два десятка лет материал, музыкальный и документальный архив, стал основой для очень интересного экскурса в историю шансона.
Сергей Жаров и его знаменитый на весь мир казачий хор, Иван Ребров, Людмила Лопато, Иза Кремер, Анна Марли (награжденная французским орденом Почетного легиона за «Марш партизан», ставший одним из гимнов Сопротивления…), Алеша Димитриевич, Юл Бриннер, Слава Вольный, Дина Верни и многие другие — это даже если не переходить еще к «Золотому веку» эпохи третьей волны эмиграции… Причудливое переплетение имен, стилей и судеб.
Федор Шаляпин, который отнюдь не чурался «цыганщины» и «легких песенок». И — исполнители одесского «блатняка».
Трагический Пьеро-Вертинский. И — развеселый Борис Сичкин (он же знаменитый Буба Касторский).
Королева эмиграции Людмила Лопато, хозяйка знаменитого парижского ресторана «Русский павильон». И — «плохая девочка» Наталья Медведева (ютившаяся с мужем, талантливым литературным маргиналом Эдуардом Лимоновым, в крохотной парижской квартирке), «ночная певица» в кабаре «Распутин»… Отдельное спасибо автору за хоть и краткий, но трогательный рассказ об Алексее Хвостенко, творчество которого настолько самобытно и не похоже ни на что на свете, что словами это описать просто невозможно. Но можно хотя бы достать (у кого есть) пыльную пластинку «Чайник вина» (сверхъестественные аранжировки Л. Федорова и гр. «АукцЫон»…) и услышать (загадочный, с хрипотцой голос) слова, процитированные Кравчинским в конце рассказа о Хвосте:
Ну, пора, товарищи, прощайте.
Вы меня совсем не вспоминайте,
Никогда не вспоминайте,
Иногда не забывайте…
Жаль только, не вошел в компакт-диск, прилагаемый к книге, «Под небом голубым есть город золотой» в исполнении Хвостенко…
Так вот, о диске чуть не забыли! Как и в случае с книгой об Оскаре Строке, наличествует подарок читателю — оформленный под грампластинку диск знаменитой пиратской (в недавнем прошлом) студии «АНТРОП» (то есть — Андрей Тропилло). На диске — классика русского шансона.
ПЕСНЯ ИЗ ПОДПОЛЬЯ, газета «ВЕЧЕРНИЙ ЧЕЛЯБИНСК»
Издательство «Деком» выпустило книгу Максима Кравчинского «Русская песня
в изгнании». Это первая книга об эстраде русского зарубежья, которая не ограничивается периодом 20 — 30-х годов XX века. Автор рассказывает о судьбах не только таких артистов, как Александр Вертинский и Петр Лещенко, но и Бориса Рубашкина, Дины Верни, Вилли Токарева, Михаила Шуфутинского, Любови УспенскойПрослежены связи с эстрадой Максима Горького, Иосифа Бродского,
Александра Солженицына. К книге Кравчинского приложен компакт-диск.
С Кравчинским мы знакомы. Когда встречаемся в Москве, всегда находим темы для разговора, чаще о книгах. Максим — типичный «книжный червь», с самого детства. Но есть еще одна тема, о которой он может говорить постоянно, — русский шансон! И
здесь я уже не могу быть ему достойным собеседником. Вообще-то у Максима образование отнюдь не гуманитарное. Долгое время работал в банке. Но шансон, точнее любовь к нему, победил, и сейчас он редактор журнала, специализирующегося
на столь интересной ему теме. А теперь еще и книгу написал и прислал нам. Сегодня мы с разрешения Максима публикуем отрывок одной из начальных глав.
«Впервые я услышал песни эмигрантов в начале 80-х годов. Кассету принес знакомый моего деда — продвинутый воронежский дантист Валера. Несколько недель лента безостановочно звучала снова и снова. Я выучил наизусть «Небоскребы», «Стаканчики», «Чубчик»… Первое время вопрос, кто это поет, меня
не заботил. Хотелось просто слушать музыку, так не похожую на официальную эстраду тех лет.
Значительная часть «запрещенной песни» приходила в СССР из-за рубежа. Первая волна русской эмиграции, «девятым валом» накрывшая Европу после 1917 года, положила начало понятию «эмигрантская песня».
Александр Вертинский, Петр Лещенко, Юрий Морфесси, Константин Сокольский, Алла Баянова, Надежда Плевицкая, Иза Кремер, Настя Полякова — вот самые яркие звезды того времени. «Старшим братом» в этой плеяде по праву считается
Александр Николаевич Вертинский. Он родился в Киеве в 1889 году, рано потерял родителей. В юности освоил гитару, пел «цыганские романсы», пытался сочинять сам. Начинал как автор коротких рассказов, публиковался в журналах, снимался в
массовке на студии Ханжонкова. В 1913 году поступил на службу в небольшой театр миниатюр в Москве, где пришел первый успех, но началась Первая мировая война. Вертинский под именем Брата Пьеро два года провел медбратом в санитарном
поезде. За время службы Александр повзрослел, расстался с пагубной привычкой к кокаину, с которым у него был бурный «роман» перед войной. Кстати, старшая сестра Вертинского, не сумев разобраться в личных проблемах, умерла в 1914 году
от передозировки этого наркотика. С 1930 года Вертинского стали издавать на пластинках, которые, контрабандой попадая в СССР, создавали ему будущую
аудиторию. После возвращения из эмиграции Вертинский за 14 лет, прожитых в СССР, даст тысячи концертов, снимется в нескольких кинофильмах, но не получит никакого актерского звания и не выпустит при жизни ни одной пластинки на родине.
С 1925 года почти десять лет Вертинский подолгу жил и выступал в Париже. Он был востребован, успешен, обеспечен, но через восемь лет артист принял решение покинуть Европу и отправиться покорять Америку. Некоторые из биографов предполагают, что сделал это Александр Николаевич из-за появления на горизонте конкурента в лице Петра Лещенко. Что ж, такое вполне вероятно. Тиражи пластинок этого певца в 30-е годы были гигантскими, успех у публики колоссальный, и, хотя репертуар был не столь утончен, как у Вертинского, публика тех лет предпочитала Лещенко едва ли не больше «печального Пьеро». Петр Константинович Лещенко родился в 1898 году недалеко от Одессы. В Первую мировую был призван в армию, впоследствии принимал участие в Гражданской войне на стороне белых.
Артистическую карьеру начинал как танцор. В 1925 году на гастролях
в Париже познакомился со своей будущей женой — танцовщицей Зинаидой Закит. Семейный дуэт стал выступать вместе: она танцевала, он пел, аккомпанируя себе на гитаре, которой владел виртуозно. До начала Второй мировой войны Петр Лещенко побывал с гастролями в дюжине стран, о нем много и восторженно писала зарубежная пресса, на выступлениях ждали аншлаги. Жил артист то в Бухаресте, где владел
элитным рестораном, то на родине жены в Риге. В 1941 году Петра Лещенко как гражданина Румынии призывают в армию. Он всячески уклоняется от призыва, но так или иначе в конце войны наденет форму румынской армии, которая, как известно,
воевала на стороне Германии. В 1942 году певец получил приглашение сделать несколько выступлений в Одессе, оккупированной тогда румынами, он согласился и на одном из концертов влюбился в 19-летнюю аккомпаниаторшу Веру Белоусову.
Страсть, видимо, была нешуточная — Лещенко бросил жену с девятилетним сыном и зажил с новой семьей. В августе 1944-го Красная Армия заняла Бухарест. На жизни Лещенко как артиста это отразилось не очень заметно. Почти семь лет они с молодой женой много ездили по Румынии, пели для советских офицеров. В марте 1951 года Петра Константиновича арестовали в фойе во время антракта. Ему дали пять лет за
службу на стороне врага и отправили в лагерь, где он умер в тюремной больнице 16 июля 1954 года. В своей последней записке родным из тюрьмы Петр Лещенко написал: «Приказываю всем долго жить».