Каталог: Евгений Кемеровский

Как написали бы где-нибудь на вольном Западе, «это чертовски обаятельный парень». И пусть в разгаре его пятый десяток, а жизнь била порой без всяких правил, он сохранил и весёлость нрава, и буйство глаз, и молодцеватую веру в себя. Что-то есть в нём от Челентано. И даже от Михаила Водяного в роли Попандопуло, что украсил собой «Свадьбу в Малиновке». Возможно, всего лишь «цыганские» глаза артиста. Родился он в посёлке Новый Городок вблизи старого городка Белово Кемеровской области. На гитаре и фортепиано его научила играть бабушка, и уже с 14 лет он «лабал» на танцах в самодеятельных группах. Не забросил при этом и музыкальную школу, где занимался на классической гитаре и закончил которую с отличием. Сейчас его нередко величают легендой русского шансона: композитор, поэт, певец, музыкант, артист. Мастер спорта по вольной борьбе. Четырежды он гастролировал с сольными концертами в США, его знают и любят в Израиле, Франции, Болгарии… Неординарный и смелый в мыслях и поступках, сам Евгений отчасти объясняет свою натуру астрологическими предпосылками: по гороскопу он Лев и Тигр одновременно. И пусть эти царственные кошки к певчим существам не относятся, но там, где они бывают, их всегда хорошо и впечатляюще слышно.



– Евгений, фамилия ваша по-сибирски звучит. Вот и первый вопрос о родной нашей Сибири быть должен.

– Сибирь – одна из важнейших территорий, где собраны практически все богатства земли. В значительной степени, как бы ни банально это звучало, за счёт Сибири вся Европа живёт. Убери оттуда наш газ и нефть, придётся им попросту замёрзнуть.

– А дух сибирский в людях не выродился ещё, как вы думаете?

– Нет, я вам скажу. И на днях я сам в этом убедился. Я поехал к родителям, побыл там день… Впрочем, не в этом дело… Нарушено в Москве сознание! Они там до конца не понимают, что такое Сибирь. Здесь, наоборот, надо строить новые города. А отсюда талантливые люди уезжают, особенно музыканты и спортсмены. Вот и вы тоже уехали.

– Я уехал молодым, когда мне было восемнадцать лет, когда Сибирь цвела, а Москва была вся грязная, нищая, голодная. Я хорошо помню те времена. В Сибири все уже ездили на «Тойотах», а в Москве ещё не знали даже, что такое «девятка». Восьмая, девятая модель «Жигулей» – думали, что это чуть ли не из космоса машина. Настолько были ущербные все. Сейчас, конечно, совершенно другая цивилизация. Вообще изменился мир, произошла настоящая революция – экономическая, сексуальная, технологическая.

– Революция на планете в целом?

– Конечно, на всей земле! Вы посмотрите, что молодое поколение делает в той же в Европе, какая там бытовая техника, какие машины. Это же всё молодёжь придумала, поколение девяностых. Когда у нас была перестройка в Союзе, в России, они там сделали рывок огромный.

– И всё-таки нельзя сказать, что мир движется к доброму и лучшему своему состоянию.

– Но Россию спасёт только доброта. Больше ничего. Она живёт в каждом из нас, просто наши люди стесняются и даже боятся её показывать. За доброту они, как правило, получают по голове. Все эти революции, которые произошли, лишь подтверждают мою мысль.

– Наш человек чаще страдает из-за того, что порой пытается стать личностью.

– Нет, именно из-за своей доброты он страдает, из-за долготерпения. А личностью стать невозможно. Личностями рождаются. Как можно сделаться чемпионом мира? Будущий чемпион таковым уже родился. Разве что в необходимый момент попал к нужному тренеру.

– Можно разбогатеть и стать личностью. Был бедным и согбенным – стал богатым и узнаваемым.

– Это тоже судьба. Исключительно судьба. Очень ведь много людей разбогатело и вновь «попало», опять стало нищими. А вообще все проблемы от ума. Ещё когда написал Пушкин об этом.

– Грибоедов.

– Да, Грибоедов. Умом Россию не понять…

– А это Тютчев.

– Да, то есть Тютчев, конечно. В любом случае, это задолго до нас осмыслено было. Сколько уж лет прошло... А Россию именно доброта спасёт. И, наверное, сумеет это сделать новое поколение, которое родилось в нынешнем веке.– А, возможно, ничего Россию и «не спасёт». Она ведь на самоуничтожение настроена. Народ спивается и не собирается тормозить в этом плане.

– Это всё ерунда. У русских всегда так было: когда нас загоняли в тупик, мы побеждали. Очень много сейчас и позитивного делается. Я езжу по стране и сам всё оцениваю. Меня в чём-то переубедить невозможно, потому что я вижу города, я вижу лица людей. Я вижу поля неухоженные, а где-то и ухоженные. Я знаю, где и какой губернатор, как живёт тот или иной край, город. Мне всё это видно. А если люди из Москвы приезжают, чиновники с проверками, то к ним готовятся, дорожки красят, заборчики поправляют, понимаете? А я приезжаю неожиданно.

– Но в основном вы видите концертные залы. И туда к вам, наверное, не ходят китайцы. А у нас в Сибири нынче форменная «китайская угроза». Одни китайцы кругом улыбаются. – Я уже давно заявлял: если там, наверху, не изменят отношение к Сибири и Дальнему Востоку, мы через двадцать лет их потеряем.

– Да, проблем здесь хватает.

– Это не проблема. Это угроза. Проблема – это наркомания, проституция. А здесь действительная угроза нации. Поймите меня правильно, мы должны осознать, наконец, что одними лозунгами ничего не решить. Вот мне часто говорят: «Как поднять культуру?» Элементарно: экономическими вливаниями. Всё упирается в финансирование, вообще всё!

– Но финансирование не гарантирует успех…

– Вот, к примеру, мы обыграли Англию в футбол – 2:1. Это же не случайно было! Посмотрите, насколько у нас бюджеты клубов солидные. Многие десятки миллионов долларов команда сегодня стоит. Посмотрите, какие мастеровитые пришли в Россию бразильцы, аргентинцы. Поднялся в итоге и уровень российских футболистов. Молодые пацаны бились с Англией – все, которые здесь играют, в России. Ни одного заграничного, Кержаков один только – и то его заменили. Это о чём говорит? Поднялся уровень футбола. Вливания своё дело сделали.

– В хоккей вливают не меньше, но ни черта там не выигрывается.

– Нет, тоже поднялся наш хоккей. У нас играют триста человек в НХЛ, вы что, звёзд сколько! О чём вы говорите! Они – профессионалы и там за очень хорошие бабки играют. Каждый год уезжают. Миллионерами наши пацаны становятся. Нет, поднялся хоккей тоже. А по европейскому хоккею не надо судить, это вообще не хоккей. Хоккей – это в НХЛ. О чём вы говорите! Баскетбол тоже поднялся. Вливания, вливания... А гимнастику потеряли? Потеряли. Сейчас, значит, потихонечку начинаем её реанимировать. Почему бы в Ленинске-Кузнецком снова школу не возродить, где раньше стольких чемпионов воспитали? Просто надо установить точное направление.

– А если взять поп-музыку – там деньги большие вращаются?

– (Отрешённо.) Я не знаю.

– Тем не менее, там ведь «не поднимается» ничего.

– Она и не подымется никогда, эта поп-музыка.

– Это плохая культура?

– Нет, я объясню, в чём дело. Поп-музыка – штука очень дорогая, поэтому и не подымается. На Западе любой мало-мальски успешный поп-проект стоит миллионы долларов. Возьмите тех же «Spice Girls» или Спирс. Там многие миллионы вложены. Даже если в чём-то ошибутся, в песне или в группе, опять вливаются такие же деньги. Там работает команда аранжировщиков, звукорежиссёров, балетмейстеров. Поп-музыка – это шоу. А сегодня шоу стоит неимоверно дорого. Проект – десятки миллионов долларов. Если это хороший проект. Таких денег нет в России. В поп-музыку никто их не даст, потому что на Западе средства хотя бы на пластинках отбиваются. У нас такого нет. Они получают авторские от всего. Там даже интервью бесплатно не дают. Стоит сто тысяч евро для журнала. То есть там это шоу-индустрия. Так поставлено было годами, они к этому давно пришли. А остальная музыка у них – кантри и другая своя – практически не рекламируется. Но гонорары даже у местных звёзд там по пятьдесят, по сто миллионов долларов в год. Когда они приезжают в городок петь, там все знают, что «это звезда наша американская». И все идут на концерт. При этом их даже по телевизору почти не показывают. Просто у них всё чётко разделено: это джаз, это рок, это поп, это кантри. Другой музыки там нет. А у нас рок умер. Он умер, потому что рок обязательно должен быть социальным. А сейчас о чём рокеры должны петь?

– Но Шевчук вполне социален.

– Один. А должно быть минимум сто команд. Земфира уже не рок. Она, похоже, свой рок спела. Второй альбом я её послушал – не то, совершенно.

– Это уже «рокопопс», как и «Мумий Тролль».

– Да. А рок – это были Шевчук, «Машина времени», «Алиса», Кузьмин. Настоящие рок-музыканты, классные.

– Цой, наверное?

– Цой – номер один. И останется на века. Рок, повторяю, это социальная тематика. А у нас сегодня какие темы? Дайте денег – и всё… Денег дали – нет проблем.

– И всё чаще группы на выборах поют.

– Да при чём здесь выборы? Артисты должны работать.

– Но они же не свои мысли поют.

– Платите нам за пластинки. И мы будем думать, где нам петь. Нам же не платят. Страна была под триста миллионов населения. По всему миру – приезжаешь в Америку, в Германию, в Израиль – везде наши пластинки продаются. Но мы же ничего не получаем от этого.

– Почему же вы тогда не бастуете?

– А потому что у нас нет лидера в шоу-бизнесе.

– То есть теоретически возможно было бы за свои права и побороться?

– Конечно. Но лидера нет.

– Процент от продаж дисков приносил бы немалый доход.

– Миллиарды! Но лидера нет.

– Есть сильные личности, но они чаще воюют друг с другом.

– Здесь у всех своя жизнь, понимаете, у всех свои гастроли. И практически невозможно собрать всех вместе. Как быть? Ведь это значит, что людям нужно отказаться от какого-то запланированного тура. А звёзд-то немного. Может, на всю страну наберётся тридцать-сорок человек.Что толку, что десяток «фабрик» выпустили. Где они все? Сто человек запустили. Где, где люди-то? Людей этих нету, звёзд пропиаренных. Никто из них суперзвездой не стал.

– Да ведь это просто телеигра.

– Это бизнес! Сейчас, впрочем, очень легко бывает сказать «бизнес». Но во всём должен быть чёткий порядок. Например, в Америке поп-двадцатка лучших артистов составляется регулярно, плюс лучший хит недели, лучший хит месяца. Там всё чётко, понятно. По продаже диска рейтинг считается, а не по тому, кого больше показали по телевизору. Всё чётко, понятно и ясно. Там всех одинаково показывают. Музыкальных два канала, крутятся песни. У нас крутится одно, короли другие, двадцатки третьи, а продажи вообще непонятные. Бардак!

– Хочется, чтобы вы сами определили, как вы себя творчески позиционируете: шансон это у вас или что?

– Нет, я пою хорошие эстрадные песни. Одна может быть сделана, как та же песня «42», и в блюзе, другая – как «Белая зима» – в поп-стиле или, как «Ещё не осень», в форме шансона. Я сейчас осуществил несколько новых проектов. Доделал альбом памяти Высоцкого, который писал много лет. Это альбом «Охота на волков», где я перепел его песни в совершенно другом стиле. И чисто свой альбом выпустил – «Путь к твоему сердцу». Этот проект отнял у меня последних несколько лет. А сейчас ещё выходят две моих новых пластинки. «Бабочки» – альбом вообще модный я написал, клубный. А альбом «Берега» – он такой народный. И у меня ещё четыре альбома, сейчас буду их выпускать. Книжку я написал в сто стихотворений, называется «Счастье». Писал её пятнадцать лет. То есть это огромный труд. Я каждый день над ней работал. Двенадцать стран мира эту книгу забрали сразу. Сто стихотворений! К каждому стихотворению рисунок сделан художником. В общем, большая работа, огромная, глобальная.

– То есть вы настоящий поэт?

– Да, я и сам не ожидал. Просто когда Саша погиб, мой брат-близнец, я сказал, что напишу книгу «Счастье». И вот пятнадцать лет я её писал. Огромный труд, колоссальный просто. Я через ад прошёл. Я уезжал в горы, в тайгу, месяцами один жил, в самоизоляции. И создал книгу. Теперь я понимаю, что такое писателем быть.

– Стихи лирические?

– Их надо читать в совокупности. Там из одного в другое всё перетекает. Всё-таки в душе я больше музыкант, потому что я написал песни-хиты. Столько звёзд эти шикарные песни поют! И Катя Лель – «Я по тебе скучаю», роскошную песню я ей написал. И «Твоё имя - Танго» Лайма спела. И «Глухонемая любовь», и «Ладони» – Аллегрова, и сейчас спела Любка Успенская «Хозяйка своей судьбы», а Лиза сняла необыкновенный клип на песню «Прошлый век». То есть у меня со звёздами двенадцать хитов записано. Я музыкант больше всего. А поэзия – это что-то другое.

– Как и когда погиб ваш брат?

– В автомобильной катастрофе, первого декабря. Уже пятнадцать лет прошло. Он был чемпионом Советского Союза по вольной борьбе. В Красноярске чемпионат выиграл, здесь у вас, в восемьдесят третьем году. Да и мне спорт помог, конечно, выстоять в шоу-бизнесе. Хотя шоу-бизнеса нормального у нас до сих пор нет...

– А с каких лет вы на эстраде?

– С девяносто пятого. Первого декабря была презентация памяти брата. Я хотел другой альбом начать – «Не вспоминай меня». Но всё пошло по-другому. То, что я планировал сделать в те годы, только сейчас это выйдет.

– На одной поэтической книге останавливаться не намерены?

– Это такая книга, что вторая не нужна лет десять. Книга вечная, библия чувств. И я не думаю, что надо спешить. Стихи же не пишутся, они рождаются. Так же, как и песни. Да, любую мелодию можно придумать. Но смысл в чём? Ты хочешь что-то настоящее сказать. То есть когда человек пишет сам, он должен что-то сказать. А когда человек поёт чужую песню – слова Иванова, музыка Петрова – это уже шоу-бизнес. Совершенно разные вещи. Но бывает и по-другому. К примеру, написал Элтон Джон «Король-лев», это одна из любимых моих песен. Вот он угадал всё на сто процентов! Вроде и мультфильм, а песня-то великая. Да, бывают совпадения удивительные – как и фильм «Однажды в Америке», который признан вторым за всю историю Голливуда. Первый – «Касабланка». Фильм замышлялся как посвящение юности. Человек писал сценарий двадцать пять лет, а в итоге посвятил его всем поколениям, понимаете? А если снять, к примеру, фильм о России, про поколение девяностых, можно будет сказать, что мы пережили то же самое, что и Америка в тридцатые. Человечество развивается, как бы ни банально это звучало, по определённому нерукотворному сценарию.

– И что там, вы знаете?

– Мне кажется, всего несколько существенных аспектов есть. Один из основополагающих – это когда человек понимает, что он защищён государством. То есть уважается его безопасность и благосостояние. А потом уже подключаются критерии, согласно которым человек ищет своё счастье, свою вторую половину. От этого рождаются дети, от этого, мне кажется, становится мощнее страна. Чем больше людей, тем мощнее страна. Это простые истины. Подняли сейчас рождаемость деньгами – и девчонки стали рожать. Все беременные ходят, красота!

– Ещё рано радостно об этом говорить.

– Нет, пошло, пошло! Пошло, конечно.

– Но дети эти «нацпроектные» могут впоследствии просто наркоманами стать, если их социальной заботой не обеспечить.

– А это уже дальше следует, самое главное. Нужно поднять роль учителя, педагога, мастера, наставника. Это очень важный момент в создании нормального общества. Учитель должен получать больше всех, ведь ему ты доверяешь своего ребёнка. Вот, например, в Англии – школы джентльменов. Они учат там ребят с двенадцати до восемнадцати лет. Когда идёт мужское созревание ребёнка, нужна и сугубо мужская школа. Мастер объясняет ребёнку, как себя вести, как выглядеть, как разговаривать. Родители могут дать любовь, объяснить какие-то вещи. Но есть моменты, которые родитель, например, не может объяснить. А здесь человек уже по истории своей, по познанию мира – мастер, ему Бог дал призвание учителем быть.

– Вы про Англию так хорошо говорите, потому что видели всё изнутри, когда были там?

– Конечно. У меня друзья там, сын учился. И я увидел разницу, когда ребёнок приехал оттуда совершенно другим человеком.

– Расскажите тогда о своей семье.

– Я не люблю об этом распространяться.

– Да коротко хотя бы, без всякой опасности сглазить…

– Сыну двенадцать лет. Всё нормально у него.

– Один сын?

– Да, Арсений. Учится сейчас в Москве, в математической школе. Он отличник, выигрывал Олимпиады по разным предметам. Он знает всю мировую музыку. Идеально – английский язык, компьютер.

– Вы успеваете его воспитывать?

– Конечно. Я ему объясняю все главные вещи. Но он приходит со школы – и я вижу совершенно другое. Даже в Москве.

– Чем он вас расстраивает?

– Уже хотя бы тем, что приходит со школы и говорит другим языком. Не тем языком, чужим.

– По форме или по содержанию?

– Нет, именно по содержанию: что они там, молодые, собираются… Не то, понимаете. Я ему объясняю, что такое культура, что такое девочка, что такое Родина, «что же такое дружба, сынок»...

– У него это отложится и останется на всю жизнь.

– Меня всё-таки многое настораживает. И это в Москве! Нет чистоты, знаете? А есть вообще моменты, где я не могу помочь, у меня не хватает сил. Я же на гастролях. А он уже умный. Он с жадностью впитывает в себя всю информацию. Вот у нас, по большому счёту, не было информации. Мы поэтому, может, где-то чище и выросли. Но в нас был заложен огромный ядерный заряд несправедливости. И это выхлопнуло. Почему в итоге люди взяли оружие в руки и стали стрелять? От нищеты. Коммунисты довели страну до ручки. И что бы они ни говорили, ещё десять лет – и она взорвалась бы. Ещё слава Богу, что так всё прошло. А коммунисты в своих странных мечтаниях всё хотели умереть на Красной площади, чтобы шли пионеры и говорили: «Салют!» Это же бред!

– Сказка такая «романтическая»...

– Это сказка, но бредовая сказка!

– А у вас антисоветизм был воинствующий или кухонный?

– Я в Германии жил три года. Конечно, у нас в России всё не так обстояло, как надо. Я уехал, в эмиграции прожил несколько лет. Я всё давно понял.

– Это в каком году было?

– В восемьдесят шестом. Уже многое ясно стало. Особенно ощущения усиливались при виде того, как жили в Союзе и как в Германии. Невыносимо грустно было при мысли о том, что, победив такую великую Германию, наши не смогли мирную жизнь обустроить. Как жили мы и как они – это всё было контрастно и больно.

– Вам хотелось «по-настоящему» эмигрировать?

– Нет, я окончил Академию спорта и очень хотел там работать. Я не ехал в никуда. И со своей страной порывать не собирался. Но потом понравилось, остался. Увидел мир, приехал опять на родину. А здесь вообще бардак!

– Пресловутые девяностые…

– Теперь уже молодое поколение и не знает. Бардак был, страшный бардак!

– И от тоски насущной вы решили запеть?

– Нет, я запел после смерти брата. Я вообще-то поначалу петь не собирался. Подумывал только, но ещё не знал, как это будет вообще выглядеть. Теперь я понимаю, что мне не хватает пять-шесть лет, которые я потерял. Сейчас мне сорок пять. Думаю, что только к пятидесяти я стрельну по-настоящему. Ощущаю это и по книге, и по новым альбомам.

– А потенциал актёра? У вас, по-моему, интересная такая фактура.

– Нет, конечно, ощущаю, как же…

– В интернете ваши молодёжные фотки весьма колоритны, жиганским таким духом наполнены. Кепка знаменитая…

– Да разные у меня образы. Я и без кепки хорош. Сейчас вот кепку решил снять. Сказал: как 45 исполнится – сниму. Вот и снял. Я проехал много стран на гастролях. Я по-настоящему распелся. Как разборолся борец, как разыгрался в футбол футболист, так и я – распелся.

– По-моему, и Орбакайте тоже.

– Да, распелась Кристина. У неё и раньше голос был, а сейчас она вообще здорово распелась. То есть видно, когда артист это делает. Это очень важно. Тем более у меня сейчас сложный драматургический материал, не забывайте. Один из самых сложных. Я думаю, что вообще самый сложный. И «Мой брат», и «Братва», и «Странная жизнь». Спел и композицию Высоцкого «Я поля влюблённым постелю». Это же нереальные песни все! Попробуй дать кому другому – никто не споёт! Я вам точно говорю. Никто не споёт так, как надо. Это вообще нереальные песни, широчайшие. Полотнища! А ведь там же всё просто и примитивно у них у всех, в поп-музыке-то...

– Лепс, по-моему, отлично работает. И с песнями Высоцкого справляется.

– Гриша – красавец! Я считаю, что вообще гений. С такой судьбой пацан! Я с ним дружу, я его уважаю. Гриша – красавец. Я, как уже говорил, тоже перепел Высоцкого. У меня альбом называется «Охота на волков», у него – «Парус». К 25 января, к семидесятилетию Высоцкого я это сделал. Огромный труд.

– А ведь поначалу вы хотели спортивную карьеру делать.

– Да, я окончил Академию спорта. Но какой спорт за сто долларов? Как жить-то?

– А кем хотели быть? Тренером?

– Тренером, конечно. Нас готовили, несколько человек, чтобы за границей работать, вольную борьбу развивать. В Красноярске очень хорошая школа: Иван Ярыгин, Бувайсар Сайтиев – легендарные чемпионы. Володя Модосян здесь боролся. Я помню их всех. Витя Алексеев – мой друг. Эта школа сложилась благодаря великому тренеру Миндиашвили.

– Вас как-то видели в Израиле на «Кубке Первого канала» по футболу, рядом с Романом Абрамовичем вы сидели…

– Там была большая тусовка. Я потом пел концерт. И я с ними подружился, интересные ребята. Я дружу со многими людьми, которые живут в Израиле. И, конечно, смотрел футбол. Я люблю футбол. Я – фэн.

– И Абрамович, наверное, там не молчал?

– Да нет, он вообще хороший парень. Они меня пригласили на футбол. И им понравился мой концерт. Особенно их впечатлил «Марш Высоцкому», что я спел. Двадцать пять лет писал я эту песню. Её сложность и уникальность состоит в том, что там одна фраза Высоцкого и три моих. Мне это надо было всё "поженить". И клип вскоре выходит, и песня состоялась. Им тогда сильно понравилось. И они решили проспонсировать мне клип. Они вообще были в шоке: «Вот это должно звучать в каждом доме!»

– Может, со стороны советы не надо давать. Но если вы с режиссёром познакомитесь, в кино вы бы отлично сыграли.

– А зачем?

– Легко получится всё. Даже напрягаться не придётся.

– А я сам сниму картину. Я ведь клипы сам снимал. Просто это дорого сейчас стоит. Очень дорого. Кино снять – десять-пятнадцать миллионов долларов. Это нереальные деньги, очень большие. Раньше-то можно было в триста-четыреста тысяч уложиться. То есть в двадцать раз всё выросло. Сегодня даже песню сделать – большие деньги нужны, а вы говорите... К вам вот прилетели сюда – потратили двести тысяч на самолёт. А ведь всего четыре человека. Это нормально?

– А нефть вот-вот сто долларов за баррель будет.

– За счёт этого мы пока и живём. А если нефть упадёт? На что жить-то станем?

– Как же она упадёт, если её запасы кончаются? Только на наш век и хватит.

– Нет, её хватит ещё лет на пятьдесят. Но в цене упасть она может. ОПЕК сейчас сдерживает добычу, а если снимет ограничения – и разрешит на десять миллионов баррелей в день добывать больше? Цена сразу упадёт. А бюджет-то прописан. Вот сейчас нефть будет сто, и новая наша Дума от чего будет отталкиваться? От восьмидесяти пяти – девяноста долларов за баррель. А если до пятидесяти упадёт?

– Не будет такого.

– Но ведь упала же в восьмидесятые годы!

– Поэтому Советский Союз и рухнул.

– И сейчас всё может рухнуть. Мы должны поднять другие технологии. У нас молодёжь сейчас умная. Компьютер все знают.

– Весь лес продадим за рубеж, лет за двадцать. «Над сибирской тайгой» – только песня и останется...

– Нет, этого не допустят, я думаю. И мы должны сделать кардинальный правильный ход: освободить Сибирь от налогов. Все деньги должны остаться в Сибири. И президент должен дать команду сибирским губернаторам: «Десять лет вы в Москву ничего не переводите, живём пока с других доходов, со Стабфонда живём. Десять лет вам даю». Всё, Сибирь поднимется сразу.

– А вы с губернаторами никогда не встречались?

– Почему же, встречался. Со всеми практически.

– С Александром Хлопониным тоже?

– Лично с ним не разговаривал, но я его видел много раз. Я, понимаете, не лезу в политику. И губернаторов никогда не обсуждаю. Никого. Я считаю, что они должны создать Гильдию сибирских губернаторов какую-то. Или Сибирский союз. Поймите правильно, только от Сибири Россия будет жить и развиваться, а не Сибирь от остальной России. Только от Сибири! Если сегодня не поймём этого, завтра будем локти кусать. Построить нужно новые железнодорожные ветки, скоростные трассы, очень много чего надо сделать. Новый Транссиб построить – другой уже, скоростной, чтоб не три дня ехали люди, а сутки.

– Если уж речь о дороге зашла… Из путевых приключений путёвое что-нибудь не припомните?

– Самое смешное у меня было в Рязани, когда я пел концерт, который должен был Гришка Лепс петь. А он заболел и говорит: «Замени меня». Пришлось выручать. Я в начале самом объявил, что это мой концерт, что я – это я, плакаты опять же кругом… И вот человек с первого ряда орёт: «Мужик, Гриша, спой мне «Крысу Ревность»!» Я уже практически концерт заканчивал, а он так и не въехал, что я не Гриша Лепс! (Смеётся.) Было много всякого интересного, смешного, приключений кучи. Ну, конечно, я покрыл огромные расстояния, проехал с туром «Над сибирской тайгой» 55 городов, сделал мировой тур. Потом из-за книги получилась большая пауза, потому что книгу написать – это, я вам скажу… Плюс Высоцкий отнял три напряжённых года. Конечно, очень много потребовал от меня и модный альбом, клубный, который я недавно доделал. Люди ведь хотят и потанцевать, и повеселиться. Он в таком челентановском стиле сработан и достаточно странно будет называться – «Бабочки». Чтобы взлететь, нужно замолчать. На плаву нельзя быть постоянно. Вот я помолчал – всё. Теперь я взялся.

– Об убийстве Михаила Круга ничего нового не слышали?

– Нет, убили его и всё. Это неблагодарная история, ужасная. Если же говорить о творчестве, то я от него отличаюсь музыкой совершенно. Всё-таки я ближе к эстраде. А Миша мог распеться по-настоящему. Я скажу, Миша мог стать суперзвездой. Поменяв материал, он мог стать русским Синатрой. Тембр у него был очень красивый, глубокий такой. Тембр позволял многое – звонкий, глубокий, узнаваемый. Если бы он стал петь другие песни – блюз, джаз, с дудками, с оркестром – случился бы настоящий прорыв.

– Катя Огонёк неизлечимо болела, Михаила Круга цинично убили. Куда же смотрит Бог?

– Нет, понимаете, Бог каждому даёт шанс. Важно, как ты его используешь.

– Или не даёт…

– Даёт, всем. Понимаете, мы сейчас забываем про мелочи. Мы говорим о крупном, значительном. А вся жизнь состоит из мелочей. Там недоспал, там недопел, там сравнодушничал, зароманил, там побухал…

– А бывает, что ничего плохого не сделал – и умер «просто так».

– Так не бывает. Так не бывает! Высоцкий творил, но сколько же он при этом выпил! Нет, просто так ничего не делается. Случаются, конечно, безысходные трагедии. Но это уже другая история. Это судьба. А Бог даёт всем нам шанс, одинаково. Реализуйся сегодня. Всё в твоих руках. Да, я вам скажу, чтобы написать пластинку гениальную, должно уйти десять лет. А на книгу – вся жизнь. Или кино снять – такое произведение, чтоб всех цепануло. Что-то сильное сделать, необыкновенное, яркое – к этому надо подойти, подумать. Тем более Европа жила своей жизнью и жила. А православная наша, славянская сторона – ей нужны какие-то потрясения. Мы все начинаем обычно в очень специфичных условиях, но, как правило, преуспеваем. После войны какие замечательные были шестидесятники, в космос человека запустили, какая поэзия была, какое кино сняли!Посмотрите, что это были за фильмы! Нет такого кино сейчас. Какие комедии Гайдая, шедевры Бондарчука, Данелии, да вы что! Невозможное просто кино! Ребята, а вы не забыли, какая музыка написана?! Таривердиев, Пахмутова, вы что! О чём вы говорите! Вот это всё сегодняшнее – «Камеди Клаб» – это прикольно, но это лишь день прикольно из двадцати. Но когда это каждый день, это уже не прикольно. Это болезнь. Мы заболели безнравственностью, все. Девки любовь продают... Раньше ходили на танцы, платья надевали в цветочек и радовались. Наркотиков столько, вы что! Мы добрые, вот и говорим, что победит доброта. Но доброта – это не когда нужно пожалеть за наказание, а когда нужно научить людей, чтобы не было необходимости этого наказания. Вот в чём доброта-то заключается. А мы придумали пожизненное! Тем, кто убивает детей, какое может быть пожизненное?! А регулировка цен? Не должен стоить «Бентли» таких денег. Не может – при такой зарплате средней. Не имеет права. Это уже конституционные дела...

– Вы когда-нибудь ходили на выборы?

– Я всегда хожу и голосую. Я – гражданин России. Это моё личное право – выбирать.

– На президентские выборы тоже пойдёте?

– Тоже пойду, конечно.

– Сейчас о политическом будущем гадать рановато пока?

– Я не знаю. Но Путин проделал громадную работу. Он уже укрепил государство. Военную мощь наращивает. Очень много сделал. Но вопрос состоит и в том, мне кажется, что всегда политик должен приходить и уходить вовремя. Это артист может всю свою жизнь петь. Как Саша Розенбаум, как Кобзон, как Алла Борисовна – это великие наши. Всегда от них ждёшь правды. Народ всегда верил песне в этой стране. Песня помогает жить этой стране. Но, конечно, уже не напишут тех песен… Не напишут. Хоть и не повторяются гении, но всегда, в каждой эпохе есть свои кумиры, свои звёзды.

– Сейчас ритм жизни другой.

– Сейчас героев нету. Сейчас звёзды. Их много, вон каждый день по телевизору «мерцают».

– Есть и примазывающиеся к звёздам. Например, парикмахер Зверев себя называет «звезда в шоке».

– Да не, он прикольный парень. Он хороший стилист. Он просто балуется. Смешно. Гламурный парень, но он же не лезет в какой-то суперстар.

– Но очень-очень-очень хотел бы.

– Да не, Серёга – прикольный пацан. Иногда можно и поприкалываться. Но, поймите, я говорю о звёздах в глобальном смысле. Такой звездой, настоящей, можно считать Шевчука в рок-н-ролле, но он пока, видимо, не знает, что же петь. Но хоть он и скандальный немножко, он очень сильный.

– Он стесняется быть великим. Я с ним разговаривал тет-а-тет и убедился не понаслышке. «Для артиста осознать своё величие – значит умереть» – его слова.

– Только он в интервью говорит одно, а нередко делает совсем другое.

– Издержки звёздности.

– Да, издержки. Когда надо, он скандал закатывает с Киркоровым. И не стесняется на всю страну дебоширить. Если уж взял на себя миссию, тогда надо тянуть.

– Ну, с Киркоровым как не поскандалить? Он же и с женщинами скандалил.

– Но Киркоров – тоже пахарь, поверьте мне. Филипп – большой пахарь.

– Да и талант тоже.

– Талант! Поёт он замечательно. И пахарь, и артист великий. При чём здесь вообще их разногласия? У них разная музыка. Как можно спорить: что лучше – футбол или регби? Совершенно два разных вида. Смотрел я не так давно Кубок мира по регби, так мне футбол показался просто забавой какой-то детской. Там бьются насмерть. Просто насмерть! Я впервые увидел регби такое страшное. На носилках людей уносят, шеи сворачивают. Там все по полтора центнера весом, но пацаны бегают со скоростью метеорита. У них после матча неделя отдыха. Они все выкладываются. Регби меня просто убило. Какой мощный вид спорта! Футбол показался вообще настольным. Вы что, не надо даже сравнивать! Так что все мы едим свой хлеб. У нас тяжёлый труд, поверьте мне. Я пятнадцать лет поездил, всё и везде повидал. В спорте мне было легче. Пусть там три тренировки в день, но мне легче было в спорте. Здесь чуть-чуть недоспал – и нету голоса, всё, хоть ты убей. Или сорвал голос – молчишь месяц. Всё... А страна огромная, переезды колоссальные, в то же время Европу ты проезжаешь на машине за день целиком. А Россия бескрайняя, с разными часовыми поясами. Летишь над ней – конца-края не дождёшься. У меня был один раз концерт во Владивостоке. Из Владивостока полетел в Израиль, из Израиля полетел в Москву. Из Москвы – в Нью-Йорк, из Нью-Йорка прилетел в Красноярск. И так было несколько раз! Представляете, я вообще тогда забыл, где я нахожусь!

– Брат разбился на машине. А сами лихачите за рулём?

– У меня было много аварий. А у него одна-единственная. Судьба. Он погиб в свой час. Шестого декабря был день Александра. Мы его отпевали. У него всё по судьбе. Он сказал, что проживёт тридцать лет. Он был с правым сердцем. Необыкновенная судьба, конечно.

– Сердце реально было справа?

– Да. Мы зеркальные близнецы. Его поэтому на чемпионат мира не брали. Все борцы это знают. У меня мечта, конечно, написать песню… Клип о шахтёрах снять – мечта. И написать песню про спорт и вольную борьбу, конечно. О борьбе клип снять. Пока не написал. Не пишется, не знаю почему. Вот про футбол у меня есть смешная песня. И вообще у меня много ещё песен неизданных интересных есть.

– Смешная про футбол – не о том ли, как нас хорваты в Европу затащили?

– Я был уверен, что мы в любом случае своего добьёмся. Помните, когда мы Германию брали в сорок пятом? Мы просто летели уже к рейхстагу. У нас такая война была упорная, а потом – на крыльях полетели. Просто Сталин Польшу два месяца не отвоёвывал, хотел поляков наказать. У нас с Польшей напряги исторически сложились. А если бы мы взяли Варшаву за пару дней, то и Берлин пал бы не восьмого мая, а намного раньше. Надо историю войны знать. Я всю историю прочитал. И снял клип о войне – «Подарите мне вечер в Москве», снял в Германии в девяносто пятом году. Он был признан лучшим клипом страны, на пятидесятилетие победы я его сделал. На солдатской могиле я снял его в Берлине, как будто немецкие дети меня в автобусе везут на кладбище, мы разглядываем военные фотографии. Дед у меня на войне погиб. Его памяти я и посвятил этот клип.

– На посошок надо бы мирный (мировой) афоризм.

– У меня есть целых три, гениальных просто.

«Вас, красивых, много – нас, талантливых, мало».

«Из трёх дорог выбирай первую, остальные тоже пройдёшь».

«Бог придумал человека. А человек с Богом – поэзию».



Игорь Рудик.

Газета «Конкурент» (г. Красноярск), № 04 (30 января, 2008 г.)