Сергей Любавин: «С Татьяной Булановой мы познакомились во сне…»
Сергей Любавин для газеты «Время Шансона».
Этот артист, как правило, не дает полосных интервью и предпочитает работу в студии любой модной тусовке.
Он любит сибирские пельмени и при этом сохраняет отличную спортивную фигуру.
Женщины его обожают: на своих концертах он сам щедро дарит им цветы…
Узнав, что Сергей Любавин попал в число номинантов премии «Шансон Года», мы замахнулись на эксклюзивное интервью. И выяснили все, что певец так долго держал «за кадром»…
— Cергей, вы родились в интеллигентной семье. Ваш отец — известный сибирский писатель Петр Дедов, мама — преподаватель английского. Да и сами вы, между прочим, наряду с Гнесинкой, окончили журфак. А стали шансонье… Вот я и думаю: не сердится ли на вас ваш знаменитый отец за то, что прервали династию?
— Никогда его об этом не спрашивал, но теперь обязательно спрошу! Я думаю, что он не сердится, ведь вся моя жизнь была связана с музыкой, а не с литературой.
Хотя вы напомнили мне сейчас некоторые эпизоды из детства…
Было это в 70-е годы.
Отец сажал меня за пишущую машинку, подкладывал мне под зад парочку томов Пушкина (поскольку я не доставал до клавиатуры) и предлагал написать какой-нибудь
рассказ. А мне, признаться,ужас как нравилось печатать на машинке и я «вдохновленный» Пушкиным, печатал одним пальцем какой-нибудь перл, часто — рассказ о природе или о животных…
Потом мы садились вместе,и отец разбирал мой рассказ«по косточкам», выделяя в нем сильные и слабые места. Так мой родитель учил меня точно выражать свои мысли на бумаге.
Но музыка у меня всегда брала верх над литературой. Поэтому уже в четвертом классе я участвовал в городских музыкальных конкурсах и смотрах песни. И, помнится, даже получал призовые места!
А что касается моего поступления на журфак, то тут такая история.
В Гнесинке (государственное музыкальное училище им. Гнесиных,— прим.авт.), куда я поступил по приезду в Москву, не было общежития.
А на журфаке — было.
Так что пришлось мне, параллельно с учебой в Гнесинке, поступить еще и на журфак. Парень-то я был сибирский, приезжий, в Москве близких родственников у меня не было. Так что общежитие оказалось очень кстати.
Так я и жил: учился на журфаке, душу отдавал учебе в Гнесинке, а жил и писал свои песни — в общаге …
— Работали, стало быть, на два фронта…
— Да, но одной стороне баррикад! (Смеется).
Журфак, кстати говоря, дал мне тоже очень много: расширил мой кругозор, повысил уровень образования и, главное, научил точно выражать свои мысли. Впоследствии это очень пригодилось в создании моих собственных песен. Это было время новых открытий и потрясающих новых знакомств, которые я до сих пор поддерживаю и берегу.
— На какое отделение музыкального училища вам удалось поступить в Гнесинке?
— На вокальное. И к самому Эдуарду Михайловичу Лабковскому. Всех, кто у него учился, считали везунчиками. Ведь он брал нас на свои шефские концерты, давая возможность в них выступить! Брал он и меня. Это был мой первый опыт работы на сцене, общения с залом. Незабываемые впечатления, за которые я очень благодарен моему учителю.
Вот 7 апреля у меня будет первый сольный концерт в Кремле, даст Бог, Эдуард Михайлович будет в числе моих гостей.
— А я слышала, что одним из своих учителей вы считаете Лайму Вайкуле…
— Ну, это была отдельная песня.
Однажды я услышал, что объявили набор для участия в конкурсе молодых исполнителей, который будет проходить в Юрмале. Одним из организаторов конкурса была сама Лайма Вайкуле, которую я просто обожал. Ну, я и рискнул! Через знакомых записал пару песен на демо-кассету, переслал по указанному адресу и стал ждать встречи с Вайкуле.
Я представлял эту встречу в деталях. И так, видимо, заматериализовал свое желание, что оно исполнилось! Песни понравились отборочной комиссии, мне позвонили и пригласили в Юрмалу.
На генеральной репетиции я надел свой лучший костюм. И предстал перед Лаймой эдаким лихим кантри-мачо из деревни Грачевка… (Хохочет).
Лайма прослушала меня и объявила свой «Модный Приговор»:
«Песня хорошая. А что, другого костюма у тебя нет?».
Вот тут-то я и понял, что поразил всех совсем в другом смысле! Понял и ужасно расстроился. Ведь у меня тогда не было денег, чтобы купить себе что-то новое и приличное.
Вытащила меня из щекотливой ситуации опять же Лайма Вайкуле. Перед концертом она принесла костюм своего мужа и очень деликатно предложила мне его надеть. Так я и вышел на сцену в костюме мужа Лаймы Вайкуле.
Это был для меня первый и очень важный опыт правильного отношения к сценическим костюмам, да и вообще — к формированию чувства меры и вкуса.
— Со времени вашего приезда из Новосибирска в столицу вы и впрямь совершенно «омосковились». Столичная прописка, столичный имидж, столичные друзья,
стильные видеоклипы… Интересно, осталось ли к вас что-нибудь исконно-сибирское — помимо милого словечка «маленько», которое вы нет-нет, да и ввернете в разговоре?
— Как утверждают мои питерские друзья, еще осталось такое словцо: «Чо?»
Ну, а если серьезно, то от Сибири во мне сохранилась огромная любовь к природе,к русской бане и еще к пельменям, которые мы лепили в невероятных количествах, тазами!
— Из какого же мяса лепятся настоящие сибирские пельмени?
— В нашей семье мы делали их из четырех сортов: свинины, говядины, баранины, с обязательным добавлением медвежатины, или печени лося. Получалось очень вкусно и сытно. В сильный мороз — то, что надо!
— Как же вам, в таком случае, удается поддерживать такую спортивную форму?
— Я всю жизнь со спортом дружу. И поход в спортклуб — одна из моих давних привычек.
Я нахожу в этих занятиях большое физическое удовольствие и возможность снять усталость.
К тому же, узнав, что я родом из Сибири, меня самого часто угощают настоящими пельменями.
Так что надо держать форму, чтобы не разъесться: толстые нынче не в моде! (Смеется)
— Что открыл Вам мир профессионального шоу-бизнеса, мир московского бомонда?
— Это разные вещи. Профессиональный шоу-биз — это работа, которая мне интересна, это всегда серьезные люди, люди дела.
А мир московского бомонда — это пена с красивой легендой, что здесь-де делаются важные дела. Ерунда! Походил я по местам бомонда и понял — туда ходят в основном одни тусовщики,а вовсе не те,кто принимает какие-то важные решения. Там ведь никто никем по-настоящему не интересуется! А радость встречи, как правило, очень фальшива.
Поэтому я всегда разделяю мир профессионального шоу-бизнеса от обычной тусовки.
— Тогда самое время спросить, как вы оцениваете состояние современного шансона?
— Шансон переживает очень бурный период своего развития, четко согласуясь с общим настроением нашего общества, да и России в целом.
У русских людей появилось желание заглянуть вглубь себя, определиться с главными ценностями в жизни.
Таким стал и шансон.
Остался позади его жестко-брутальный период, наступило время его душевной глубины и тонкой лирики, которая вселяет в людей надежду. У песен появились очень качественные аранжировки, в отсутствии которых нас долгое время упрекали критики. Появились новые имена, затмившие старых кумиров. Вы посмотрите,какие аншлаги сегодня у Стаса Михайлова, Сергея Трофимова или Елены Ваенги! Шансон уже вовсю противопоставляют популярной музыке, признавая первенство за первым. Он вышел на первый фланг, стал значимой частью нашей российской культуры.
Конечно, «Радио Шансон» сыграло здесь свою особую роль — роль пропагандиста и флагмана шансона, открыло новые имена, придумало значимые музыкальные проекты — тот же «Шансон Года» в Кремле 26 марта… Вы, например, пытались в начале этого месяца найти в театральных кассах билеты на эту церемонию? А я вот попробовал, чисто из интереса…
— И что же?
— А нет уже билетов на «Шансон Года» в кассах! Ну, может быть, в интернет-магазинах еще что-то осталось… Вот вам и ответ на вопрос о состоянии шансона. А секрет, думаю, здесь прост: шансон всегда отражал в своих песнях самое главное, что есть у человека в жизни.
Поэтому все песни шансона — всегда со смыслом и поются с душой, живым звуком. Те, кто это понял, давно уже настроился на шансон, на наши песни…
Я, например, когда пишу новую композицию, всегда стараюсь сделать ее очень ассоциативной для зрителя. Чтобы зритель смог засмеяться, или улыбнуться, или вспомнить о чем-то важном.
— Песня «Цветок», которую вы недавно представили в эфире «Радио Шансон», как раз из этой серии?
— Да. Это наш первый совместный проект с Татьяной Булановой.
А дело было так. Я написал «Цветок» изначально как дуэтную песню. Показал ее моим коллегам. Они сказали, что песня обязательно «выстрелит», но при одном условии — если я смогу подобрать к ней «правильную певицу с правильным голосом», с которой мы споем дуэтом.
Я перебрал в памяти имена всех певиц, которых знал, измучился совсем. Думал даже спеть ее с Леной Ваенгой. Но у нее никак не получалось записаться из-за чудовищного гастрольного графика.
И вот однажды ночью мне приснилась Таня Буланова. Она стояла со мной на сцене Кремля и пела «Цветок»…
Я не был с ней знаком, но наутро помчался в Питер, нашел ее директора и передал через него Татьяне мою песню. И через пару дней она мне позвонила и сказала, что готова исполнить песню дуэтом.
Мы сделали наш «Цветок» удивительно легко. Голос Татьяны, ее неподражаемый тембр как нельзя точно передал всю глубину чувств, которую переживают два влюбленных героя песни, живущие кто в Москве, кто — в Ленинграде.
Я счастлив, что у нас с Татьяной Булановой, с которой я, считай, познакомился во сне, все так отлично получилось в реальной жизни.
— Не с этой ли песней вы выйдете на сцену Кремля во время церемонии вручения премии «Шансон Года»?
— Именно с ней. И еще — с Татьяной Булановой, которая лично приедет на церемонию.
Так что сон мой оказался пророческим.
— Что для вас премия «Шансон Года»?
— Эта премия является единственно-значимой наградой, которая вообще существует в отечественном шансоне. Других таких нет.
Это не просто золотой гитарный гриф на малахитовом постаменте. Это — символ признания твоего творчества со стороны огромного числа людей, слушателей «Радио Шансон». Может ли артист мечтать о большем признании?
К тому же эта церемония — юбилейная, десятая. И, насколько я знаю, «Радио Шансон» собирается представить на сцене Кремля не просто победителей годового хит-парада «Шансон Года», а лучшие песни последнего десятилетия, лучших артистов последнего десятилетия. Попасть в число номинантов — большое счастье для любого шансонье.
Я впервые номинируюсь на эту премию. Для меня это, в определенном смысле, веха в творчестве, да и в жизни тоже.
— Похоже, Вы входите во вкус больших сольников и больших площадок!
Я, например, уже видела в Москве ваши новые афиши с рекламой сольного концерта «Любовь моя земная», который вы собираетесь дать 7 апреля.
Снова, значит, пойдете Кремль брать?
— Да, как говорил киевский князь Святослав, «иду на Вы»! (Улыбается). Это будет концерт-съемка, концерт состоится аккурат под мой День рождения. Эту программу я еще нигде не «обкатывал», впервые ее услышат именно в Москве, в Кремле. Я представлю много своих новых песен, включая «Цветок», и приглашу много людей, сыгравших в моем творчестве важную роль: Эдуарда Лабковского, который научил меня в Гнесинке профессиональному вокалу; Александра Кальянова, который провел со мной в своей студии невероятно много времени, добиваясь единственно-правильного звучания моих песен; Татьяну Буланову, без которой никогда не получился бы мой «Цветок»; Анну Гуричеву, с которой я тоже обязательно спою дуэтом; моих друзей с «Радио Шансон» — одним словом, тех, кто всегда умел честно сказать мне, что я делаю хорошо, а что, быть может, не очень….
Беседовала Татьяна Феоктистова
05.09.2014
Этот артист, как правило, не дает полосных интервью и предпочитает работу в студии любой модной тусовке.
Он любит сибирские пельмени и при этом сохраняет отличную спортивную фигуру.
Женщины его обожают: на своих концертах он сам щедро дарит им цветы…
Узнав, что Сергей Любавин попал в число номинантов премии «Шансон Года», мы замахнулись на эксклюзивное интервью. И выяснили все, что певец так долго держал «за кадром»…
— Cергей, вы родились в интеллигентной семье. Ваш отец — известный сибирский писатель Петр Дедов, мама — преподаватель английского. Да и сами вы, между прочим, наряду с Гнесинкой, окончили журфак. А стали шансонье… Вот я и думаю: не сердится ли на вас ваш знаменитый отец за то, что прервали династию?
— Никогда его об этом не спрашивал, но теперь обязательно спрошу! Я думаю, что он не сердится, ведь вся моя жизнь была связана с музыкой, а не с литературой.
Хотя вы напомнили мне сейчас некоторые эпизоды из детства…
Было это в 70-е годы.
Отец сажал меня за пишущую машинку, подкладывал мне под зад парочку томов Пушкина (поскольку я не доставал до клавиатуры) и предлагал написать какой-нибудь
рассказ. А мне, признаться,ужас как нравилось печатать на машинке и я «вдохновленный» Пушкиным, печатал одним пальцем какой-нибудь перл, часто — рассказ о природе или о животных…
Потом мы садились вместе,и отец разбирал мой рассказ«по косточкам», выделяя в нем сильные и слабые места. Так мой родитель учил меня точно выражать свои мысли на бумаге.
Но музыка у меня всегда брала верх над литературой. Поэтому уже в четвертом классе я участвовал в городских музыкальных конкурсах и смотрах песни. И, помнится, даже получал призовые места!
А что касается моего поступления на журфак, то тут такая история.
В Гнесинке (государственное музыкальное училище им. Гнесиных,— прим.авт.), куда я поступил по приезду в Москву, не было общежития.
А на журфаке — было.
Так что пришлось мне, параллельно с учебой в Гнесинке, поступить еще и на журфак. Парень-то я был сибирский, приезжий, в Москве близких родственников у меня не было. Так что общежитие оказалось очень кстати.
Так я и жил: учился на журфаке, душу отдавал учебе в Гнесинке, а жил и писал свои песни — в общаге …
— Работали, стало быть, на два фронта…
— Да, но одной стороне баррикад! (Смеется).
Журфак, кстати говоря, дал мне тоже очень много: расширил мой кругозор, повысил уровень образования и, главное, научил точно выражать свои мысли. Впоследствии это очень пригодилось в создании моих собственных песен. Это было время новых открытий и потрясающих новых знакомств, которые я до сих пор поддерживаю и берегу.
— На какое отделение музыкального училища вам удалось поступить в Гнесинке?
— На вокальное. И к самому Эдуарду Михайловичу Лабковскому. Всех, кто у него учился, считали везунчиками. Ведь он брал нас на свои шефские концерты, давая возможность в них выступить! Брал он и меня. Это был мой первый опыт работы на сцене, общения с залом. Незабываемые впечатления, за которые я очень благодарен моему учителю.
Вот 7 апреля у меня будет первый сольный концерт в Кремле, даст Бог, Эдуард Михайлович будет в числе моих гостей.
— А я слышала, что одним из своих учителей вы считаете Лайму Вайкуле…
— Ну, это была отдельная песня.
Однажды я услышал, что объявили набор для участия в конкурсе молодых исполнителей, который будет проходить в Юрмале. Одним из организаторов конкурса была сама Лайма Вайкуле, которую я просто обожал. Ну, я и рискнул! Через знакомых записал пару песен на демо-кассету, переслал по указанному адресу и стал ждать встречи с Вайкуле.
Я представлял эту встречу в деталях. И так, видимо, заматериализовал свое желание, что оно исполнилось! Песни понравились отборочной комиссии, мне позвонили и пригласили в Юрмалу.
На генеральной репетиции я надел свой лучший костюм. И предстал перед Лаймой эдаким лихим кантри-мачо из деревни Грачевка… (Хохочет).
Лайма прослушала меня и объявила свой «Модный Приговор»:
«Песня хорошая. А что, другого костюма у тебя нет?».
Вот тут-то я и понял, что поразил всех совсем в другом смысле! Понял и ужасно расстроился. Ведь у меня тогда не было денег, чтобы купить себе что-то новое и приличное.
Вытащила меня из щекотливой ситуации опять же Лайма Вайкуле. Перед концертом она принесла костюм своего мужа и очень деликатно предложила мне его надеть. Так я и вышел на сцену в костюме мужа Лаймы Вайкуле.
Это был для меня первый и очень важный опыт правильного отношения к сценическим костюмам, да и вообще — к формированию чувства меры и вкуса.
— Со времени вашего приезда из Новосибирска в столицу вы и впрямь совершенно «омосковились». Столичная прописка, столичный имидж, столичные друзья,
стильные видеоклипы… Интересно, осталось ли к вас что-нибудь исконно-сибирское — помимо милого словечка «маленько», которое вы нет-нет, да и ввернете в разговоре?
— Как утверждают мои питерские друзья, еще осталось такое словцо: «Чо?»
Ну, а если серьезно, то от Сибири во мне сохранилась огромная любовь к природе,к русской бане и еще к пельменям, которые мы лепили в невероятных количествах, тазами!
— Из какого же мяса лепятся настоящие сибирские пельмени?
— В нашей семье мы делали их из четырех сортов: свинины, говядины, баранины, с обязательным добавлением медвежатины, или печени лося. Получалось очень вкусно и сытно. В сильный мороз — то, что надо!
— Как же вам, в таком случае, удается поддерживать такую спортивную форму?
— Я всю жизнь со спортом дружу. И поход в спортклуб — одна из моих давних привычек.
Я нахожу в этих занятиях большое физическое удовольствие и возможность снять усталость.
К тому же, узнав, что я родом из Сибири, меня самого часто угощают настоящими пельменями.
Так что надо держать форму, чтобы не разъесться: толстые нынче не в моде! (Смеется)
— Что открыл Вам мир профессионального шоу-бизнеса, мир московского бомонда?
— Это разные вещи. Профессиональный шоу-биз — это работа, которая мне интересна, это всегда серьезные люди, люди дела.
А мир московского бомонда — это пена с красивой легендой, что здесь-де делаются важные дела. Ерунда! Походил я по местам бомонда и понял — туда ходят в основном одни тусовщики,а вовсе не те,кто принимает какие-то важные решения. Там ведь никто никем по-настоящему не интересуется! А радость встречи, как правило, очень фальшива.
Поэтому я всегда разделяю мир профессионального шоу-бизнеса от обычной тусовки.
— Тогда самое время спросить, как вы оцениваете состояние современного шансона?
— Шансон переживает очень бурный период своего развития, четко согласуясь с общим настроением нашего общества, да и России в целом.
У русских людей появилось желание заглянуть вглубь себя, определиться с главными ценностями в жизни.
Таким стал и шансон.
Остался позади его жестко-брутальный период, наступило время его душевной глубины и тонкой лирики, которая вселяет в людей надежду. У песен появились очень качественные аранжировки, в отсутствии которых нас долгое время упрекали критики. Появились новые имена, затмившие старых кумиров. Вы посмотрите,какие аншлаги сегодня у Стаса Михайлова, Сергея Трофимова или Елены Ваенги! Шансон уже вовсю противопоставляют популярной музыке, признавая первенство за первым. Он вышел на первый фланг, стал значимой частью нашей российской культуры.
Конечно, «Радио Шансон» сыграло здесь свою особую роль — роль пропагандиста и флагмана шансона, открыло новые имена, придумало значимые музыкальные проекты — тот же «Шансон Года» в Кремле 26 марта… Вы, например, пытались в начале этого месяца найти в театральных кассах билеты на эту церемонию? А я вот попробовал, чисто из интереса…
— И что же?
— А нет уже билетов на «Шансон Года» в кассах! Ну, может быть, в интернет-магазинах еще что-то осталось… Вот вам и ответ на вопрос о состоянии шансона. А секрет, думаю, здесь прост: шансон всегда отражал в своих песнях самое главное, что есть у человека в жизни.
Поэтому все песни шансона — всегда со смыслом и поются с душой, живым звуком. Те, кто это понял, давно уже настроился на шансон, на наши песни…
Я, например, когда пишу новую композицию, всегда стараюсь сделать ее очень ассоциативной для зрителя. Чтобы зритель смог засмеяться, или улыбнуться, или вспомнить о чем-то важном.
— Песня «Цветок», которую вы недавно представили в эфире «Радио Шансон», как раз из этой серии?
— Да. Это наш первый совместный проект с Татьяной Булановой.
А дело было так. Я написал «Цветок» изначально как дуэтную песню. Показал ее моим коллегам. Они сказали, что песня обязательно «выстрелит», но при одном условии — если я смогу подобрать к ней «правильную певицу с правильным голосом», с которой мы споем дуэтом.
Я перебрал в памяти имена всех певиц, которых знал, измучился совсем. Думал даже спеть ее с Леной Ваенгой. Но у нее никак не получалось записаться из-за чудовищного гастрольного графика.
И вот однажды ночью мне приснилась Таня Буланова. Она стояла со мной на сцене Кремля и пела «Цветок»…
Я не был с ней знаком, но наутро помчался в Питер, нашел ее директора и передал через него Татьяне мою песню. И через пару дней она мне позвонила и сказала, что готова исполнить песню дуэтом.
Мы сделали наш «Цветок» удивительно легко. Голос Татьяны, ее неподражаемый тембр как нельзя точно передал всю глубину чувств, которую переживают два влюбленных героя песни, живущие кто в Москве, кто — в Ленинграде.
Я счастлив, что у нас с Татьяной Булановой, с которой я, считай, познакомился во сне, все так отлично получилось в реальной жизни.
— Не с этой ли песней вы выйдете на сцену Кремля во время церемонии вручения премии «Шансон Года»?
— Именно с ней. И еще — с Татьяной Булановой, которая лично приедет на церемонию.
Так что сон мой оказался пророческим.
— Что для вас премия «Шансон Года»?
— Эта премия является единственно-значимой наградой, которая вообще существует в отечественном шансоне. Других таких нет.
Это не просто золотой гитарный гриф на малахитовом постаменте. Это — символ признания твоего творчества со стороны огромного числа людей, слушателей «Радио Шансон». Может ли артист мечтать о большем признании?
К тому же эта церемония — юбилейная, десятая. И, насколько я знаю, «Радио Шансон» собирается представить на сцене Кремля не просто победителей годового хит-парада «Шансон Года», а лучшие песни последнего десятилетия, лучших артистов последнего десятилетия. Попасть в число номинантов — большое счастье для любого шансонье.
Я впервые номинируюсь на эту премию. Для меня это, в определенном смысле, веха в творчестве, да и в жизни тоже.
— Похоже, Вы входите во вкус больших сольников и больших площадок!
Я, например, уже видела в Москве ваши новые афиши с рекламой сольного концерта «Любовь моя земная», который вы собираетесь дать 7 апреля.
Снова, значит, пойдете Кремль брать?
— Да, как говорил киевский князь Святослав, «иду на Вы»! (Улыбается). Это будет концерт-съемка, концерт состоится аккурат под мой День рождения. Эту программу я еще нигде не «обкатывал», впервые ее услышат именно в Москве, в Кремле. Я представлю много своих новых песен, включая «Цветок», и приглашу много людей, сыгравших в моем творчестве важную роль: Эдуарда Лабковского, который научил меня в Гнесинке профессиональному вокалу; Александра Кальянова, который провел со мной в своей студии невероятно много времени, добиваясь единственно-правильного звучания моих песен; Татьяну Буланову, без которой никогда не получился бы мой «Цветок»; Анну Гуричеву, с которой я тоже обязательно спою дуэтом; моих друзей с «Радио Шансон» — одним словом, тех, кто всегда умел честно сказать мне, что я делаю хорошо, а что, быть может, не очень….
Беседовала Татьяна Феоктистова
05.09.2014
