Ефрем Амирамов: «Нальчинский баламут»
"Это не ерунда, просто всё потеряло значение
Жизнь не просто вода – это целое море терпения
И судьба, как тропа с бесконечными волчьими ямами
А кругом черепа, с глазами пустыми, упрямыми."
Е. Амирамов
Впервые я услышал его песни лет 12 назад в Дербенте. Я был в гостях у знакомой девушки. Мы общались, пили чай, а где-то вдали, очень приглушенно играла музыка и мужской голос пел. Я не совсем вслушивался в песни, они скорее были «ласковым фоном» приятной беседы с красивой девушкой. Мы о чём-то спорили, а потом как-то разом замолчали и вот в этот момент слова песни дошли до моего слуха и сознания. Я уже не помню какая именно была та песня, которая заинтересовала меня, но помню отчётливо, что я попросил свою знакомую сделать громче звук и весь час слушал кассету. Я спросил её об этом певце и она, пожав плечами, сказала, что это Ефрем Амирамов – горский еврей из Нальчика. На следующий день я купил себе кассету Е. Амирамова и колеся по старым улочкам Дербента на красных жигулях, на предельной громкости слушал песни своего соплеменника. Вскоре я познакомил с песнями Амирамова свою родню и мы все вместе слушали одну песню за другой, стараясь понять глубинный смысл каждой из них. Помню, на одной из свадеб, куда я был приглашён заиграли «Молодую» и я улыбнулся этой песне, как старой знакомой.
Я совершенно далёк от идеализации творчества Ефрема Амирамова и не отношу себя к сумасшедшим фанатам эстрадного певца, при виде которого вдруг начну кричать и бесноваться, а потом рвать на нём рубашку, дабы оставить себе лоскуток на память. Более того, я очень чётко отмечаю некоторые огрехи поэзии, натяжки, слабые глагольные рифмы, но несмотря на всё это – песенное творчество Амирамова неподражаемо, глубоко и философично. Его музыка в большинстве случаев очень идёт стихам и песня проторенной дорожкой доходит до сердца. Его песни в большей части грустны, печальны или наоборот – самоотверженны, бесшабашны и хулиганисты. Он, только ему ведомым макаром, сумел соединить лиричность стиха с разнузданностью мотива, получив неподражаемые шедевры шансона.
Уже здесь, в Америке, я смотрел запись сольного концерта Амирамова, который он давал во Кремлёвском Дворце Съездов. Зрители не отпускали певца и всё просили спеть что-нибудь ещё и ещё, а по окончании концерта его в буквальном смысле утопили в цветах, а одна женщина в знак благодарности и восторга сняла с себя золотую цепочку и повесила ему на шею. Мне было отрадно видеть это и я от всего сердца радовался успеху своего земляка.
Каждый его новый альбом, каждая его новая песня была подарком для меня. Особенно любимы мной его песни, такие как «Вальс-Признание», «Смогу ли я», «Жемчуга», «Наши годы», «Диллема», «Кто не верит в меня», «Молодость», «Нальчинский баламут», «Устаю» и другие.
Будучи в последний раз в Москве, мне очень хотелось познакомиться с Е. Амирамовым, и Бенц Рахамимов, наш общий знакомый пытался это устроить, но так вышло, что было время Пейсаха, все в суете и заботах и встреча не состоялась.
Чуть позже, уже из Нью Йорка я созвонился с Ефремом Григорьевичем и предложил ему дать интервью горско-еврейской газете «Новый Рубеж». Он любезно согласился и даже выразил благодарность за внимание.
- Ефрем, Ваши песни я впервые услышал лет 12 назад, ещё в Дербенте. И, помню, когда мне становилось немного грустно, я включал кассету с Вашими песнями и восприятие окружающего менялось. Скажите, почему в подавляющем большинстве Ваших песен проскальзывает грустная нота?
Хм... Не знаю даже как сказать. Видишь ли, песни пишутся сами и поэтому, что происходит в этот момент сказать невозможно. Если я что-то попытаюсь объяснить, то боюсь обмануть. Может это и прозвучит несколько высокопарно, но мне кажется, что я знаю, что такое муза, вдохновение и поэтому все вопросы к ним.
- Некоторые Ваши песни имеют восточный колорит: играет кларнет, барабан, национальные проигрыши. Вот, к примеру, песню «Смогу ли я » можно без зазрения отнести к восточной. Что это, дань моде, своим корням или вкус?
Если ты говоришь про «Смогу ли я», то какая мода, когда я писал эту песню в 91 году? Мне все говорили, зачем ты это делаешь, это никому не нужно. Эта мода пришла сейчас, а восток у меня в крови, как и у всех у нас. Я родился на Кавказе, я горский еврей, и это та самая музыка, которую я слышал с детства. Это та музыка, которую играл ещё в далёком детстве мой отец. Мой отец любил импровизировать на гитаре, фортепиано, баяне, он был балетмейстером ещё до войны. Вообще, мне кажется, что всю музыку, что я пишу, написал он. Я хочу прочесть несколько строк, и думаю, это будет самым лучшим объяснением:
"Кое что я понял, наконец,
Если ж Вам меня понять захочется?
Вспомните каким был мой отец
Главное во мне не я, а отчество.
И потому мне не указ- зараза
Кто всем рекомендует где им жить,
Ведь я Ефрем, простой еврей с Кавказа,
Ну кто сумеет это изменить?"
- Здорово! Расскажите немного о себе, где родились, где учились, чем увлекались.
Дело в том, что у меня есть интернетовская страничка, которая называется www.amiramov.ru И там в принципе обо всём этом рассказано. Буквально вкратце: я родился в Нальчике 11 апреля 1956 года. Закончил среднюю школу вкупе с музыкальной по классу фортепиано и на этом моё музыкальное образование закончилось. Выучился играть на гитаре и как, наверное, все ребята любил играть и петь в компании друзей. Стихи писать стал с детства, некоторые из них даже печатали в «Пионерской правде». Позже стихи стали появляться в газете «Комсомольская правда.», журналах «Юность» и «Смена». Потом пошли песни. Сказать по правде, мне всегда было легче что-то написать, чем выучить. После 10-го класса поступал во ВГИК, 2 тура прошёл, а на 3-м провалился, даже до экзаменов не допустили. С математикой всегда было неплохо и поэтому поступил в Институт Народного хозяйства на финансово-экономический факультет в городе Ростов-на-Дону. После окончания работал в Министерстве Финансов. А потом случайно зазвучали мои песни. Я часто ездил в Москву, у меня там родственник учился. Как-то сидели в общежитии и пели песни. Кто-то из присутствующих работал в московском театре и он предложил мне написать несколько песен для спектакля. Нам дали 4 дня на студии и мы записали 12 песен. Ни одну из них не взяли на спектакль, но песни зазвучали. Вот так это всё произошло, совершенно случайно. Ходить, кого-то просить за себя у меня и в мыслях не было, но песни писались и люди слушали их.
- Следующий вопрос не совсем корректен, Вы ощущаете себя евреем?
Конечно, конечно, я еврей. Мне с самого раннего детства и близкие люди всегда говорили, что я еврей и враги всегда напоминали об этом. То есть ощущение полное (смеётся).
- А вот Вы ощущаете себя просто евреем, как представителем большого еврейского этноса или горским евреем?
Как бы так правильно сказать, конечно, свой дом, двор, улица всегда ближе, но я считаю неверным это подразделение на ашкеназских, бухарских, грузинских, марокканских, горских евреев. Не мне, конечно, говорить об этом, но я считаю, что этот момент разобщения неправилен. Мы все евреи, так сложилось, что нас всех судьба разбросала по свету, но мы один народ. Если мы не будем стоять друг за друга, то кому мы вообще нужны. Конечно, я кавказский, горский еврей. Ну как бы сказать, есть дом, где я родился, где мама, папа, потом тётя, дядя, потом племянники, потом друзья, знакомые. То, что родное, то ближе и дороже, но это не значит, что другие, которые родились где-то в Москве или Киеве мне не дороги. Да, я горский еврей, но это всего лишь навсего говорит о моём месте рождения и проживания, не более, а так, мы все евреи, один народ. Так я это вижу.
- А как так вышло, что Вы начали писать песни? Я так понимаю, что Вы пишете стихи, а потом подбираете к ним музыку. Расскажите, как всё это происходит. Я, конечно, понимаю, что это момент творчества, вдохновения, истины, и описать весь этот процесс не так просто, но попытайтесь. Иногда, слушая Ваши новые песни, я по нескольку раз прослушиваю некоторые куплеты, отмечая их глубину, философичность и мудрость и мне всегда очень любопытно, как вот такая мысль могла придти на ум.
Я понимаю, о чём ты спрашиваешь. У меня это так примерно происходит: если песня идёт, то она пишется целиком. Я беру инструмент в руки, сажусь и пишу. У меня нет отдельной музыки и отдельных стихов, у меня возникает готовая и целостная песня, со словами, под определённый музыкальный аккомпанемент. Как правило, когда я пишу просто стихи, то я не могу подобрать к ним музыку и наоборот, когда есть готовая музыка, я не могу написать к ней стихов. То есть песня у меня пишется сразу во всей своей целостности. Песня – это песня, стихи – это стихи, музыка – это музыка. Главное, чтобы всё это было настоящим и шло от сердца.
- Ефрем, Вы сочиняете стихи, музыку, сами играете и поёте, по всем вышеперечисленным моментам Вас можно отнести к категории бардов. Скажите, считаете ли Вы себя таковым?
Бард – это скандинавское слово, что обозначает автора и исполнителя. Я предпочитаю, чтобы меня называли автором и исполнителем по русски, мне так более понятно и ближе. В старину по земле ходило много бродячих артистов, певцов, циркачей и музыкантов и каждый себя как-то называл. То есть называть себя можно как угодно, но суть остаётся та же.
- Ясно. В своей песне «Новая Мурочка» у Вас есть такие строки: Но чтобы всё ж, слеза соплёю из носу, Хоть немного скрасила наш сон, Группа диссидентов шоу-бизнессу, Вдруг сошлась под кличкою «шансон». Я так понимаю, Вы видите своё творчество в стиле «шансона». Понимаете, одно дело, когда допустим Вас относят к тому или иному направлению и вы немо реагируете, то есть вообще не реагируете, а другое дело, когда Вы самолично отождествляете себя с каким-либо направлением в искусстве. Почему Вы считаете себя автором, пишущим в стиле «шансон»?
Слово «шансон» переводится с французского как «песня». Например, когда во Франции вышел диск В. Высоцкого, его так и назвали – русский шансон, т.е. русская песня. Иначе говоря, слово шансон вошло в обиход русского человека под неким термином. Я понимаю и обозначаю для себя этот термин, как «русская вольная песня». И вообще, мне нравится называть стиль своего творчества французским словом, ну что я могу поделать?
- Всё понятно, но дело тут несколько в другом. Языки, как живые организмы, видоизменяются, обрастая новыми словами. И зачастую слова, обозначающие одно значение, переходя в другой язык, приобретают иное значение. Вот возьмём это же слово «шансон», которое с французского переводится как «песня», но в русский язык оно перешло, неся иную семантику.
Знаешь что, можно я по другому отвечу на вопрос?
- Конечно.
Когда меня спрашивают, в каком стиле я работаю – я отвечаю: «Я работаю в стиле Ефрема Амирамова».
- Спасибо. Достойный ответ! (вместе смеёмся) Следующий вопрос, по творчеству можно судить о характере автора. Я знаю и люблю Ваши песни и судя по всему, насколько творчество есть индикатором характера, Вы горды, независимы в суждениях, экспансивны и даже резки. Как правило людей с таким характером не любят и поэтому, интересно, в быту, на работе у Вас не возникает конфликтных ситуаций с коллегами по музыкальному цеху?
Нет, практически не бывает. Конечно, отвратительного во мне много, но к своим коллегам я отношусь с уважением и они мне платят той же монетой. Ругани, что-то вроде «дурак, козёл» или мата у нас нет, но если, допустим, Миша Амирзабеков, наш кларнетист, после спетой песни скажет: «Плохо сделал, не песня а г...о», я вполне нормально реагирую, потому как знаю, что так оно и есть. К работе мы относимся с большой ответственностью и работаем как единый монолит. Мы можем спорить часами, но опять же, всё для того, чтобы песня зазвучала лучше.
- Ефрем, насколько я понимаю Вы рассказываете о Вашей музыкальной группе «Неприкосновенный Запас»?
Да, о своих друзьях и коллегах.
- Я же имел ввиду Ваших коллег по шоу-бизнесу, по российской эстраде.
Понятно, но я тебе хочу сразу сказать, что почти ни с кем не общаюсь. Я по сути своей не тусовщик, и себя очень неуютно чувствую в тусовке. Если меня куда-то приглашают, то я иду с очень конкретной целью: выступить, забрать деньги и уйти. Конечно, есть исполнители с которыми приятно общаться, например В. Кикабидзе ко мне неплохо относится, с А. Барыкиным и Азизой поддерживаю дружеские отношения, общаюсь с Анастасией, С. Медяником, но это другое, это не тусовка, это просто какие-то приятные встречи, то ли на студии, то ли ещё где-то.
- Ок, а с кем-нибудь из исполнителей шансона Вы общаетесь?
По большому счёту нет.
- А вот то, что Вы еврей, да ещё и горский Вам когда-нибудь мешало? Слышали ли Вы когда-либо в свой адрес «жид», «еврей», «чёрный»? Я недавно побывал в Москве и был просто шокирован ненавистным отношением ко всем, кто хоть немного смахивает на кавказцев.
Бывало, «жид» я слышал, «чёрный» - пожалуй нет, я весь белый, и поэтому это вряд ли отнеслось бы ко мне. (Смеёмся) Конечно, иногда бывает, что после того, как я говорю о себе, что я еврей с Кавказа, слышишь вдруг ядовитый шепот такого антисемитского толка, но всем ведь рты не заткнёшь и потом не могу же я на всех из-за этого «кисляки мочить», извиняюсь за выражение. И потом я же чувствую, как люди ко мне относятся и какое тепло идёт из зала. И тогда все эти маленькие недоразумения просто перестают существовать.
- Ефрем, перед самым началом интервью я рассказал Вам, что я журналист горско-еврейской газеты «Новый Рубеж». И Вы, как представитель нашего маленького народа, особенно нам интересны. Вы знаете, что мы, горские евреи, компактно проживавшие до некоторых пор на широкой территории чуть ли не от Ирана до Ставрополья, теперь живём на ещё более широкой территории в таких странах как Израиль, США, Канада, СНГ, Германия, Австралия и т.д. Как Вы считаете, наш маленький народ, проживающий ныне в огромном и пёстром разнообразии других народов сохранит себя, как народ, со всей своей самобытной культурой, обычаями, традициями, адатами, языком? Я намеренно задаю этот вопрос Вам, горскому еврею из Нальчика, пишущему на русском языке. Кстати вспомнил кое-что из Вашего творчества:
«Ничего, что жизнь неповторима
И судьба не баловала чудом,
В край уеду Иерусалима,
Иль умру нальчинским баломутом»
Так по моему звучали Ваши строчки?
Именно так, спасибо огромное. Знаешь что, я тебе скажу следующее, только ты не подумай, что я в некотором плане тебе льщу. Мне кажется, что если у нас будет побольше таких ребят как ты, то мы не растеряемся как народ. Я понимаю, что ты бы мог пойти «эри ахчэ сохтэ» - деньги делать, но ты тратишь свои силы и душевный огонь для блага своего народа и всё бескорыстно.
- Ефрем, спасибо огромное за тёплые слова, но я хочу напомнить. Перед самым началом интервью Вы меня попросили, чтобы интервью не получилось высокопарным и хвастливым. Теперь же Вы меня так расхвалили, что я даже не знаю, как я всё это помещу на страницы нашей газеты, очень уж нескромно получилось.
Послушай, ты мне задал вопрос, я тебе ответил, как думаю. А остальное тебе решать, ты ведь корреспондент, а я лишь респондент. И потом, хочу сообщить, что я пишу теперь уже не только на русском языке, но и на родном джуурском тоже.
- Это был как раз мой следующий вопрос. Я знаю, что Вы написали свою первую песню на горско-еврейском языке, которая называется «Деделей ме, ким холей ме».
Прости, что перебил, но эта песня насамом деле деле называется «Письмо к маме». А «Деделей ме, ким холей ме» первая строчка этой песни.
- Ок, а как сказать по-горски «Письмо к маме»?
Письмо – это «когоз», к маме – «а кин деде». Но зачем, не надо переводить его на горский язык, оставь на русском, и потом обрати внимание, не «к матери», а «к маме».
- Ефрем, поделитесь идей и историей написания этой песни. И вообще, говорите ли вы на родном языке?
Так вышло, что моя мама болела и мои сёстры и брат увезли её в Израиль. А у меня был период, я всё время был в дороге: Сибирь, Урал, Украина. Я только в месяц на 3 дня в Москву попадал. К своему стыду, когда я приезжал в Нальчик, то отдавал маме деньги, думая, что это главное. И вот когда она заболела и её увезли в Израиль, я не видел её более 3-х лет. И она как-то мне позвонила и сказала: «Видишь, сынок, мы с тобой так и не увиделись». Если будешь слушать эту песню, обрати внимание, она написана именно тем языком, на котором мы разговаривали дома. Я не могу сказать, что в совершенстве владею родным языком, но как я уже говорил, это песня просто сама написалась и леглась именно в той форме, в которой она и вышла в моём новом альбоме. Мама так сказала, будто она умерла, не дай Бог, или я умер, и это звучало во мне горькой нотой. Сейчас мамы уже нет, она в последнее время уже не слышала, не видела, и практически так и не услышала этой песни. Я часто в Израиле брал гитару и пел ей эту песню, так хотелось донести весь смысл и всю грусть. А «Кимхо», которая упоминается в песне, это моя тетя, женщина, которой вся наша семья многим обязана. Когда мама работала, она смотрела за нами, практически подняла всю нашу семью. Она была мне второй матерью. Её именем я назвал свою единственную дочь Катю. Тётя Кимхо (Кима) был одинока, она всю жизнь ждала с фронта своего мужа, свято веря, что он жив. Первая фраза в моей песне не совсем правильно построена. Я в принципе обращаюсь к двум женщинам: к своей матери и к Киме. Кстати, Кима сейчас жива и живёт в Израиле. Так песня и получилась, слова самой песни на джуури, а потом идут строки на русском.
- Знаете, Ефрем, спасибо за этот Ваш новый альбом, который Вы передали мне сюда, в Нью Йорк. Я так думаю, что я в числе тех немногих, которые услышали песни Вашего нового альбома, так как альбом ещё не появился на прилавках музыкальных магазинов. Я несколько раз прослушал эту песню «Письмо к маме» и именно эти последние строки на русском языке:
«Все то что казалось нетленным,
Гниет, не спеша.
И в мусорной яме Вселенной.
Пропала душа.
Ах, мама, вся жизнь – ломка линий,
Осколки святынь.
А глас, вопиющий в пустыне,
Сегодня – твой сын…»
меня в буквальном смысле взволновали.
Я, кстати, хотел также отметить, что Ваша нальчинская земля очень плодородна на таланты. У меня есть один хороший знакомый. Одно время мы были очень дружны, а потом несколько растерялись, что называется в суете и буднях нью-йорской жизни. Он тоже из Нальчика и чертовский талантен. Он очень самобытный и глубокий писатель, пожалуй единственный из горско-еврейской среды профессиональный писатель (по крайней мере больше ни о ком не слышал), который закончил Литературный институт имени Горького в Москве. Его зовут Иосиф Мигиров.
Да,да,да. Ёсик мой близкий родственник Золотой парень. Я его очень люблю. Передай ему огромный привет, когда увидишь. Жалко, очень жалко, что все мы вдали друг от друга. Не хватает такого общения, не просто не хватает, его нет. Знаешь как было бы здорово сесть нам всем: Ёсику, мне, тебе и пообщаться. Ох, просто от души! Ладно, не будем о грустном.
- Ефрем, знаете, мне очень приятно говорить с Вами и я думаю, что достаточно изобретателен, чтобы придумывать и задавать Вам вопросы, ответы на которые будут интересны нашим читателем, но у нас время показывает 7 вечера, а это значит, что у Вас в Москве 3 утра. Не буду Вас больше мурыжить. Напоследок, хочу, как и принято в таких случаях, не будем отступать от протоколов, пожелать Вам глубины в творчестве, удачи в жизни, и что очень важно для Вашей кочевой музыкальной жизни крепкого здоровья. Хочу сказать, что Ваш успех, бумерангом доходит и до нас. И когда кто-либо хвалит Вашу песню, мне кажется, что хвалят меня.
Роберт, дорогой, это то, что я собирался сказать. Я хочу повторить твои слова, которые ты сказал ещё до интервью, нас действительно так мало, и всё, что касается каждого из нас, это касается каждого. И потом, счастья в одиночестве не бывает. И поверь, полное счастье, это когда твои близкие рады твоему успеху. Я очень благодарен тебе, что ты это всё так воспринимаешь. И вообще, кто бы я был без своего народа, который практически мне всё это дал. Это моё кредо, понимаешь.
- Да, ещё как понимаю. Ефрем, наше интервью подошло к концу. Давайте я выключу свой диктофон, а потом уже можно будет продолжить беседу неофициально. Только напоследок пожелайте что-нибудь читателям горско-еврейской газеты «Новый Рубеж».
Конечно. Братья, сестры, я Вас всех очень люблю, и всё, что я пишу, это для Вас. Будьте сильными, где бы мы ни жили, будем помнить что мы есть друг у друга и подумаем, нужны ли друг другу... Ну, конечно, нужны. Удачи всем Вам и благополучия.
Роберт, отключай свой диктофон, и давай ещё немного поболтаем.
Беседу вёл Роберт Азарьев.
«Новый Рубеж». 2005/12/27
Жизнь не просто вода – это целое море терпения
И судьба, как тропа с бесконечными волчьими ямами
А кругом черепа, с глазами пустыми, упрямыми."
Е. Амирамов
Впервые я услышал его песни лет 12 назад в Дербенте. Я был в гостях у знакомой девушки. Мы общались, пили чай, а где-то вдали, очень приглушенно играла музыка и мужской голос пел. Я не совсем вслушивался в песни, они скорее были «ласковым фоном» приятной беседы с красивой девушкой. Мы о чём-то спорили, а потом как-то разом замолчали и вот в этот момент слова песни дошли до моего слуха и сознания. Я уже не помню какая именно была та песня, которая заинтересовала меня, но помню отчётливо, что я попросил свою знакомую сделать громче звук и весь час слушал кассету. Я спросил её об этом певце и она, пожав плечами, сказала, что это Ефрем Амирамов – горский еврей из Нальчика. На следующий день я купил себе кассету Е. Амирамова и колеся по старым улочкам Дербента на красных жигулях, на предельной громкости слушал песни своего соплеменника. Вскоре я познакомил с песнями Амирамова свою родню и мы все вместе слушали одну песню за другой, стараясь понять глубинный смысл каждой из них. Помню, на одной из свадеб, куда я был приглашён заиграли «Молодую» и я улыбнулся этой песне, как старой знакомой.
Я совершенно далёк от идеализации творчества Ефрема Амирамова и не отношу себя к сумасшедшим фанатам эстрадного певца, при виде которого вдруг начну кричать и бесноваться, а потом рвать на нём рубашку, дабы оставить себе лоскуток на память. Более того, я очень чётко отмечаю некоторые огрехи поэзии, натяжки, слабые глагольные рифмы, но несмотря на всё это – песенное творчество Амирамова неподражаемо, глубоко и философично. Его музыка в большинстве случаев очень идёт стихам и песня проторенной дорожкой доходит до сердца. Его песни в большей части грустны, печальны или наоборот – самоотверженны, бесшабашны и хулиганисты. Он, только ему ведомым макаром, сумел соединить лиричность стиха с разнузданностью мотива, получив неподражаемые шедевры шансона.
Уже здесь, в Америке, я смотрел запись сольного концерта Амирамова, который он давал во Кремлёвском Дворце Съездов. Зрители не отпускали певца и всё просили спеть что-нибудь ещё и ещё, а по окончании концерта его в буквальном смысле утопили в цветах, а одна женщина в знак благодарности и восторга сняла с себя золотую цепочку и повесила ему на шею. Мне было отрадно видеть это и я от всего сердца радовался успеху своего земляка.
Каждый его новый альбом, каждая его новая песня была подарком для меня. Особенно любимы мной его песни, такие как «Вальс-Признание», «Смогу ли я», «Жемчуга», «Наши годы», «Диллема», «Кто не верит в меня», «Молодость», «Нальчинский баламут», «Устаю» и другие.
Будучи в последний раз в Москве, мне очень хотелось познакомиться с Е. Амирамовым, и Бенц Рахамимов, наш общий знакомый пытался это устроить, но так вышло, что было время Пейсаха, все в суете и заботах и встреча не состоялась.
Чуть позже, уже из Нью Йорка я созвонился с Ефремом Григорьевичем и предложил ему дать интервью горско-еврейской газете «Новый Рубеж». Он любезно согласился и даже выразил благодарность за внимание.
- Ефрем, Ваши песни я впервые услышал лет 12 назад, ещё в Дербенте. И, помню, когда мне становилось немного грустно, я включал кассету с Вашими песнями и восприятие окружающего менялось. Скажите, почему в подавляющем большинстве Ваших песен проскальзывает грустная нота?
Хм... Не знаю даже как сказать. Видишь ли, песни пишутся сами и поэтому, что происходит в этот момент сказать невозможно. Если я что-то попытаюсь объяснить, то боюсь обмануть. Может это и прозвучит несколько высокопарно, но мне кажется, что я знаю, что такое муза, вдохновение и поэтому все вопросы к ним.
- Некоторые Ваши песни имеют восточный колорит: играет кларнет, барабан, национальные проигрыши. Вот, к примеру, песню «Смогу ли я » можно без зазрения отнести к восточной. Что это, дань моде, своим корням или вкус?
Если ты говоришь про «Смогу ли я», то какая мода, когда я писал эту песню в 91 году? Мне все говорили, зачем ты это делаешь, это никому не нужно. Эта мода пришла сейчас, а восток у меня в крови, как и у всех у нас. Я родился на Кавказе, я горский еврей, и это та самая музыка, которую я слышал с детства. Это та музыка, которую играл ещё в далёком детстве мой отец. Мой отец любил импровизировать на гитаре, фортепиано, баяне, он был балетмейстером ещё до войны. Вообще, мне кажется, что всю музыку, что я пишу, написал он. Я хочу прочесть несколько строк, и думаю, это будет самым лучшим объяснением:
"Кое что я понял, наконец,
Если ж Вам меня понять захочется?
Вспомните каким был мой отец
Главное во мне не я, а отчество.
И потому мне не указ- зараза
Кто всем рекомендует где им жить,
Ведь я Ефрем, простой еврей с Кавказа,
Ну кто сумеет это изменить?"
- Здорово! Расскажите немного о себе, где родились, где учились, чем увлекались.
Дело в том, что у меня есть интернетовская страничка, которая называется www.amiramov.ru И там в принципе обо всём этом рассказано. Буквально вкратце: я родился в Нальчике 11 апреля 1956 года. Закончил среднюю школу вкупе с музыкальной по классу фортепиано и на этом моё музыкальное образование закончилось. Выучился играть на гитаре и как, наверное, все ребята любил играть и петь в компании друзей. Стихи писать стал с детства, некоторые из них даже печатали в «Пионерской правде». Позже стихи стали появляться в газете «Комсомольская правда.», журналах «Юность» и «Смена». Потом пошли песни. Сказать по правде, мне всегда было легче что-то написать, чем выучить. После 10-го класса поступал во ВГИК, 2 тура прошёл, а на 3-м провалился, даже до экзаменов не допустили. С математикой всегда было неплохо и поэтому поступил в Институт Народного хозяйства на финансово-экономический факультет в городе Ростов-на-Дону. После окончания работал в Министерстве Финансов. А потом случайно зазвучали мои песни. Я часто ездил в Москву, у меня там родственник учился. Как-то сидели в общежитии и пели песни. Кто-то из присутствующих работал в московском театре и он предложил мне написать несколько песен для спектакля. Нам дали 4 дня на студии и мы записали 12 песен. Ни одну из них не взяли на спектакль, но песни зазвучали. Вот так это всё произошло, совершенно случайно. Ходить, кого-то просить за себя у меня и в мыслях не было, но песни писались и люди слушали их.
- Следующий вопрос не совсем корректен, Вы ощущаете себя евреем?
Конечно, конечно, я еврей. Мне с самого раннего детства и близкие люди всегда говорили, что я еврей и враги всегда напоминали об этом. То есть ощущение полное (смеётся).
- А вот Вы ощущаете себя просто евреем, как представителем большого еврейского этноса или горским евреем?
Как бы так правильно сказать, конечно, свой дом, двор, улица всегда ближе, но я считаю неверным это подразделение на ашкеназских, бухарских, грузинских, марокканских, горских евреев. Не мне, конечно, говорить об этом, но я считаю, что этот момент разобщения неправилен. Мы все евреи, так сложилось, что нас всех судьба разбросала по свету, но мы один народ. Если мы не будем стоять друг за друга, то кому мы вообще нужны. Конечно, я кавказский, горский еврей. Ну как бы сказать, есть дом, где я родился, где мама, папа, потом тётя, дядя, потом племянники, потом друзья, знакомые. То, что родное, то ближе и дороже, но это не значит, что другие, которые родились где-то в Москве или Киеве мне не дороги. Да, я горский еврей, но это всего лишь навсего говорит о моём месте рождения и проживания, не более, а так, мы все евреи, один народ. Так я это вижу.
- А как так вышло, что Вы начали писать песни? Я так понимаю, что Вы пишете стихи, а потом подбираете к ним музыку. Расскажите, как всё это происходит. Я, конечно, понимаю, что это момент творчества, вдохновения, истины, и описать весь этот процесс не так просто, но попытайтесь. Иногда, слушая Ваши новые песни, я по нескольку раз прослушиваю некоторые куплеты, отмечая их глубину, философичность и мудрость и мне всегда очень любопытно, как вот такая мысль могла придти на ум.
Я понимаю, о чём ты спрашиваешь. У меня это так примерно происходит: если песня идёт, то она пишется целиком. Я беру инструмент в руки, сажусь и пишу. У меня нет отдельной музыки и отдельных стихов, у меня возникает готовая и целостная песня, со словами, под определённый музыкальный аккомпанемент. Как правило, когда я пишу просто стихи, то я не могу подобрать к ним музыку и наоборот, когда есть готовая музыка, я не могу написать к ней стихов. То есть песня у меня пишется сразу во всей своей целостности. Песня – это песня, стихи – это стихи, музыка – это музыка. Главное, чтобы всё это было настоящим и шло от сердца.
- Ефрем, Вы сочиняете стихи, музыку, сами играете и поёте, по всем вышеперечисленным моментам Вас можно отнести к категории бардов. Скажите, считаете ли Вы себя таковым?
Бард – это скандинавское слово, что обозначает автора и исполнителя. Я предпочитаю, чтобы меня называли автором и исполнителем по русски, мне так более понятно и ближе. В старину по земле ходило много бродячих артистов, певцов, циркачей и музыкантов и каждый себя как-то называл. То есть называть себя можно как угодно, но суть остаётся та же.
- Ясно. В своей песне «Новая Мурочка» у Вас есть такие строки: Но чтобы всё ж, слеза соплёю из носу, Хоть немного скрасила наш сон, Группа диссидентов шоу-бизнессу, Вдруг сошлась под кличкою «шансон». Я так понимаю, Вы видите своё творчество в стиле «шансона». Понимаете, одно дело, когда допустим Вас относят к тому или иному направлению и вы немо реагируете, то есть вообще не реагируете, а другое дело, когда Вы самолично отождествляете себя с каким-либо направлением в искусстве. Почему Вы считаете себя автором, пишущим в стиле «шансон»?
Слово «шансон» переводится с французского как «песня». Например, когда во Франции вышел диск В. Высоцкого, его так и назвали – русский шансон, т.е. русская песня. Иначе говоря, слово шансон вошло в обиход русского человека под неким термином. Я понимаю и обозначаю для себя этот термин, как «русская вольная песня». И вообще, мне нравится называть стиль своего творчества французским словом, ну что я могу поделать?
- Всё понятно, но дело тут несколько в другом. Языки, как живые организмы, видоизменяются, обрастая новыми словами. И зачастую слова, обозначающие одно значение, переходя в другой язык, приобретают иное значение. Вот возьмём это же слово «шансон», которое с французского переводится как «песня», но в русский язык оно перешло, неся иную семантику.
Знаешь что, можно я по другому отвечу на вопрос?
- Конечно.
Когда меня спрашивают, в каком стиле я работаю – я отвечаю: «Я работаю в стиле Ефрема Амирамова».
- Спасибо. Достойный ответ! (вместе смеёмся) Следующий вопрос, по творчеству можно судить о характере автора. Я знаю и люблю Ваши песни и судя по всему, насколько творчество есть индикатором характера, Вы горды, независимы в суждениях, экспансивны и даже резки. Как правило людей с таким характером не любят и поэтому, интересно, в быту, на работе у Вас не возникает конфликтных ситуаций с коллегами по музыкальному цеху?
Нет, практически не бывает. Конечно, отвратительного во мне много, но к своим коллегам я отношусь с уважением и они мне платят той же монетой. Ругани, что-то вроде «дурак, козёл» или мата у нас нет, но если, допустим, Миша Амирзабеков, наш кларнетист, после спетой песни скажет: «Плохо сделал, не песня а г...о», я вполне нормально реагирую, потому как знаю, что так оно и есть. К работе мы относимся с большой ответственностью и работаем как единый монолит. Мы можем спорить часами, но опять же, всё для того, чтобы песня зазвучала лучше.
- Ефрем, насколько я понимаю Вы рассказываете о Вашей музыкальной группе «Неприкосновенный Запас»?
Да, о своих друзьях и коллегах.
- Я же имел ввиду Ваших коллег по шоу-бизнесу, по российской эстраде.
Понятно, но я тебе хочу сразу сказать, что почти ни с кем не общаюсь. Я по сути своей не тусовщик, и себя очень неуютно чувствую в тусовке. Если меня куда-то приглашают, то я иду с очень конкретной целью: выступить, забрать деньги и уйти. Конечно, есть исполнители с которыми приятно общаться, например В. Кикабидзе ко мне неплохо относится, с А. Барыкиным и Азизой поддерживаю дружеские отношения, общаюсь с Анастасией, С. Медяником, но это другое, это не тусовка, это просто какие-то приятные встречи, то ли на студии, то ли ещё где-то.
- Ок, а с кем-нибудь из исполнителей шансона Вы общаетесь?
По большому счёту нет.
- А вот то, что Вы еврей, да ещё и горский Вам когда-нибудь мешало? Слышали ли Вы когда-либо в свой адрес «жид», «еврей», «чёрный»? Я недавно побывал в Москве и был просто шокирован ненавистным отношением ко всем, кто хоть немного смахивает на кавказцев.
Бывало, «жид» я слышал, «чёрный» - пожалуй нет, я весь белый, и поэтому это вряд ли отнеслось бы ко мне. (Смеёмся) Конечно, иногда бывает, что после того, как я говорю о себе, что я еврей с Кавказа, слышишь вдруг ядовитый шепот такого антисемитского толка, но всем ведь рты не заткнёшь и потом не могу же я на всех из-за этого «кисляки мочить», извиняюсь за выражение. И потом я же чувствую, как люди ко мне относятся и какое тепло идёт из зала. И тогда все эти маленькие недоразумения просто перестают существовать.
- Ефрем, перед самым началом интервью я рассказал Вам, что я журналист горско-еврейской газеты «Новый Рубеж». И Вы, как представитель нашего маленького народа, особенно нам интересны. Вы знаете, что мы, горские евреи, компактно проживавшие до некоторых пор на широкой территории чуть ли не от Ирана до Ставрополья, теперь живём на ещё более широкой территории в таких странах как Израиль, США, Канада, СНГ, Германия, Австралия и т.д. Как Вы считаете, наш маленький народ, проживающий ныне в огромном и пёстром разнообразии других народов сохранит себя, как народ, со всей своей самобытной культурой, обычаями, традициями, адатами, языком? Я намеренно задаю этот вопрос Вам, горскому еврею из Нальчика, пишущему на русском языке. Кстати вспомнил кое-что из Вашего творчества:
«Ничего, что жизнь неповторима
И судьба не баловала чудом,
В край уеду Иерусалима,
Иль умру нальчинским баломутом»
Так по моему звучали Ваши строчки?
Именно так, спасибо огромное. Знаешь что, я тебе скажу следующее, только ты не подумай, что я в некотором плане тебе льщу. Мне кажется, что если у нас будет побольше таких ребят как ты, то мы не растеряемся как народ. Я понимаю, что ты бы мог пойти «эри ахчэ сохтэ» - деньги делать, но ты тратишь свои силы и душевный огонь для блага своего народа и всё бескорыстно.
- Ефрем, спасибо огромное за тёплые слова, но я хочу напомнить. Перед самым началом интервью Вы меня попросили, чтобы интервью не получилось высокопарным и хвастливым. Теперь же Вы меня так расхвалили, что я даже не знаю, как я всё это помещу на страницы нашей газеты, очень уж нескромно получилось.
Послушай, ты мне задал вопрос, я тебе ответил, как думаю. А остальное тебе решать, ты ведь корреспондент, а я лишь респондент. И потом, хочу сообщить, что я пишу теперь уже не только на русском языке, но и на родном джуурском тоже.
- Это был как раз мой следующий вопрос. Я знаю, что Вы написали свою первую песню на горско-еврейском языке, которая называется «Деделей ме, ким холей ме».
Прости, что перебил, но эта песня насамом деле деле называется «Письмо к маме». А «Деделей ме, ким холей ме» первая строчка этой песни.
- Ок, а как сказать по-горски «Письмо к маме»?
Письмо – это «когоз», к маме – «а кин деде». Но зачем, не надо переводить его на горский язык, оставь на русском, и потом обрати внимание, не «к матери», а «к маме».
- Ефрем, поделитесь идей и историей написания этой песни. И вообще, говорите ли вы на родном языке?
Так вышло, что моя мама болела и мои сёстры и брат увезли её в Израиль. А у меня был период, я всё время был в дороге: Сибирь, Урал, Украина. Я только в месяц на 3 дня в Москву попадал. К своему стыду, когда я приезжал в Нальчик, то отдавал маме деньги, думая, что это главное. И вот когда она заболела и её увезли в Израиль, я не видел её более 3-х лет. И она как-то мне позвонила и сказала: «Видишь, сынок, мы с тобой так и не увиделись». Если будешь слушать эту песню, обрати внимание, она написана именно тем языком, на котором мы разговаривали дома. Я не могу сказать, что в совершенстве владею родным языком, но как я уже говорил, это песня просто сама написалась и леглась именно в той форме, в которой она и вышла в моём новом альбоме. Мама так сказала, будто она умерла, не дай Бог, или я умер, и это звучало во мне горькой нотой. Сейчас мамы уже нет, она в последнее время уже не слышала, не видела, и практически так и не услышала этой песни. Я часто в Израиле брал гитару и пел ей эту песню, так хотелось донести весь смысл и всю грусть. А «Кимхо», которая упоминается в песне, это моя тетя, женщина, которой вся наша семья многим обязана. Когда мама работала, она смотрела за нами, практически подняла всю нашу семью. Она была мне второй матерью. Её именем я назвал свою единственную дочь Катю. Тётя Кимхо (Кима) был одинока, она всю жизнь ждала с фронта своего мужа, свято веря, что он жив. Первая фраза в моей песне не совсем правильно построена. Я в принципе обращаюсь к двум женщинам: к своей матери и к Киме. Кстати, Кима сейчас жива и живёт в Израиле. Так песня и получилась, слова самой песни на джуури, а потом идут строки на русском.
- Знаете, Ефрем, спасибо за этот Ваш новый альбом, который Вы передали мне сюда, в Нью Йорк. Я так думаю, что я в числе тех немногих, которые услышали песни Вашего нового альбома, так как альбом ещё не появился на прилавках музыкальных магазинов. Я несколько раз прослушал эту песню «Письмо к маме» и именно эти последние строки на русском языке:
«Все то что казалось нетленным,
Гниет, не спеша.
И в мусорной яме Вселенной.
Пропала душа.
Ах, мама, вся жизнь – ломка линий,
Осколки святынь.
А глас, вопиющий в пустыне,
Сегодня – твой сын…»
меня в буквальном смысле взволновали.
Я, кстати, хотел также отметить, что Ваша нальчинская земля очень плодородна на таланты. У меня есть один хороший знакомый. Одно время мы были очень дружны, а потом несколько растерялись, что называется в суете и буднях нью-йорской жизни. Он тоже из Нальчика и чертовский талантен. Он очень самобытный и глубокий писатель, пожалуй единственный из горско-еврейской среды профессиональный писатель (по крайней мере больше ни о ком не слышал), который закончил Литературный институт имени Горького в Москве. Его зовут Иосиф Мигиров.
Да,да,да. Ёсик мой близкий родственник Золотой парень. Я его очень люблю. Передай ему огромный привет, когда увидишь. Жалко, очень жалко, что все мы вдали друг от друга. Не хватает такого общения, не просто не хватает, его нет. Знаешь как было бы здорово сесть нам всем: Ёсику, мне, тебе и пообщаться. Ох, просто от души! Ладно, не будем о грустном.
- Ефрем, знаете, мне очень приятно говорить с Вами и я думаю, что достаточно изобретателен, чтобы придумывать и задавать Вам вопросы, ответы на которые будут интересны нашим читателем, но у нас время показывает 7 вечера, а это значит, что у Вас в Москве 3 утра. Не буду Вас больше мурыжить. Напоследок, хочу, как и принято в таких случаях, не будем отступать от протоколов, пожелать Вам глубины в творчестве, удачи в жизни, и что очень важно для Вашей кочевой музыкальной жизни крепкого здоровья. Хочу сказать, что Ваш успех, бумерангом доходит и до нас. И когда кто-либо хвалит Вашу песню, мне кажется, что хвалят меня.
Роберт, дорогой, это то, что я собирался сказать. Я хочу повторить твои слова, которые ты сказал ещё до интервью, нас действительно так мало, и всё, что касается каждого из нас, это касается каждого. И потом, счастья в одиночестве не бывает. И поверь, полное счастье, это когда твои близкие рады твоему успеху. Я очень благодарен тебе, что ты это всё так воспринимаешь. И вообще, кто бы я был без своего народа, который практически мне всё это дал. Это моё кредо, понимаешь.
- Да, ещё как понимаю. Ефрем, наше интервью подошло к концу. Давайте я выключу свой диктофон, а потом уже можно будет продолжить беседу неофициально. Только напоследок пожелайте что-нибудь читателям горско-еврейской газеты «Новый Рубеж».
Конечно. Братья, сестры, я Вас всех очень люблю, и всё, что я пишу, это для Вас. Будьте сильными, где бы мы ни жили, будем помнить что мы есть друг у друга и подумаем, нужны ли друг другу... Ну, конечно, нужны. Удачи всем Вам и благополучия.
Роберт, отключай свой диктофон, и давай ещё немного поболтаем.
Беседу вёл Роберт Азарьев.
«Новый Рубеж». 2005/12/27
