Каталог: Аркадий Северный

От публикатора:

Предлагаемые Вашему вниманию заметки представляют, на наш взгляд, несомненный интерес как с исторической так и с музыкально-социологической точек зрения. Написанные (в своей основе) пять лет назад они и сейчас не устарели, несмотря на то что в последнее время появилось много материалов посвященных и самому Северному, и музыкальному жанру, в котором тот работал. Конечно, некоторые суждения и толкования автора достаточно спорны и субъективны, но, тем не менее, мы сочли необходимым только прокомментировать некоторые положения (в основном, исторического характера), дополнив их фактическим материалом, неизвестным автору в момент написания данного исследования. Также произведена незначительная стилистическая правка.

Игорь Ефимов.



ОТ АВТОРА.



Гитарные записи Северного я услышал впервые где-то в 1971-1972 году, когда еще был зеленым подростком. Тогда считалось, что если имеешь магнитофон, то уж, конечно, для того чтоб писать на него чего-то «левое», «подпольное», в общем не то, что передают по Всесоюзному радио и Центральному телевидению. Недаром в нашей школе наиболее идейные учителя подозрительно относились к магнитофоновладельцам. Ну, и писали мы все подряд: западный рок, Высоцкого, бардов; ну и, конечно, блат. И, разумеется, без разбору, и не очень различая исполнителей. Однако для меня Северный сразу выделился из общего потока, и я собирал его записи, как мог, в основном по своим знакомым. В 1976 наткнулся на оркестровые записи - с «Четырьмя братьями». Так как я был уже не таким зеленым, и при некоторых деньгах, то решил, что пора выходить на нормальных коллекционеров. И вот кто-то - уж не помню кто - познакомил меня с Владимиром Шестериковым.

Это был очень интересный человек - он работал на нашей известной фортепианной фабрике «Красный Октябрь» в какой-то немаленькой должности, - может, и главным инженером. Кроме того, он имел музыкальное образование, активно играл в самодеятельном джазе, сам собирал радиоаппаратуру. Коллекция записей у него была громадная - в основном, правда, джаз, но немало было и КСП, почти полный Высоцкий, и обалденно качественный Северный. Оказалось, что В. Шестериков знаком с Р. Фуксом и С. Маклаковым, и переписывал Северного у них с оригиналов. Он рассказал мне многое и о личности Северного, и о студии Маклакова. Из разговоров я понял, что случайных людей в той компании не очень-то привечают, а интереса для них я составить не мог, потому не особо и настаивал на том, чтоб Шестериков ввел меня в тот круг. Два года я писал у него Северного, и пытался выведать подробности того, как делаются эти записи, и вообще про жизнь того загадочного мира. Но Шестериков рассказывал немногое, и не потому что темнил - его больше интересовали подробности джазовой жизни Питера. У Маклакова он только брал записи, но в близких друзьях не ходил, а Фукс к тому времени уже отъезжал за рубеж. К 1979 г. Шестериков почти перестал собирать записи Северного - эти новые записи ему не нравились. Я же страдал тщеславной мыслью собрать как можно более полную фонотеку Северного, и тогда Шестериков все же решил послать меня к одному из тех деятелей Питера, кто держал студию, и писал живьем блатную музыку. Однако, это все-таки был человек не из компании Маклакова, более того - состоявший с Маклаковым в натянутых отношениях, и поэтому с Северным тогда уже не работающий. Звали его Виктор Иванович Кингисепп, умер он уже давно - в 1990 году.

Ему в 1979 было уже где-то хорошо за полтинник, и коллекция у него была прямо антикварная - торгсиновские грампластинки 30-х годов, где Утесов пел «Гоп со смыком», самопальные пластинки «на костях», и продукция легендарной фирмы Р. Богословского. Была у него и коллекция фирменных джазовых пластинок, как говорили, - вторая в Союзе после коллекции А. Н. Косыгина. В начале 70-х Кингисепп активно сотрудничал с Маклаковым, и сам организовывал записи Северного под гитару, а потом и с ансамблями. Но к концу 70-х что-то они там такое не поделили, и Кингисепп с Северным больше сам не работал, только собирал записи. Впрочем, с Калятиным и Тихомировым он сохранил приятельские отношения, а Северного хоть и не писал, но иногда с ним встречался, - разумеется, за бутылкой. Я, наконец, набрался наглости напроситься на знакомство с Северным, и Кингисепп обещал на первые же посиделки со Звездиным меня пригласить. Через некоторое время он с досадой заговорил, что у Северного очередной страшный запой, ругал при этом и Тихомирова, и Маклакова… А еще через несколько недель, 13 апреля 1980 года, Кингисепп позвонил мне с известием…

В дальнейшем я много общался с Кингисеппом, писал Северного и других, и все пытался выпытать у него подробности, как все это создавалось. Но получалось очень хреново. Во-первых, трезвым Кингисеппа я никогда не видел (откровенно пьяным, правда, - тоже), а он чем больше пил, тем, в отличие от обычных людей, молчаливее становился. Во-вторых, у него вообще были какие-то странные понятия. Из-за того, что занимался он делом, по советским понятиям, полукриминальным, он привык темнить и создавать на разные случаи всякие легенды и «версии». И похоже, что хотя он мне уже мог вполне доверять, все равно мешал правду с вымыслом, и половину не договаривал. Меньше всего он, к сожалению, хотел говорить о делах отъехавшего Фукса, - а та история меня больше всего интересовала. К тому же, в начале 80-х власть начала затягивать гайки насчет всего этого дела, некоторых коллекционеров замели за незаконную торговлю и спекуляцию, посадили, как известно, и многих исполнителей - Звездинского, Шеваловского, Беляева, Новикова. Из-за этого компания Маклакова совсем замкнулась в себе, и выйти к ним в друзья мне не удавалось. Только в разгар перестройки, в 1988 году мне, наконец, удалось через Владимира Шестерикова сойтись с Маклаковым. Впрочем, толку было немного, Маклаков охотно торговал записями, но смотрел свысока, и в рассказы пускаться - не снисходил. Правда, тогда к нему, вроде, уже подъезжали настоящие журналисты, и он мог беречь информацию, как потенциальный товар. Хотя у него, как и у Кингисеппа, хватало заготовленных «версий» - сознательных мистификаций. Правда, теперь не для конспирации, а для чего-то другого, мне не очень понятного. В итоге я плюнул на все это дело, и решил записать хотя бы то что знал, пытаясь вывести что-то вразумительное из набранных взаимоисключающих версий.

Кое-что получалось, но у меня с детства была дурная привычка анализировать, и как-то в записках меня понесло на исторический, социальный, экономический, психологический, музыковедческий и прочий анализ. Вот что в итоге у меня получилось, и обозвал я это -



ЛЕГЕНДА В БЛАТНОМ ЖАНРЕ.



Ну, что ж, - вначале, как известно, было Слово… а у нас, если говорить о том, с чего и откуда это все завелось, началом надо считать то, что просто была в России такая Музыка… То ли «блатная», то ли «современный городской фольклор»... но для меня обозвать её ближе всего к натуре, наверное, так - Уличный жанр. Он конечно, тоже не с неба упал; но крайне занятную летопись об его истоках, корнях и истории стоит только начать...- так в ней с концом и зароешься. Будем, стало быть, проще - упал. Итак, Уличный жанр. Подземная вселенная российской культуры, зеркало жизни и времени, душа народа в живой песне... Да уж, можно воздвигнуть целые колоннады таких штампованных общих фраз с дешёвым пафосом, по сути-то ничего и не говорящих. Да и зачем вообще разводить высокий словесный понос о том, что надо не знать, а чувствовать? Эта музыка всё говорит сама за себя, - тому, кто способен вместить, конечно...

Так что глобальный базар о жанре пока проедем, надо ж оставить кому-то простор на исторические анализы и музыковедение с превозношением или низвержением, - на что уж будет охота.

Ну, а вся новейшая наша история, стало быть, занялась в прелестном дурдоме незабвеннейших пятидесятых годов... Фольклор тогда был вообще в расцвете и в почёте, - потому что никакой поп-культурной индустрией и тотальным телезомбированием пока еще и не пахло, и народ развлекал себя сам. Естественно, жанр Уличной песни ходил по той жизни просто в королях. Да и было чем королевствовать: наша улица в полный рост распевала весь свой золотой запас, натворённый, считай, от самых времён развития капитализма. И постоянно пополняла его при этом не менее золотым новьём, - в чём помогала, кстати, ещё и эмиграция. Так что добра хватало на всех... а как потом выяснилось - еще и на потомков.

А после того вечно светлого дня, как Усатый влез, наконец, в дубовый бушлат, народное песенное творчество взыграло вообще неслыханно буйным фонтаном. Одно слово - Пятидесятые, - ведь тогда зачирикала вся наша долбанная жизнь...О чём? - да на первый заход все распелись просто традиционным душеизвержением про любовь и погоду. Но тут же попёрло и духом эпохи,- и самым забойным номером в этом песенном фонтане пошла блатная тематика. В России ведь мода на уголовщину вообще всю дорогу стояла в явной традиции; а уж тем паче - тогда, после славных лагерных десятилетий. Впрочем, это общеизвестно. Как и то что, с наступлением на дворе этого самого «реабилитанса», первые позывы на инакомыслие и так называемое «возрождение интеллигенции» тоже проявились ни с чего иного, как с моды на распевание блата среди советских студентов и служащих. Правда, это все были игрища, но о реальной близости зоны в ту «оттепель» тоже не больно-то давали забыть. Советская власть была вынуждена начать затяжные кампании по борьбе с оборзевающей молодёжью, - и, конечно, при самом широком использовании УК. Редко нашлась бы такая весёлая дворовая компания, в которой хоть кто-нибудь не пострадал бы от пришитых статей за «тунеядство» или «хулиганство», - так куда ж тут без блатной темы... Своё не последнее место она уже застолбила навечно. Из всего этого, наверное, и повелось не по-умному обзывать «блатным» вообще весь уличный жанр.

Но, конечно, и кроме бессмертной блатной романтики в песенном мире пятидесятых навалом попёрло всякой занятнейшей левизны, - чем дальше, тем и раскидистее. Чего стоил хотя бы заваренный из окурков Запада фольклор нашей первой духовной оппозиции - стиляг! Золотой, в общем, век, и только... А в апофеозе душа улицы расчирикалась до того, что к её мелодиям примазалось ещё одно «возрождение» - недобитой большевиками российской поэзии, - это был зачин на известную, и теперь уже переобсосанную историю под названием «авторской песни»... Исторически тема, конечно, здесь совершенно отдельная. Но как её не задеть? - ведь и в жизни всего нового музыкального фольклора эта струя прошла далеко не мимо. И даже его духовно, прям таки, обогатила - никогда до того не слыханными высокими материями типа философской лирики и прочей интеллигентской неврастении. Всё это, правда, быстренько и отстегнулось в их собственный, бардовский, или как там его ещё? - КСП-жанр; но всё равно - увлечённая улица ещё долго подхватывала оттуда клёвые вещи... пока такие встречались.

Ну, а в итоге-то, - что говорить, - это стали, конечно же, жанры разной породы. И особливо - в дальнейшем, когда судьба КСП понеслась уже в сплошном трагифарсе. Конечно, Советской власти любить его было не за что, но ведь и не скажешь, чтоб органы так уж яростно их мордовали... Однако к семидесятым этих «детей оттепели» тихо и прочно опустили в самый сопливейший конформизм. Зубы вышибли напрочь...(а, кстати, известно, что это значит по зоновским понятиям). Они ж не придумали лучшего, чем возвести эти сопли в свой принцип, и даже знак «элитарности», - что ж, попутного хрена...

Но вернёмся в наши бедовые пятидесятые, к истокам магнитного блатотворения.

Итак, по стране разливался блатняк и прочая левизна, и, конечно, под соответствующий настрой публики над всем этим безобразием с ходу навис неотвратимый успех. Но с этим успехом, надо сказать, отмочилась ещё одна великая хохма - ведь в него внесли грандиозный вклад всё те же родные Советская власть и Коммунистическая партия! Хоть и помимо желаний, конечно. Да и потом ещё сколько могли - стабильно его обеспечивали, - а всё своей культурной политикой... Элементарно, - ведь от такого океана дерьма у нас шёл на «Ура» и без особого разбору любой намёк на любую альтернативу официозу. Под это дело поползли в рост вообще все наши левые достижения; ну, а что ж блатняку оставалось? - только вперёд...

Правда, ни хрена хорошего, разумеется, в этом не было, и подгадила вся эта «хохма» в итоге тоже нехило. Ясное дело, - голод на левизну, а от него - неразборчивость, - первейшая почва для обильной халтуры. Так и вышло. Но было кой чего и похуже... Смех смехом, но идиотизм-то советской идеологии и культуры имел и прямую задачу - формирование нового человека; ну, и исполнял... С успехом, падла. Кто ж соврёт, что ею совсем уже по мозгам не задетый? Все мы оттуда... Уж какой только «андеграунд» не пыжился объявить себя культурной оппозицией совдепу, - и от всех за версту тем же совком и несло. А в широких народных массах нежелание жить по установкам коммунистического воспитания во что вылилось? А в то, чего только и можно было у нас ожидать - самое махровое и одиозное мещанство, не более. И советской системе, кстати, было оно глубоко чуждым только по лозунгам; а по натуре-то, чем для властей не подарок - клоп- обыватель? Власть, видать, в это въехала, - клоповник развёлся. Казалось бы, всё это чистая социология, но для музыки от неё-то как раз и дозрела главная гадость - жлобский спрос и клопиный социальный заказ на самую дешёвую «клубничку» под блат. Куда деваться? - это тоже источник и составная часть популярности блатняка в СССР, - печально, да мимо уже не проедешь...

Впрочем, дешёвка дешёвкой, и фиг с ней; это только мелкое примечание, и жанр не портило, - до поры до времени. Потом-то, конечно, засрали его капитально... ну, да хрен ли теперь отстаивать первоначальную чистоту идей. Понимай каждый, как хочет, - где дерьмо, а где что.

Вот такая она и была - нескучная жизнь, из которой заварилась вся наша свистопляска. Последним аккордом тут ещё до волшебности вовремя подоспела небольшая такая, чисто техническая фенька, оказавшаяся в итоге не слабее всех социально - культурных реформ и свобод - магнитная запись! Впрочем, кому у нас надо рассказывать про это чудо советского образа жизни - магнит-самиздат... Масштабы, конечно, были тогда у него смешные, но всё равно - уже на самых первых, причём единичных, магнитных комодах (назывались они, кстати, «Днепр», а не «Яуза», как считает Шелег) наш песенный фонтан стал расходиться в невиданных темпах и тиражах. Вот так, к концу пятидесятых, когда народ вовсю страдал по дворам и подворотням блатными песнями, закрутились, стало быть, и первые магнитные ленты соответствующего содержания. И даже довольно разнообразного: нечто было из эмиграции, что-то - из той же авторской- бардовской, которую по моде жизни, естественно, тоже завлекла блатная тематика, - ею и до маэстро Высоцкого многие баловались... Ну, а вместе с этим, конечно, с ходу пошли гулять, сшибая успех, и записи широкоизвестного народного блатняка в незамысловатом подгитарном исполнении всяких самодеятельных шансонье. Правда, еще была жива, и явно у них сквозила, память о профессионалах этого жанра, что блистали когда-то до Октября и при НЭПе в кабаках, и даже на эстраде... Так что художественный уровень все-таки был. Ну что ж, пела улица, пела, да и попала на ленту, - пока что всё шло на уровне пареной репы. И наверное, ни хрена б глобального и не вышло из той кустарной стихии первых записей... когда б не взялись умные люди всерьёз и ударно это дело организовывать, - «раскручивать», как теперь говорят. Ну, а кто на такое имел способность в те полуподвальные времена? Вообще, вокруг блатняка отиралось немало умников - типа всяких энтузиастов, собирателей и изучателей. Но главнейший момент состоялся именно в том, что на эту раскрутку нашлась уж в натуре - Организация...

Была такая! - в те бесконечно далёкие времена неколебимого социализма по культурным центрам Союза уже в полный рост функционировали целые тресты частнопредпринимательской звукозаписи. Завелась она аж в домагнитную эру, с «рентгениздата», - то есть, самопальных грамзаписей на старой рентгеновской плёнке; ещё при живом Усатом, кстати...В царстве свободы пятидесятых она, конечно, вовсю распустилась; ну и, почитай, 40 лет пахала на поставках народу запретных западных плодов и отечественного подполья. Организация, ясное дело, была непростая; и выросла, кстати, она не на пустом месте и в полном нелегале, а при негосударственных студиях Промкооперации, - прикрытой в 1960 году нашим кукурузным мечтателем. В общем, система у них там была отлажена, как паровоз; одно слово - советский бизнес... Впрочем, сейчас не об этом. Так вот, эта левая звукозапись и стала главным героем истории советского магнитного блата. Хотя чего уж там на хрен «героем» - автором! - ведь история эта всецело их происками и состоялась... И состоялась именно в том, что наша музыкальная «мафия» прибрала со временем весь блатной жанр, и раскрутила на нём первый в СССР, жутко кустарный, но всё- таки натуральнейший «теневой шоу- бизнес».

Такова была «общая часть», а если переходить к конкретной, - в Питере под закат пятидесятых процвёл едва ли не самый мощный синдикат подобного рода, - с него-то всё и покатилось... Люди там были не валенки, нос держали строго по веяниям жизни, и, соответственно, в ассортименте их левой звукопродукции блат с ходу пошел традиционным товаром. Начиная уже с эмигрантщины во главе с великим Петром Лещенко, которую к нам ещё на рентгенах качала, естественно, эта же мафия. Ну и, конечно, начало нашей лихой истории записей отечественного блатняка эта контора схватилась раскручивать в самых первых рядах. Всё, что надо было - уже созрело, и раскрутка сразу пошла просто обвальными,- для тех времён,- темпами. Так что теперь трудновато уже и сказать, - кто там, собственно, был первее других, и кидал закладные камни. И, конечно, всю мешанину тогдашних затей и идей сейчас тоже фиг воссоздашь... Судьба им бросила карту по-разному - почти всё растворилось в грядущих бурных потоках, но от иных занялись крутые дела и великие начинания. Ну, а одному из тех «пионеров» отвалилось вообще злое счастье - стать в 70-е звездой и эпохой советского блата под всем известным именем - Аркадий Северный.



Аркадий Северный! - об чём разговор... «Король блатной песни», - так повелось его называть, хотя трудно придумать что-либо более банальное. И разве можно назвать его каким-то одним словом? Просто - Аркадий Северный! И не так уж важно, какой это был «след» в мировой музыкальной культуре. Главное - в нашей советской жизни это было ЯВЛЕНИЕ. И каждый, кого оно когда-то задело, прекрасно помнит, чем это для него было… Оперируя понятиями современной жизни его, пожалуй, хрен объяснишь. И дело тут опять-таки не только в его музыкально и артистически блатной гениальности, - сдается, что чуть ли не вровень с этим надо считать и Легендарность…

Уже многие навосклицались о том, что его постигла фантастическая и чисто советски абсурдная популярность, которая просто обалдеть на чём создавалась: подпольная запись и кустарно-домашнее переписывание из рук в руки. И что только у нас можно было на одном этом поиметь такую всенароднейшую известность... Хотя чего уж так удивляться - все это было как раз вполне логично и правильно, - в контексте той советской системы. Система была нелогичной, - но пёс с ней, сейчас разговор о Северном. Да, в какие только края от Питера до Чукотки, и «сферы» - от бомжей до блатной и партийной элит, не залетал на магнитных лентах его уникальный вокал! И вот так, почитай, весь Союз столько лет крутил взахлёб эти записи... ни фига абсолютно при этом не зная - а кто ж он в натуре такой? Ну и, естественно, столько о нём натворили легенд...

А он для народа и был - одна сплошная легенда, и вот в этом как раз и состояла вся суть этого уникальнейшего явления по кликухе «Аркадий Северный». Не просто легенда даже, а целый сборник - эпос! - невероятных преданий, сказаний и басен, - закрученных музкоммерцией и вразнос раздутых и растиражированных щедрой народной фантазией... и, конечно, на сто вёрст далёких от того, кем был человек Аркадий Дмитриевич Звездин.

Тут бы, конечно, самое время вставить хоть пару слов о тех долегендарных временах, когда он был ещё просто Звездиным, - да об этом всё уж рассказано… и, честно говоря, было б чего такого особенного там рассказывать... Да ещё и подумаешь, что теперь делать с истиной - ей ведь просто нечего и ловить против необозримого океана народных выдумок на эту тему. Да и вообще, наверное, надо считать, что «Аркадий Северный» - явление уже до того легендарное, что и принадлежит мифологии гораздо больше, чем истории. Так что в принципе все эти мифы уже имеют равные права на существование; и без них это будет уж просто не Северный. Вот так у нас бывает, а вы говорите - истина...

Правда, кое-какие анекдотические ситуации из его домузыкальной биографии могу изложить. Контора «Союзэкспортлес», где довелось трудиться простому советскому служащему Аркадию Звездину находилась на Гладком острове, д.1. Это в порту, у самого конца Екатерингофки, только на другом, естественно, берегу, не на материке. Глушь страшная, туда и сейчас не ходит никакой транспорт. Потому рассказывали, что работнички, которым домой к семье спешить не надо было, просиживали там, бывало, и ночами. Не ради ударной работы, конечно. Я вот и думаю - пел же Звездин на этих вечеринках.. И должен же был быть там хоть какой-нибудь раздолбаный магнитофон! Так что, может и записи тех времен (пусть некачественные) могли уцелеть.

У меня вообще-то есть гитарные записи Северного, которые нельзя отнести ни к одному из концертов, которые уже, так сказать, заинвентаризированы в коллекционерском мире. Только записи, к сожалению, сборные, с песнями явно надерганными из разных его выступлений.

Но и это не все! В те времена на любом предприятии должна была быть самодеятельность, просто обязана - по разнарядке. Для этого у профкома и соответствующая статья расходов была. Предполагалось, конечно, что там будут петь кантаты о Ленине, но если на предприятии находились умные люди - из самодеятельности делали очень веселые вещи. Тот же Шестериков так и организовал на своем «Красном Октябре» самодеятельный джаз, и во всю приобретал инструменты на казенный счет... Так вот, а что если Звездин участвовал в самодеятельности в «Союзэкспортлесе»? Что они там пели - джаз? Или он уже пробовал блат? (Гитарный-то уже был!)

И еще - мне давно рассказывали, что Аркадию Звездину довелось побывать в рядах Советской армии, в летной части, но я как-то всерьез это не воспринимал. Теперь у Шелега прочитал - оказалось, правда. И тут вспоминается одна из первых радиопередач еще советского радио, где начали говорить об Аркадии Северном - где-то в 1989 году. Так вот, там о его биографии рассказывали очень мало, но упомянули, что среди всего прочего был он летчиком. Я тогда только хмыкнул - а космонавтом он, случайно, не был? А теперь думаю - ведь болтаясь в той вертолетной части он наверняка пел на пьянках в офицерском собрании. Вот и интересно, каких фантазий потом понарассказывали его однополчане?

А ежели разбирать «биографию» легенды, то начинать, конечно же надо с того исторического момента, когда веселый парень с гитарой Аркадий Звездин был предъявлен известному питерскому коллекционеру, бизнесмену и держателю студии Рудольфу Израильевичу Фуксу (тогда его ещё звали просто Рудиком).… Но даже насчет того, какой случай их свел, есть целая куча легенд, или, скажем так, версий… Конечно, каждому, кто тогда хоть как-то был знаком со Звездиным, захотелось потом оттяпать кусочек тени от его славы. Живущий в Штатах Рувим Рублев, например, первооткрывателем Звездина считал себя, в 1962 году (см. его мемуар на виниловом диске Северного, выпущенном в 1990 году фирмой «Мелодия»). А приход к музыкальным коллекционерско-бизнесменским кругам (не называя имени Фукса) объяснял тем, что как раз его компания и шустрила насчет того, где бы хорошо записать Звездина. Правда, он мог иметь в виду самую первую запись Звездина Фуксом в 1963 году, которую принято считать случайной.

Я, кстати, вообще не знаю, кто такой Рувим Рублев, хотя его стихи и статейки встречал в Самиздате и Тамиздате еще в самом начале 80-х. Один мой знакомый выдвинул версию - чисто умозрительную - что это псевдоним самого Фукса! Впрочем, в нашей жизни я ничему не удивлюсь…(Друг Дм. Петрова абсолютно прав: Р. Фукс и Р. Рублев – это один и тот же человек, известный также как Р. Соловьев. – И. Е.)

Конечно, толковее всех мог бы об этом поведать только сам Рудольф Израильевич, - если он еще жив. И как понимать М. Шелега, который в своей книге выражает Фуксу благодарность - он что, с ним- таки беседовал?

Но как бы там ни было, с Фукса все началось - однозначно. И музыка, и Легенда эта самая.

И какой бы случай не свел Фукса и со Звездиным, но «раскручивать» Аркадия Фукс, конечно же, стал не случайно. Он, с его вкусом и понятием, сразу врубился: такое в каждом дворе не валяется…

И об этом позвольте маленькое лирическое отступление. Чего уж там говорить - это надо слышать… Аркадий Звездин певцом был от Господа Бога, и мир ещё не слыхал ничего даже издали похожего на этот неповторимый блатной вокал. Можно было, конечно, выискать в нём «параллели» - то от Утёсова, то от Армстронга, то от цыганщины; но целиком это был - только Северный. А захоти его классифицировать или обозвать каким-нибудь термином? - фиг. Блатной - он и есть блатной. Чего ж о нём ещё скажешь? Безусловно, был музыкален, но и рядом не пасся с правильной музыкальностью тех же Лещенки или Рубашкина; да и неправильность-то была чисто звездинская: не хрипота, не сиплость, не «надтреснутость» затасканная, - северность! А какие манеры он вытворял всякими, звездинскими же, штучками - протяжками, придыханиями, надрывами, подвываниями, (или научнее: тремоло и вибрато); да ещё черт-те чем, что и не обозвать словами. И не просто ж для украшений - разыгрывал теми примочками всякие, громко говоря, и мысли и чувства... драматургия! Короче, надо такое только услышать. Это - Северный.

Так что Фукс на свою удачу мог только радоваться - привалило ему натуральным блатным маэстром...

Тут же встает вопрос, кто навесил Звездину его сценический псевдоним? По всему однозначно выходит, что Фукс, но нельзя забывать и «версии» опять-таки того же Рублева. Если и не воспринимать их всерьез, то хотя бы чтоб понять, на фига ему нужны эти мистификации. Рублев называл «крестным» Северного звукорежиссера Виктора (без фамилии), а покойный Виктор Иванович Кингисепп, (у которого вообще было не различить истину среди выдумок и заблуждений), все время говоривший, что с Северным его познакомил Фукс, после выхода в свет этого «мемуара» заявил, что он - и есть этот самый Виктор. (В воспоминаниях Б. Тайгина (см. об этом ниже) приводится другая фамилия – Виктор Смирнов, инжененр-электрик. – И. Е.). При этом он опять-таки ни хрена мне рассказал, кто же такой Рублев. «Питерский поэт», и все. Вообще, Кингисепп действительно был знаком с Северным раньше, чем Маклаков, но вряд ли раньше, чем Фукс.

Впрочем, Фукс сделал столько, чего у него никто никогда не оспорит, что авторство псевдонима не так уж и принципиально (В 1999 г. журналом «Пчела» (№20) были опубликованы воспоминания Бориса Тайгина «Расцвет и крах «Золотой собаки», в которых тот излагает собственную точку зрения на происходившее в те далекие годы: «…в начале лета 1962 года я привел к Виктору моего знакомого … Рудика Фукса, который, в свою очередь, привел с собой … Аркадия Звездина. Тот имел с собой гитару. Не откладывая дела в долгий ящик, сделали несколько записей. Записи всем понравились, и тогда Рудик решил подобрать тексты разных песен и романсов и сделать запись целого концерта. Вскоре выбрали для всех удобный день. И пришли друзья Рудика - аккордеонист, ударник, Аркадий со своей гитарой и еще один гитарист. … Запись пения Аркадия длилась практически весь день... Именно в этот день 1962 года было придумано для Аркадия его артистическое имя - Аркадий Северный! После нескольких предложенных вариантов прошел предложенный мной.» – И. Е.). К тому же, если вдуматься, такой псевдоним вовсе не оригинален. Правда, за 20 последующих лет Аркадий так сжился с этой кликухой, что она уже и перестала казаться банальной. Северный так Северный.

И вот гениальность импрессарио Фукса с самого начала проявилась в том, что он начал творить эту самую Легенду о Северном. Причем по понятиям самого что ни на есть профессионального шоу-бизнеса. Правда, ни про какой особенный бизнес тут пока и не пахло, но шоу уже началось, - Фукс принялся лепить народу покрасивше некий легендарный образ блатного артиста Северного... Хотя, с другой стороны, может он и сам тогда до конца не соображал, что созидает какой-то там «имидж», и для каких «сверхзадач» вообще всё это мифотворчество, - просто в стране и настроения были такие... сказочнические. Вот как-то сами и получались блатные фантазии в тему, а уж народишко раздувал - старался. Голод- то на эти дела был - дай Бог...

Правда, если Фукс действовал по интуиции, то это еще больше говорит за его гениальность… но, все по тем же законам жанра, режиссер остался в тени - по уже намечающейся легенде корифеем должен был рисоваться только он сам - Аркадий Северный.

Ну, таким его все и воображали уже с первого услыхания. И кроме того, хоть жиганил Северный ещё совсем не с почтенным стажем, многим те записи пригрезились вообще наследием аж Бог знает какой старины. Так и пёрло из них колоритом чего-то такого... минувшего, - во всём, до последней мелочи; наводился прям дух красивого бывшего мира с ненашенской жизнью... И ладно б от содержания песен, - уже от одних интонаций! Впрочем, это мои личные фантазии, конечно; а кто-то там мог еще и не такое услышать… И уж ясно, что все эти заводящие воображения штучки - вовсе не плод целенаправленных режиссерских происков, - просто делали так, что фантазия разыгрывалась. У кого какая.

И, в общем, слепилось в народных преданиях, что Аркадий Северный - знаменитый собиратель и исполнитель блатного фольклора, и, конечно же, сам блатной, - причем старый и тёртый. (Не диво - голосом под «солидный возраст» в свои неполных тридцать косил он как за родное). А многие с ходу пришили ему и авторство всяких малоизвестных уличных песенок из его репертуара. Уже сто раз говорилось, но повторюсь, что эту версию - сразу в помойку. Хотя всё равно ж мы говорим: «песня Северного», и по праву - они уже так сжились с его исполнением, что иначе и не назовёшь...

Ну, а таким уж круто блатным рисовался он только от изобилия блата в тогдашнем фольклоре. А вообще-то тут надо б заметить, что для Звездина с самых дебютов было характерным не зацикливаться на чистом блате, да и вообще ни на чём «чистом», - он работал действительно в Уличной Песне, всех её стилях и жанрах... Впрочем, Фукс, импрессарио, как уже говорилось, с безупречным вкусом, старался, чтоб в пределах концерта стиль выдерживался четко. В отличие от позднейших концертов у Маклакова, которые зачастую были не вполне гармоничной окрошкой. Там Северный вправду пел все, что можно назвать уличным жанром, а то и с дополнениями. Критерий, по-видимому, был простейший: лишь бы не то, что поют по радио… И не сказажешь при этом, чтоб выходили его манеры в масть абсолютно всему; но, тем не менее, так он всю жизнь и пел. А на него, видать, глядя, этот репертуарный размах у многих в магнитном блате потом повёлся традицией.

Итак, уникальным манерам Аркадия Звездина с ходу навесился первый успех. Да ещё какой - у публики это пошло за чистую классику, и притом не только у фраеров- дилетантов. Всё-таки он со всей своей самобытностью неплохо освоил и всякие традиционные штучки бульварно-блатного музицирования. Чего уж тут говорить чем это было для нас, кроме жажды на левизну вообще ничего не соображавших? - заоблачная вершина блатного искусства... А уж в сравнении с общим подворотненским побряцанием... - вообще.



Северный пел. Заторчавший народ, в том числе и свежевозникшая в те годы с понтом люмпенствующая интеллигенция (вместе, конечно, с интеллигенцией нормальной, обывательской), прилежно развешивал и раззявливал. Фукс процветал.

Зацвело, естественно, и других. И тут об одном таком же (правда, чуть более позднем) фольклористе как не сказать пару слов - о Косте Беляеве... Именно потому, что он нисколько не был похож на Северного; притом не только по части музыки, но и по легендарности. Впрочем, одно с другим связано. Беляев, конечно, имел свой фейерверк манер с приблатненным шармом, - но это был, в общем-то, только высший пилотаж обычного дворового пения. А Северный казался певцом из другого мира… Неудивительно, что вся последующая до наших дней блатная капелла если канала не под Высоцкого, (что было основным вариантом), то так и слышался Беляев. А вот фиг отвяжешься от такой «незамысловатости»… Ну, и популярности у него с Северным были вообще - две абсолютных разницы. Почти точняк, что в мире магнитного блата аж до самой глубины семидесятых именно беляевские записи были самыми всенародными... а точнее даже сказать, - народными, потому что шли они, можно сказать, в анониме. В чём весь и прикол - при взахлёбной популярности записей как-то совсем не возбуждали интересов публики имя и личность их исполнителя; Беляев да и Беляев, ну, и не обломилось ему никакой мифологии. А почему? - что тут скажешь... Специфика имиджа. О котором Костя, конечно, как поначалу и Северный, сам ни секунды не думал; уж просто такой получился, слишком свойский, что ли...Впрочем, чтоб в это окончательно въехать, надо много слушать и того и другого, на пальцах объяснять ломно.

Кстати, если уж мы помянули Высоцкого, надо сказать, что его первые записи начала шестидесятых тоже породили буйную волну легенд, может, еще и покруче, чем вокруг Северного. Но народ очень скоро узнал, что Высоцкий - артист театра и кино, не так уж мало снимающийся, кстати; да и от уголовных песен он отошел… Так что все последующие легенды о Высоцком касались уже только его личной жизни, а это малость другое…

Ну, и развёлся, конечно, ещё не один табун подобных исполнителей блата; и грех соврать, чтоб уж слишком пониже сортом... Пока что панель на таланты не обнищала. Кто-то начинался еще в те же года, что и Северный, другие вдохновлялись примером, - в общем, к концу шестидесятых магнитный блатняк уже стал в России заметным явлением. В любом дворе можно было наткнуться на ленты с мерзкокачественными записями уже немаленькой хунты блатных менестрелей. Репертуар все гоняли примерно один и тот же, музыкальными изысками тоже пока не пахло. Один чёрт, - народ всё заглатывал на лету, - благо, для интереса по тем временам не до хрена-то и требовалось. Производство, конечно, было чисто кустарнейшее, - чтоб хоть кто-то тянул до режиссёрских замашек Фуксовского треста... чегой-то не помнится. Но как бы там ни было, а некоторые шансонье, вернее, записи их, конечно - тогда поимели тоже немалый кусок популярности и не один год на плаву. Но от исполнителей той эпохи почти не осталось ни имён, ни, тем паче, записей, - новые буйные потоки блата семидесятых похоронили всё так, что теперь уж и не отроешь...

А в общем, уровень вышел как раз по той жизни, и на нём наш блатняк спокойненько и крутился до тех самых потоков... Ну, а Северный был уже Северным, и уже сам делал жанр, и строил советскому блату светлое будущее. О чём и сам ещё, правда, не знал. В общем, об этой стройке не худо бы рассказать особо.

И тут, наверное, надо вернуться к тем гениальным одесским циклам, с которых и начал Фукс. Впрочем, они настолько великолепны, что расписывать их - только портить. Миша Шелег поступил проще - целиком процитировал. Правда, только один концерт. И от этого возникает целая куча вопросов. Шелег считал, что эта «радиопередача» (действительно, супернаходка по жанру!) - и есть самый первый концерт, сделанный Фуксом, а другая одесская тема - «Программа для Госконцерта» - была потом. Хотя по логике - наоборот, и ведь Северный в начале «радиопередачи» говорит о «предыдущей программе». Но если так и было задумано - продолжение несуществующей программы, а сама программа потом, то это вообще высший класс интригования публики!

Окончательно разъяснить мог бы только все тот же Фукс. Как и о датировке этих концертов - Шелег отнес их к 1967, а иные считают 1973-им. По-моему, это было уж всяко раньше 1973 и даже 1972 - тогда они были уже очень широко и хорошо известны, а записи в те времена расходились хоть и быстро, но трудно вообразить такой моментально широкий охват (Автор почти прав – "Программа для Госконцерта" действительно была первой. И записан концерт был 14 ноября 1972 г. – на одной из копий эту дату называет сам Северный – И. Е.).

Добавить к этому можно только несколько слов. Одесский жанр, конечно, вещь непреходящая и беспроигрышная, но Фукс знал и другое - тогда в народе мода на одессизм переживала очередной подъём. Базарить об этом можно до бесконечности, как и вообще за Одессу, но сказано про них уже достаточно до фига, и не стоит разводить одессоведение. Но скажу я вам, лезть в Одессу - идея была борзоватая. Облегчалось дело разве что тем, что в Совдепе одесский жанр, мягко говоря, не культивировался, и понятие о нём у народа было вполне размытое. Да и по самой- то Одессе болтало его уже в каком-то задроченном виде. При желании можно было выделить несколько, как обзываются искусствоведы, «школ», - хотя какие там к чёрту школы. Хрен поймёшь, как уж постигал жанр тогда еще не побывавший в Одессе Аркадий Северный, но нахватался он, по всему видать, от самых разных манер, а пуще всего - еврейского балаганства. В натуральной Одессе оно таки было изюминкой, а Звездин, конечно же, и перебрал, и нанёс отсебятины, но ничего - проехало! В Питере это сожрали вообще за подлинный одессизм, да и в Одессе тоже не обижались. Правда, таков, слава Богу, и жанр, - пока обходится без догматических канонов.

Так завсегдашний интерес публики к Одессе заполучил своё, но, естественно, не наелся, а только разыгрался; а легендарный образ Северного молва тут же обвешала всякими одесскими вариациями. Кто б теперь поверил, что он из Питера?!

О жанре «радиопередачи», кстати, надо добавить, что с этим вышла ещё одна нехилая пенка из серии наведения понтов: Северный действительно распространялся не только магнитной перезаписью, но и по эфиру! Ведь в те весёлые года почти в любой дыре процветало нынче уже неактуальное и позабытое радиохулиганство, - так называемое. А тут еще и запись прикидом под «радиопередачу», ну, и гонялась эта контрабанда в эфир - только так; а контора Фукса даже не особо и напрягалась - среди советских радиохулиганов хватало добровольных энтузиастов. Записывать, правда, с тех радиохулиганских передач получалось, само собой, хреновато... Однако популярности Северному они накрутили. Солидно работала система!

А драматургический этот прикол, между прочим, был вообще - натуральным открытием нового жанра в левом магнитиздате. Творили люди, воистину... Ну, и понятно, с какой разинутой варежкой воспринимался такой театр на фоне обычных записей с пьяных посиделок. В общем, к семидесятым сделалось ясно, что из компанейского затейника - запевалы вышел в натуре оригинальный блатной артист Северный, с капитальным «творческим багажом». Как известно, в такой театральной манере у него пошла еще целая обойма записей. Было и вообще почти чистоганом художественное слово - хотя ни Гиляровского, ни Бабеля, о которых упоминает Шелег, мне слышать не доводилось. Более известны в исполнении Северного осколки из приблатнённого романа «В Проточном», из нэповского наследия Ильи Эренбурга. Ещё спектакль был «Песни Севера» - густой зоновский блат... Правда, лагерного антуражу и понтов под авторитета в законе Северный нахватался по типу как и «Одессы», - а всё равно интересно. Да и тема - кого в России не тронет? Песен таких за советские времена напелось немеряно, подобрал их Звездин, вроде бы, с толком, трёп к ним оформился тоже в струю, - в общем, театр пахал! Потом пошёл концертик из такой недавней, но уже вызывающей ностальгию дворовой лирики пятидесятых, с базаром о великом движении стиляг. А полным атасом стал концерт, который он учудил из старинных русских народных песен. Начиналось это словами: «Нам, любителям и собирателям так называемого блатного жанра, и старых русских каторжных и тюремных песен, часто больно и досадно, когда слышишь, как ругают этот жанр, уходящий своими корнями в седое прошлое...»; ну, и так далее, в духе хвалы и защиты. Если подумать, - то сморозил маэстро полную и чисто российскую лажу. Ну что ж, бывает... Кто из нас не страдал потребностью что-то доказывать стенам? А ведь блатняк и сам по себе достаточно грандиозен, чтоб в упор мочиться на чью-то там ругань... а уж прославлять-то его Звездин никак не мог лучше, чем просто своим исполнительством, без теоретической базы. Но тем не менее…

Ну, а сам концерт вообще - вышел из всех рядов... Подход-то в принципе был и не новый - даже в дебрях советской музыки, слава Богу, всегда трепыхались чьи-то порывы спеть российскую старину не так, как долго и гордо нам вешала оперная школа со всяким академизмом-филармонизмом. То есть не выпендриваясь техническим блеском вокала, оставляющим от песни какой-то трупно-формалиновый препарат, а с живыми чувствами, прежде всего... Не сказать уж прямо, что в уличном виде, но, по крайней мере, с оглядкой на улицу. Таких порывов набралось на целую плеяду от Руслановой до Бичевской; хватает их и до сих пор, хоть уже и с другими крайностями. Но суть, конечно, не в этом. Есть - да и слава Богу...

Ну так Аркадий Северный тоже решился сделать свой вклад в это благородное дело. И - вложил... Спел, как сумел, - наверняка без мудрых замыслов; а вышла просто смерть музыковедению. Такое то есть «своеобразие», что враз, хоть убейся, не скажешь - шедевр, или наоборот... Правда, этим и стоит внимания.

Да, затяжная, наверное, вышла повесть о звездинских творческих поисках...- но ведь этим тогда создавался вообще сам жанр магнитного блата. Никакое буйное конвейерное производство семидесятых и восьмидесятых ни хрена по сути нового к этому не добавило.

И вот чтоб таки не хватало конторе таких успехов? - а ведь были и ещё «эпохальные» начинания... Возжелалось музтресту товарища Фукса показать свои - с понтом не хуже, чем у холуёв официоза, «солидные» возможности; да и музыкальные идеи тоже болтались по умам... И вот в начале 70-х - (тоже спорно- 1972 или 1974), уже на гребне своих подгитарных записей, Северный испробовался и в усложнённом сопровождении, - не оркестр, конечно, но всё же - с аккордеоном и фоно. И вот об истории этой записи тоже имеется целый вагон взаимоисключающих версий. Начать с того же Рублева - хотя бы для того, чтоб уж с ним развязаться. (Не стоит забывать, что все его мемуары были на советской пластинке, и могли быть сознательной мистификацией. И если б это писал какой-нибудь советский гражданин, то и сомнений насчет залепухи б не было. Но Рублеву-то сидя в Штатах -зачем?) Короче, у него было так: мол, это именно он и организовал еще в начале 60-х (!) эту запись с аппаратурой и музыкантами из осколков конторы уж воистину легендарного короля и зачинщика подпольной звукозаписи Руслана Богословского. Хотя сомневаюсь, чтоб Богословский был так уж крут, чтоб иметь в те времена еще и своих музыкантов. Рублев упоминал еще и Бориса Тайгина - поэта довольно известного, но он был известен тем, что собирал книги и рукописи, а блатом хоть и увлекался, но тем более не мог иметь музыкантов и студию (См. об этом выше воспоминания самого Б. Тайгина – И. Е.). Виктор Кингисепп своего участия туманно не отрицал, но у него вообще было ничего не понять - в его каталогах концерт тоже назывался «концерт 1964 года», что не лезло ни в какие ворота. Правда, объяснял: для конспирации. А на хрена такое кокетство, сказать не мог. Впрочем, версия Шелега не умнее - он обозвал это «Первым Одесским концертом», когда каждый младенец знает, что «Первый одесский» - это совсем из другой оперы. Хотя песни Шелег перечислил именно те, что были в этом концерте, и инструментальный состав назвал правильно. Этим сам себя и опроверг. У Кингисеппа состав был перечислен поименно: фоно - Саша Резник, аккордеон - Костя… Памяти которого, как всем известно, и посвящался один из следующих концертов с собранным Фуксом ансамблем «Четыре брата и лопата».

А про этот ансамбль, слегка забегая вперед, надо говорить особо - это были первые записи Северного с оркестром, и, на мой взгляд, непревзойденые. Не удержусь, чтоб не сделать про них очередное лирическое отступление. Среди всей блатной музыки нашего времени это был сплошной особняк... Уже и стилем не обзовешь, - тут рисовалась совершенно своя, ни на кого не похожая Музыка; прямо-таки залётная из иной жизни. Только и можно сказать, что она канала по принципам одесского джаза,- своею собственной дорожкой...

А что такое одесский джаз? Наверное, просто струя модернизма в нашей старинной эстраде и музычке кабаре, ресторанов и всяких прочих кафешантанов начала ушедшего века. Одесский, видать, потому, что джазовая зараза впервые пролезла к нам через одесский порт, а вообще-то такой стиль в момент сделался всероссийским. (Утёсовская «версия» о том, что весь джаз в Одессе и родился, конечно, стрёмней и патриотичней...) Итак, одесский джаз. Он почти и не взял от классического джаза американо-негроидных ритмов и гармоний, предпочтя родные - русско-цыганские и еврейские; а у джаза подстрельнул только принципы импровизационных изощрений вокруг оркестровки, ну, и конечно, некоторый набор музыкальных примочек... Ну так и вышла клёвая вещь! И до того, видать, это самому блатняку понравилось, что и стал он во всю свою последующую историю аналогичным образом совокупляться с самыми разными стилями по текущей моде... пока и не докатился до современной диско-попсушной дебильности. Но джаз - это был джаз. И надо ж понимать, чем был для публики этот натуральный одесский джаз в наши семидесятые! Одно то, что блатняк выдавался в такой уникальной упаковке, и обратно - что такая высококлассная музыка шла с таким блатным содержимым... - убивало, и всё. И еще с каким улётным искусством заструячили этот джаз «4 брата»! Создавался ну просто в натуре эффект присутствия в старой Одессе. А то ли и вправду воскрешали они её дух, то ли сами изобретали - уже не всё ли равно?

Ну, а в прикиде ещё и подпольщины это всё получалось, сами понимаете, - вообще... На грани оргазма.

Состав ансамбля был - типичный кабачок девятьсот лохматого года, и каждый в нем виртуозно импровизировал свою партию в очень своей манере, а самыми душезаворачивающими были пассажи фоно Александра Резника... и всё это вместе и было - «Четыре брата и лопата».

И, соображая цену такого искусства, отстегнули ребята на проигрыши и композиции даже больше времени, чем на текстовую часть (что блатному жанру, казалось бы, вовсе не по натуре), - и очень правильно сделали. Конечно, нельзя сказать, что если в песне «Цыпленок жареный» полторы минуты слов развести десятью минутами музыки, это поднимет её до оратории; но определённый пафос этим наводился... На уровне был и подбор песен из блатной классики - мелодии поинтересней да посложней, и слова поумнее. Ну, и кроме того, всё это чётко легло в гармонию манерам Северного, или - Северный в гармонию музыке, один чёрт. Короче, тут каждая вещь - музыкальный Эрмитаж, и о каждой пиши хоть роман. Вот были же музыканты, воистину впавшие в жанр, помимо всяких вывертов моды и бизнеса! Правда, оно и писалось ещё до обвальной коммерциализации...

Но что самое обидное - истинного продолжения эта музыка не получила! И тогда кроме них и Жемчужных никто тягой к староджазовым традициям особенно не страдал; а достойных продолжателей вообще не нашлось. Весь советский блат рванул совсем по другому болоту, и можно теперь вообще считать чудом, что были на свете блатные джазмэны.

Всё это уже история. Сыграют, может, иные ещё и не хуже, но колорита того уже не собрать, - никогда...

К сожалению, Фукс оркестровых концертов с Северным больше не делал, и наступила эпоха Маклакова… А заканчивая базар об истории создания концертов с «Четырьмя братьями» можно только сказать, что её ещё надо разгребать и разгребать. Шелег, видать, разгрести не смог; настолько, что выдумал никогда не существовавший ансамбль «Бандиты» и перепутал напрочь все концерты. В «Ленпроекте», по-моему, записывался тот самый концерт «памяти Кости-аккордеониста», начинавшийся песней «Об Одессе-маме», концерт из двух частей. А про создание того, который был известен у многих коллекционеров как «Фартовый яд», а теперь обозван «Шел трамвай десятый номер», ничего вразумительного слышать не приходилось. Просто мистика - самые интересные концерты выпадают из общего ряда не только музыкально, но и исторически, про них никак не связать концы с концами.

Притом, придумав этих «Бандитов», Шелегу пришлось лепить «версию», что «4 брата» - это Жемчужные, временно оставшиеся в 1976 г. без Резанова, и организованные, стало быть, тем же Маклаковым. От самого Маклакова никогда не приходилось слышать ничего подобного, и в начале 80-х все коллекционеры Питера знали, что этот ансамбль был однозначно детищем Фукса. А Миша приписывает этому своему «малому составу Жемчужных» все три магнитоальбома «4-х братьев», правда и не говорит, каких. Кстати, через несколько страниц Шелег опять сам себя опровергает, говоря о «Третьем одесском концерте» «Четырех братьев», где действительно уже участвовали Резанов и Федоров из маклаковской компании, но организатором был все равно Фукс.

Интересно, кстати, беседовал ли Шелег если уж не с самим Фуксом, так с Владимиром Ефимовым, который организовывал все это дело вместе с ним, или упоминает его «до кучи»? Впрочем, не исключено, что эти товарищи до сих пор все сознательно мистифицируют, не для конспирации, конечно, а, так, по приколу..

Интересно, кстати, еще вот что - в народном представлении создание оркестровых концертов Северного рисовалось совершенно диаметрально истине. То есть так: крутой подпольный блатной мэтр Аркадий Северный (каковым его все уже и считали) стал уж настолько крутым, что завел себе и высококачественный оркестр, с которым где-то выступает… А уж то, что его кто-то там пишет - уже дополнение. Легенда, конечно, очень красивая - здорово, видно, грела людей мысль, что есть такое великолепное подполье в нашем задроченном коммунистической идеологией обществе.

Но возвратимся в гитарное время. Как уже говорилось, Северный работал уже с С. И. Маклаковым, работал очень продуктивно, и даже слишком (Здесь автор не совсем прав – основная масса гитарных концертов все-таки писалась Фуксом, а затем Д. Калятиным. Маклаков принимал участие только в нескольких из них. – И. Е.). По сравнению с высоким художеством Фуксовских концертов тут попёр товар без признаков режиссуры и с несколько халявным содержанием. Особенно это было заметно в самом и без того приедаемом и утомляющем жанре - слезоточивой подзаборной лирике, на которую Звездина почему-то упорно тянуло... Явно не получалось накручивать километры записей и всю дорогу держаться на уровне.

А причина совсем не хитра: блатняк-то всё ж не бездонная прорва, а качественное новьё прирастает раз в год по Божьей милости. Пролетела лафа первых записей, когда с репертуаром проблем вообще и не возникало, потому что по народу болталась неисчислимая прорва такого добра - бери да выбирай. Вот уже многое и выбрали. Для концертирований, конечно, хватило б до конца света, а для студии - фиг, на повторах не накатаешься. Рынок, правда, пока нельзя ещё было назвать обожравшимся, но интересы публики как-то уже отплывали от той, старой фени. Хотелось чегой-то новенького...

И тут принято считать, что Сергея Ивановича Маклакова осенила гениальная идея об оркестрованном блатняке, но, честное слово, мозги ставить раком ему тут явно не пришлось. Ведь уже существовали концерты, сделанные Фуксом. Но и Фукс не изобретал никакого велосипеда: сама-то идея вовсе не с неба рухнула -соответствующий музыкальный материал существовал уже хрен знает как давно. Причем существовал не как исторический факт, а спокойно цвёл в Советской стране вдоль и поперёк; и ходить-то за ним надо было не дальше ближайшего кабака...

А на кабаке, правда, малость придется застрять, - здесь тоже своя, ещё та, история... Есть чего рассказать про выродившийся в 80-е, а теперь уже и самостоятельно не существующий ресторанный жанр, - в пятидесятых-то он был действительно Жанром! Это была музыка при своём уме, - не побиралась «добром» от официальной эстрады, а сама имела, чего сказать. Если вдуматься, обалдеешь: как только тогдашний кабак умудрился торчать в оппозиции лажовой «культуре» своего убогого времени! Сегодня даже трудно проникнуться всей бездной этого убожества будней великих строек начала пятидесятых, когда на танцплощадках надо было под ментовским надзором изображать - страшно сказать - бальные танцы: па-де-патинер, па д`эспань, и прочую па д`-ебень, прошу прощения; большая эстрада истерически тошнила Родиной, Партией, Сталиным и всяким остальным Ульяновым-Лениным; а музыкальные критики соревновались, кто сильней заклеймит за пошлость полудетскую песню «Ландыши»... Клёвая жизнь, ничего не скажешь. На западе джаз гордо реял в днях своей золотой осени, но что с того, если в Совдепе он был почти запрещённой музыкой. Только в ресторанах и исполнялись какие-то вещи из джазовой классики. Притом, говорят, наши лабухи умели делать и своё, - и очень не слабо. Но самое главное! - в кабаке исполнялись и уличные песни, причём в хорошей джазовой оркестровке! Они подбирались прямо с панели, и оркестровались. ...Тут придётся лезть в историю ещё глубже, потому что началось это дело аж в былинные старорежимные времена, со всяких трактирных и балаганных оркестриков и цыганских хоров. Тогда, в конце XIX века, городской фольклор в России вместе с капитализмом был на крутом подъёме; и к началу века следующего, Богом убитого, из всего этого вырос, выражёвываясь музыковедческим сленгом, «мощный пласт российской музыкальной культуры». На нём расцвела и тогдашняя, ещё не вполне отличимая от кабака, старая русская эстрада, которая с постоянным успехом гоняла уличный фольклор, и сама сочиняла, естественно, в тех же манерах и стилях. Ну и, стало быть, улице тоже песнями не должала. Кстати сказать, на такой «кровной связи с народом» и стояла вся изначальная суть и сермяжная правда Эстрады; по крайней мере, когда её гордо пытались поставить выше этого - ни хрена хорошего не выходило. Не лучше, впрочем, и сейчас, когда эта связь осуществляется строго через задницу: эстрада культивирует самый низкокабацкий ширпотреб, и навязывает его народу... Но о нашем упадке плач ещё впереди, а пока что - о взлётах. Рассказ влез в старинную эстраду, а это - отдельная тема не на один энциклопедический том. Впрочем, не так уж мало о ней и говорилось, и даже в совдеповские времена; правда, хвалили её тогда в очень выборочных местах, а больше зудели про упадничество, мещанство и дурновкусие (нам бы такую дурноту), но это так, к слову... Дело вообще не в обилии музыковедения - и без него у нас со старинной эстрадой знаком абсолютно каждый, и, стало быть, долгий базар ни к чему. А в нашей истории замечательно то, что кабак с той эстрадой повязан был не только в музыке, потому что и история им досталась далеко не музыкальная... Однажды пришёл Великий Октябрь, который, как уж известно, в своём строительстве новой жизни повёл полную ликвидацию всей этой контры, то есть российской культуры; чего уж там говорить о какой-то эстраде. Однако через разгул благословенного НЭПа наша живучая музычка всё ж таки зацепилась и в ресторанах Совдепии. Упадочную эстраду разгромили тоже не сразу, и даже её король Вадим Алексеевич Козин надоел системе только в самом конце тридцатых... Но один чёрт - разгромили. Как не фиг делать, прихлопнуть могли б и кабак, но каким-то Божиим попущением именно там ей и удалось отсидеться. Вот так она и дошкандыбала до пятидесятых. Всё по тем же традициям кабак продолжал петь улицу, и всё так же шлягеры этого жанра, рождаясь и оркеструясь в ресторанах, с успехом откочёвывали в народ.

Ну, и конечно, снабжал нас тогда родимым кабацким угаром всё тот же благотворитель - Запад! Оно и понятно, - там, в русских ресторанах, белая и бело-розовая эмиграция продолжала эту музыку куда размашистей наших, задолбанных светом бессмертных идей. Вот и текла к нам, - через ту же, естественно, левую звукозапись,- музыка их кабаков на пластинках Петра Лещенко, а позже - Бориса Рубашкина, Ивана Реброва, Петра Астахова, Бориса Немирова, очень многих цыган, а потом ещё других, и других...

Такой вот у нас был кабак - неофициальная музыка тех лет. Правда, нашим левым музколлекционерам работать именно с ней-то почти и не пришлось, - не так уж развита была звукозапись в пятидесятых... А жаль. Ну, а когда до неё добрались, там кипела уже совсем другая история...



А была история очень простая - ввалились шестидесятые, с их музыкальными революциями, и все стили и жанры пошли кувырком прямо к бениной фене; и тут уж была не очередная перемена мод - занималась новая эра... Тоже нехилое было время, да жаль - мало хлебнули мы от него. Джаз уже и отцвёл, и отплодоносил вагоном всяческих стилей и стиляг, и мирно сплывал себе на заслуженный отдых с эстрады в элиту. А с Запада, как известно, вламывался Рок...

Как он вломился, и что из этого вышло, - тема очень большая, разнообразная и отдельная; а к нашей музыке тут имеет касательство только один моментик. От недопонятых первых аккордов рока в России раскачалась волна с глупым именем «ВИА», - довольно милая, кстати; кто ж тогда знал, во что она выродится? И подарило нам времечко то золотое целую обойму невыразимо прелестных, до соплей бесхитростных песенок на перехлёсте блюза с романсом; красивше сказать: романсизнутых бардовских мелодий и приблюзнутых ритмов раннего рока. Они запрудили и рестораны, и клубы, и дворы - как их рыдали тогда под гитару на лавочке! Кое-что дожило и до наших дней, и даже ещё и поётся... А вот если взять оттуда все самые поганые манеры, - так в девяностых это отличненько полеглось на компьютер, и стало в попсе верхним гопницким идеалом.

Ну, а ресторан наш тогда от этого процесса, конечно, в сторонке не отсиделся, и кабацкие коллективы тоже понесло перелаживаться на этот стиль «ВИА». Они электрифицировались, упростились, обсовременили приёмчики оркестровки, - всё дальше и дальше от остатков снобеющего джазообразия... И ресторанный джаз умер. А там как-то и вообще наш ресторан перестал выступать законодателем мод и оплотом левой музыки. Конечно, в меру способностей лабали по ресторанам западный рок, и еще раньше именно там родились первые глупейшие русские тексты на классический рок-н-ролл; но по-настоящему делать в России рок довелось уже вовсе не кабаку. Это - совсем из другой истории.

Но зато тут, под самый занавес шестидесятых, и осенило по всей стране ресторанную братию, что вся наша бульварщина - и новая, и старая, и эмигрантская, и бардовская (её уже до фига набралось), - сверхклёво пойдёт в этой примодернованной электрической обработке по кличке ВИА. Куда там джазовой зауми! И понеслась...

Враз в 1973 году подоспела и запись, - стояли-то уже времена всенародной магнитофонизации, - запись одной из ресторанных команд столицы Колымского края города Магадана. Почему Магадан? - конечно, не потому, что там сплошные уголовники, - к началу семидесятых их там уже было и впрямь не больше, чем в Москве. А потому, что была там у людей северная надбавка, а из красивой жизни - только ресторан. Так естественно, не для того, чтоб там слушать о том, что «жила бы страна родная, и нету других забот». Лабухи Магадана это прекрасно понимали, и большие бабки отрабатывали честно. А так как северные бабки и впрямь были большими, то и музыканты в Магадане собрались непростые.

Общеизвестны звукорежиссер Леонид Павлов и клавишник Анатолий Мезенцев. Шелег писал, что через их фирму прошли почти все столпы эмигрантского блата 80-х - Гулько, Могилевский и Шуфутинский. Об этом я тоже слыхал, а вот о том, что и в этой первой записи участвовал Шуфутинский - для меня новость. Да и не слышно его там в упор, если только он не сумел коренным образом изменить потом свой вокал. И не знаю, почему Шелег обозвал ансамбль, делавший эту запись, «Встреча» - «Встречей» гораздо позднее обозвались осколки этого коллектива. А тот концерт у всех коллекционеров назывался «магаданцы», или «магаданские ребята»… а в народе, кстати, - такой вот нонсенс - «одесситы». (Правда, в российской глубинке и тогда, и потом так обзывали вообще без разбору весь магнитный блатняк...) (И не только в глубинке… Где-то в середине 70-х мне в Питере принесли бобину "Одесситов", на которой была жуткая окрошка из записей Беррисона, Фарбера и… Рубашкина. – И. Е.).

В общем - очередной свет с Востока; хотя изначально сложился этот ВИА-кабацкий стиль, конечно, ближе к западным рубежам. Конкретнее место его рождения, наверное, и не определишь - стихия и впрямь сразу стала буйной и повсеместной. А Питер, кстати, здесь заподозришь меньше всего - больно уж этот стиль отдавал провинциализмом... Но как бы там ни было, первая профессиональная запись родилась всё-таки в Магадане. Конечно, писал его Леонид Павлов пока безо всяких далёких мыслей и планов, просто, так сказать, зафиксировал… Про репертуар этой записи можно, не очень приврав, сказать, что в неё сплылась вся стихия ресторанного жанра. Слабали её как раз характернейшей ВИА-музычкой - две гитары на электрическом ходу, нечто по кличке органола, естественно - ударник; и к сему - грамотная и качественная игра, и полный ассортимент улично-ресторанных шлягеров. Причем запись была заделана на очень не хилом для тех времён техническом уровне.

Конечно, ни хрена принципиально нового магаданцы миру не выдали, - просто умело изобразили то, что уже понабралось в тогдашнем кабацком творчестве. Но запись подала всем очень заразный пример и импульс, и подобный поток совсем захлестнул рестораны нашей Родины. Да и сегодня те песни если кем-то вдруг исполняются, так всё под те же магаданские интонации... Что ж, - воистину классика!

Ну, а что же наш знакомый С. И. Маклаков? Впрочем, хоть концерты мастерил действительно лично сам Маклаков, но нельзя же ему, в самом деле, отдавать монополию на идею. Говоря об «идейной базе» зарождения оркестрованного блата, надо учесть, что мир питерских музыкальных коллекционеров был не так уж мал, существовал, несомненно, обмен идеями, и пора, наверное, вводить понятие «синдикат» или «контора» - коллективный разум музкоммерции. Так вот - что же наша контора? - хлебалом не щёлкала, куда там. Если уж кабаком пятидесятых она почти не занималась из-за своей слаборазвитости, то теперь пропустить это дело никак не могла. Тем более, что у них, как уже говорилось, резко встала проблема модернизации блата. Здесь пару слов надо вставить и про эмигрантщину - она, конечно, тоже пошла в масть и в спрос, Рубашкин - так тот вообще в одно время стал жутко всенароден; но импорта было в те времена явно мало, с восьмидесятыми не сравнить... Ведь эмиграция той волны делала музыку исключительно из интересов собственной ностальгии, а уж никак не нужд советского рынка. Вот и бросил свой взор синдикат на просторы Отечества... где в полный рост расходился ВИА-кабак. Ну, как же было нашим тузам левой звукозаписи не положить глаз, а следом - и лапу на всё это дело? - оно пришлось тут в струю прямо на удивление. И, кстати сказать, это было последнее в нашей кабацко- уличной музыке, что возникло стихийно и выросло самостоятельно, а им осталось только его использовать. Дальше всё возникало и творилось уже при самом активном и непосредственном участии... Правда, надо бы тут особо отметить, что речь идет именно о музыке, в смысле - о музыкальных гранях Уличной песни, а не о жанре вообще. Он пока что жил сам по себе… до поры до времени.

Короче, коллекционерский мир занялся кабацкой музыкой, и, надо сказать, довольно резко... Но был на всю эту затею и ещё один сильнейший мотив; естественно - рыночный... Дело в том, что благосостояние и культура советского человек неуклонно возросли, - и рынок жаждущих левизны, соответственно - тоже. Чем-то ж надо было его удивлять. На западный рок клиентура была немалая, но пока что совсем отдельная, а основная толпа, похоже, сама ещё не вполне въезжала, от чего бы ей падать... Ну, а наши гиганты мысли из синдиката конъюнктуру народных чаяний просекли тогда чётко... а то, по высшему пилотажу шоу-бизнеса, и сами те чаяния если уж не навязали, так подтолкнули. Впрочем, опять без особых усилий. Тогда и ежу понятно было, что к жанру такого популярного, и уже официально благословлённого, движения ВИА так и напрашивается тема «подпольщины»... Ну так самый кайф простому советскому обывателю! Пикантнейший антураж: запретность, подполье, - а «политика» вся при этом не больше фиги в кармане; «богемство» со всей своей липовой романтикой, да еще с блатным прононсом, скандальность... Беспролёт. Кстати, с чего наш интеллигетствующий клоповник с таким же понтом вдруг увлекался Высоцким или сов.роком? - а просто и в них выискивал всё такое же. На что они, правда, отчасти и сами толпу провоцировали.

Но, чтоб лишний раз никто не удивлялся: весь этот антифилистёрский пафос, конечно же, не о жанре. Он-то не виноват в том уреловском ажиотаже вокруг себя, и в тех козлах, что лепили и лепят всякую парашу «под блат», ориентируясь на эту жвачную аудиторию... Ну, и наша знакомая музкоммерция на её запросы тогда принюхалась неспроста, - первейший рынок сбыта; да и чем его на уши ставить - не высшая математика.

В общем, идея дозрела. Наша необсохшая рок-самодеятельность на такую шоу-роль в те поры ещё не тянула, да и не вписывалась в коммерческую систему; это уж кроме того, что у неё был совершенно свой, сопливо-умствующий народец -«пиплз». А советский народ хлебал пока в массе баланду ВИА - популярен был жанр, хоть и вода водой... Ну, не обречена ли была на успех идея «нелегал-ВИА»? - да железно один конец: увлечь широкие-недалёкие толпы. Так какую ж музыку и запускать в этом подполье, как не улично- кабацкую; тем паче - кабак её уже обкатал в законченном виде... Ну, а про то, как этим решались музыкальные проблемы блата, уже нечего и говорить - сплошное светлое будущее. Вот так всё сложилось один к одному, - прямо как в сказке! И контора, понятное дело, с неслыханным энтузиазмом рванулась на раскрутку этой чудесной музыки. Капусту-то стричь им светила ну очень радужная перспектива... А если кто хочет красивых и громких слов, - так рисуется прямо высокий порыв сохранить традиции нашей старинно- кабацкой эстрады перед натиском западного кича... хотя в натуре-то этот «патриотизм», конечно, чесал их меньше всего. Вот, правда, насчет капусты надо оговориться - по сравнению с современным шоу-бизнесом все это было никакой не коммерцией, а просто таки искусством для искусства... И у многих деятелей, как это ни парадоксально для современных понятий, интерес делать и саму музыку, и даже все эти к ней шоу-имиджмейкерские примочки, все же стоял первее и выше перспектив наживы!

...Ну, и надо, естественно, понимать, что все эти социально-психологически-музыкальные подоплёки так хорошо и стройно раскладываются сегодняшним умом, а тогда-то никто ни о чём подобном даже и не думал. И уж конечно, ни один из творцов ВИА-блата не прокручивал такие глобальные анализы социально-культурных процессов, и не творил грандиозных планов на их основе. Всё сложилось в основном так... самотёком да по наитию. А что ж - стихия, она такого навыдаёт, что нам своим хилым умишком ввек бы не напланировать. На том и стоим.

Но вернёмся к нашей истории. Маклаков, конечно, с этим делом размахнулся серьёзней Павлова: не стал ждать, пока в кабацких группах кто-нибудь что-то родит; а решил лепить всё своими руками... По сравнению с Фуксом, правда, Маклаков, выбрал более примитивный путь - Фукс просто искал профессиональных музыкантов, любящих и понимающих блатную музыку, или одесский джаз, а Маклаков обратился к готовому: к кабаку, где, как уже говорилось, в то время вовсю играли блатняк. История создания «Братьев Жемчужных» уже настолько известна, что никаких версий не имеет, и добавить к ней нечего. Они уж сами о себе все рассказали. Вот если только взглянуть не изнутри, а со стороны, и вспомнить, как это тогда отозвалось в народе. Отозвалось изрядно - первая запись Жемчужных просто рванула фугасом в толпе советского слушателя; правда, по тем временам много ли надо было? - сам факт... Насчёт музыки там не нашлось никаких Божьих откровений, но это тогда никого и не задевало. Хотя это было важно - ведь они решили не повторяться оркестровкой за Магаданом; и, как будто вовек не слыхав о ВИА-кабацких электрочудесах, закосили под тогдашнюю эмиграцию, в силе типа «a la russe» - довольно простом, и сейчас интересном разве что музыкальной археологии.

Ну и чтоб после этого Маклаков не решил писать с Жемчужными Северного…

Итак, - Питер, апрель 1975 года. Контора не лажанулась - первая запись А. Северного с ансамблем Жемчужных удалась по классу шедевра; и кроме блатного звездинского мастерства не менее убийственной вышла и музыка. Это стал джаз. Тот самый, высококлёвый кабацкий джаз золотого, и уже, казалось бы, безвозвратного прошлого. И уж это, наверное, можно было и впрямь обзывать «эпохальностью», - то, что им хватило, к счастью, ума не заплыть со всеми по ВИА- течению, а тянуть нашу староэстрадно-кабацкую традицию. Ведь иначе - хрен знает, чего бы с ней стало... Хотя, справедливости ради, надо заметить, что джаз в том концерте явился вовсе не от таких высоких замыслов, - просто концерт рассчитывался на вполне соответственную, сдвинутую на джазе, аудиторию. Успех поимелся, правда, и в прочей широкой массе, но там совсем мало въехали во всю бездну музыкальных перлов этого джаза. А жаль! Много чего в нём было наверчено - и добротно-традиционного, и кучеряво-нового. Раньше, вроде, кондовые наши напевы до таких степеней в джаз не паковались, - тут уж дошло до того, что исказилась и засинкопировала основа основ - родимые блатные две четверти, и выкрутасы банджо отшибли столь привычный перебор - «восьмёрку». Но вышло здорово. И ведь песенки понабрались пошире кабацкого обихода - были ещё и сатиры Галича, и даже романсы - тоже в разводах под джазовый флёр; а под коду от избытка чувств забабахали попурри вообще из всего подряд.

По-моему, Маклаков писал это на импортную нестандартную ленту, (потому и запись вышла больше обычных 90 минут), и этой кодой просто доканчивали катушку. К тому же, как известно, запись существует в некоторых вариантах, - так вот, разные ее компоновки мастерил еще сам Маклаков. Нормальный подход художника, между прочим; правда, с другими записями он, вроде, больше такого не делал.

Правда, все музыкальные тонкости оценивать стали потом, а поначалу народ завис, как и в первый раз, просто от факта - что и ожидалось. Ещё бы - вся завлекуха темы уличного ансамбля умножалась популярным блатным певцом; ну, а тот пристёгивал к своему легендарному образу такую козырную масть - оркестр! Весь этот романтизм пахал на полную катушку, да и музычка тоже завлекала порядком. Магаданский вариант, правда, мог показаться и стрёмнее этого, не всем понятного, джаза; но как бы там ни было, а интерес уже состоялся.

Дальше, как известно, Маклаков развел прям таки конвейерное производство записей Жемчужных с Северным и без Северного, по уже накатанной схеме. Никаких особенных историй, происходивших при этом, кроме уже расписанных в книге Шелега и в разных интервью Маклакова и Резанова, я не знаю. Поэтому опять вернусь к сопровождавшей их мифологии - естественно, ею такой красочный подпольный блатной ансамбль обвешали преизрядно… Хотя никто не догадывался, что натуральным ансамблем уже трудно было это и называть. Теперь, правда, ни для кого не секрет, что музыканты из «Паруса» были только в начале, а потом для каждой новой записи Маклаковым набирался и весьма обновлённый состав. Сколачивали его из музыкантов различных питерских кабаков, а то и госконцертовских ВИА, причём даже лидерских, типа «Поющих гитар». Разве что без Резанова ни одно мероприятие не обходилось. Так что «ансамбль» и существовал-то только в стенах студии. Правда, и в студии они работали почти как с эстрады, - все хитрожопые примочки записи с многократными наложениями тогда ещё только зачинались. Кстати, вот вам и ещё один прикол: они, наверное, стали первым в России чисто студийным коллективом,- вот только не с жиру, как уходили в студию западники...

Не знаю, конечно, от каких замыслов делал это Маклаков, но результат получился весьма интересный. С каждой новой командой мастерился и новый стиль музыки очередного концерта, а уж талантливых художественных руководителей и аранжировщиков во главе с Резановым у конторы для этого хватало. Надо было бы просто обалдевать от этого калейдоскопа музыкальных стилей, от такой широты размаха творческих поисков...- будь «Жемчужные» постоянным, устойчивым коллективом. Народ, правда, этого не знал, и обалдевал.

А еще пуще обалдевание выразилось в том, что раз это считалось настоящим ансамблем, то, естественно, и предполагалось, что у него должны были быть и настоящие концерты. И ведь многие башкой понимали, что все это было исключительно студийным продуктом, но глупое сердце… Об этих концертах ходили, как и положено, грандиозные баллады и саги. Впрочем, на публике-то музыканты из «Паруса» - то бишь Жемчужные 1975-76 года, когда ансамбль еще не совсем стал студийным фантомом, выступали аж каждый день - по долгу службы, но это был совсем отдельный вариант. Не в пример Магадану, который лепил на ленту один к одному свой кабак, Жемчужные, чтоб удивить народ, в магнитных опытах по всякому творчески выделывались и самовыражались; ну, а в ресторане больше держались канонов обычного кабацкого ширпотреба, и по всяким техническим и тактическим соображениям штучки из своего студийного арсенала приделывали так, ... по мере хотения. И за той мерой, однако, валил народ в «Парус» и другие рестораны Питера, где лабали деятели того же круга. Благо, было тогда по карману даже студенту, - эх, времечко...

Впрочем, про «концертную деятельность» Жемчужных рассказывали так яростно и красочно, что поневоле вспомнишь про дым без огня… Мне ничего подобного видеть не приходилось, В. И. Кингисепп то отрицал все напрочь, то разводил туман, из которого можно было понять, что студия студией, - а как загоралась душа - таки затевалось «братьями» и в кабаке нечто сугубо оригинальное, (под свою, естественно, публику), что уже и впрямь тянуло на натуральный концерт... Что ж, концерты в кабаке для своих, при зале, снятом под какое-то «мероприятие» - в той советской жизни вещь не редкая. Самодеятельный советский рок этим и жил. Но поскольку я сам, повторюсь, ничего подобного не видел, хотя близко к тем кругам тогда уже вращался, то надо думать, что, наверное, там если что и было, то под офигенной конспирацией. А вообще-то, профессионалам кабака приключения на свою задницу были не нужны. Ведь на работу ресторанных ансамблей, и даже на репертуар, в те времена тоже имелись, где надо, умные регламенты. На них плевали, но не совсем, - всё проходило только до некоторого предела борзости (на чём, кстати, потом погорел М. Звездинский). Так что внаглую с этим никто не разворачивался. От того же, кстати, все эти левые студии в Питере были тогда в основном по квартирному варианту; это уж редко-редко когда под какой- то убогой «крышей» клуба или ДК... Ну, и конечно, когда сотворялась запись, в такую студию тоже, как на концерт, приглашали всяких гостей. Вот и всё. А уж романтика подпольных гастролей по всяким, не приведи Бог, подвалам, им, профессионалам, даже при всём их энтузиазме к блату, абсолютно не климатила. Ну, а других-то раскладов тогда и не предполагалось...

Но чтоб уж курица совсем была не птица? - и не был бы тот благословенный Лёнин «застой» таким малинником, кабы было там вправду чего-то нельзя! Смотря кому... А контора-то наша шарила, как проканать по другому счёту. В итоге, под попустительство власти, от дружеских посиделок блатные концерты шустро поднялись и до клубов, и до залов, хоть и не до концертных. Это в Питере было ещё так, неотчётливо, а уж на коррумпированном Юге... Впрочем, про странности власти базар ещё впереди.



Конкуренции у Жемчужных поначалу практически не было, и поэтому популярность им сразу попёрла такая, что можно было даже вообразить их ну просто главными законодателями всего современного ресторанного блата. Хотя в натуре-то как раз все обстояло наоборот: это он был их законодателем. Ну, потом и они вложили в жанр, и немало, слов нет; но на место творцов всё же не залупались... А народ - что возьмешь? - лепил и такое.

В общем, раскочегаренный интерес публики держался ещё очень долго, - и даже тогда, когда музыкальные эксперименты Жемчужных оказывались где-то в очень большой дали от категории творческих удач. А стилей-то, как уже говорилось, наши «братья» наэкспериментировали - больше всех остальных блатных музыкантов, вместе взятых... Джаз попадал у них то в тему, то поперёк, - до музыки своего первого концерта с Северным они больше так и недотянули. А ведь это действительно был ИХ джаз, не такой, как у «Четырех братьев». Правда, одесский джаз они, тоже пытались делать, но, по-моему, вытягивали только в очень избранных местах. А то заявлялась какая-то разбавленная оркестровка под эстраду незабвенных шестидесятых, то под тридцатые - сороковые и Петра Лещенко, то диксиленд, а то вдруг мимо всяких стилизаций соблазнялись они таки впасть в уже пресловутый ВИА... Всё равно, каждой записи доставался свой кусок внимания, а то и восторга соответствующей публики. А заценить это всё из сегодня - так добрая половина там выглядит совершеннейшими дровами.

Мы уже так далеко забрались в музыку братьев Жемчужных, что надо бы добить её до конца. В общем, контора стала уже по натуре мэтровской. Они всегда имели гарантированный успех... и это, видать, помаленьку сдвигало с повестки дня весь творческий порыв. Было бы грустно,- если б когда-то бывало иначе... Со временем «братья» всё больше электрифицировались, и на своей тяге к прогрессу всё дальше съезжали с джазового колорита. В итоге остался лишь профессиональный, но уже совсем неоригинальный советскоэстрадный аккомпанемент.

Ну, а про музыку их теперешнюю - пока помолчим.

Что еще можно добавить про концерты Северного 1975-1976 г. - про те, где он выступал не с Жемчужными?.. Речь тут в первую очередь о концертах с «Крестными Отцами» и с «Альбиносами», - ради хохмы их можно обозвать первыми гастрольными концертами Северного - все-таки они писались не в Ленинграде. Неважно, что в пригородах, все равно - не в Питере. История записи двух частей концерта с «Крестными отцами» известна, интересно только- экспромтом, или по задумке родился базар «о Магадане»? Интересно потому, что все известные мне питерские коллекционеры именовали его в своих каталогах как концерт с «Крестными отцами», а в других городах он назывался «Северный с магаданцами», хотя люди понимали, что никакого отношения к «Магаданцам» Анатолия Мезенцева тут нет. Конечно, это могло быть от неинформированности, - то есть, раз речь о Магадане, значит, магаданцы. Но тогда бы и говорить об этом не стоило. А дело в том, что сами наши питерские деятели рассылали эту запись в другие города под лейблом «Магаданцы»! На хрена - даже придумать не могу. У Кингисеппа запись этого концерта вообще существовала в двух абсолютно идентичных экземплярах, но под разными названиями. И отнюдь не по недосмотру - он прекрасно об этом знал, но никак не объяснял.

А «Альбиносы» примечательны тем, что это один из немногих концертов, в организации которых еще умудрился принять участие лично, хотя и не единолично, Виктор Иванович Кингисепп, ведь потом Маклаков его почему-то отшил от Северного. Других особо занятных подробностей создания тех концертов мне слышать не доводилось, к сожалению, а ведь концерты были интересными… Хотя бы тем, что их организовывал не Маклаков, но его знакомые деятели того же круга; Северный, можно сказать, пошёл по рукам. В чем и был интерес - у других людей было другое, можно сказать, «видение» блата. И легендарный образ Северного становился уже совсем фантастическим. Ведь что ни концерт, - то был прямо новый Северный; этой манерой он тоже на голову выделялся из остальной блатной братии. Надо ж было уметь насоздавать столько «образов» и насеять в народе столько разнообразных понятий и представлений о своей музыке… как сложить из них какое-то общее? - одно только слово - Северный! И ведь это был еще только набор оборотов, а потом он натворил еще и еще…

Впрочем, про музыку этих концертов много не потрепешься, - это был блатнячок самый незамысловатый, а у «Альбиносов» по стилю пристёб уже полный: ВИА на гармошке. Правда, из него так и прёт колорит тогдашних дворов, - для тех, кому оно интересно, конечно...

Ну, а про несравненнейший «Третий одесский концерт» с «Четырьмя братьями» уже говорилось.

Дальше по хронологии надо говорить про одесские гастроли Северного, но про них мне слышать доводилось очень немногое. Питерских коллекционеров подробности, похоже, и не интересовали, а с одесским синдикатом Ерусланова общаться не приходилось. Рядовые же одесситы, божившиеся, что ходили у Ерусланова в лучших корешах, несли полную околесицу о натуральных концертах Северного в Одессе; так и ожидалось, что вот-вот договоряться до того, что эти концерты были не меньше, чем прямо в одесском оперном театре. Впрочем, какие-то концерты с публикой у Северного там вполне могли быть, это ж Одесса… Ведь пением в веселых компаниях Северный в Одессе, естественно, баловался, а при южном размахе размер компании мог быть и таким, что мероприятие и впрямь не отличишь от концерта. В общем, это интересно, и надо бы уточнить. (Не знаю, как в Одессе, но в Киеве мне рассказали следующую историю: как-то прогуливаясь по городу, Северный забрел в ресторан, где в этот вечер играл Гриша Бальбер со своим оркестром. И, недолго думая, предложил: "А, давай, я спою!" Как бы то ни было – на сцену его все-таки не выпустили… - И. Е.) Пусть будем считать, что хоть такие концерты судьба подарила Звездину…

Ну, о том как Ерусланов «увел» Северного из под бдительного ока Маклакова, известно (Существует версия, что этому очень способствовал Фукс… - И. Е.). Известно, и как Коцишевский создавал «Черноморскую чайку». А все-таки - исходя из чего он понабрал таких музыкантов? Ведь при всем при том, что музыку они делали качественную и профессиональную, - может, слишком даже правильную, - колорит в ней есть какой угодно, но только одесским его не назовешь. Или вправду таланты Одессы уже были тогда подвыметены эмиграцией?

А когда Северный в конце 1977 года вернулся в Питер, начался совсем новый этап его творчества. Впрочем, новый этап начался во всем жанре, и на этом надо бы остановиться подробнее.

Уже с самого начала маклаковско-жемчужных творений по стране стали резво расти подражатели. Идея насчёт блатного вокально-инструментального ансамбля попала в тему тогдашних умонастроений, и завладела многими неприкаянными головушками. В самых разных местах пошло созидаться нечто по образу и подобию; а кто ж тогда соображал, что образец-то - магнитофонный миф? Только матёрые коллекционеры и были в курсе «жемчужного» производства. Правда, таким же в конце концов становился и вообще весь новоявленный блат, - либо эти ансамбли сразу и сколачивали мастаки типа Сергея Ивановича, либо стихийно возникшие шараги всё равно приплывали в эту систему, так или иначе. А когда, наслушавшись магнитного товара, наивные фраера собирались своими силами, чтоб удивить мир, - так удивляли только стены своих квартир, в лучшем случае - танцвечера задрипанных клубов. Синдикату ж, конечно, было глубоко насморкаться на эти убогие образцы дворового исполнения.

И ничем продуктивным та самодеятельность, ясное дело, не кончилась, - не в пример молодому советскому року, который зачинался тоже примитивно самопальным образом. Рок-группам Господь подложил совсем другую историю; и в итоге они таки вляпались в шоу-бизнес гораздо позднее, - в настоящий. Не хреново сидел и вообще уже никуда не дёргающийся КСП. А на тему уличной песни сложилось мрачней: все попытки сделать жанр пошире обыкновенного треугольника «застолье - подворотня - костер» официозом, естественно, просто не признавались; а в подполье дело крутилось уже только через известный коллекционерско-коммерческий синдикат. (Тут уже, конечно, имеется в виду не маклаковский круг, а всероссийский масштаб). В общем, то, что начинал тогда творить с блатной музыкой мир музыкальных коллекционеров, уже вполне можно было обзывать подпольным доморощенным шоу-бизнесом. И самым хреновым было то, что в нем было очень мало деятелей типа даже Маклакова, не говоря уж о Фуксе. И у них шла селекция жанра по чистой конъюнктуре. А по ней - вспомним наши «социологические» стенания - зачастую выходило торжество отнюдь не лучшего, а самого убого-одиозного блата, на утеху жлобам. Современная муть, кстати, - прямые оттуда ягодки. Все остальные порывы ухнули просто в безвестность, как и вообще вся наша внесиндикатщина, - где ж было тягаться с коммерческим профессионализмом ресторанных маэстров?

Впрочем, самой-то Уличной песне совсем неплохо жилось в том самом, традиционном треугольнике; а у ее магнитных вариантов, - казалось бы! - могли быть какие угодно личные проблемы, сам Жанр не трогающие… Но это ж только в поговорке красиво звучит: мухи отдельно, котлеты отдельно. В жизни-то все повязано. И нашему Жанру было вовсе не параллельно такое извращение, что он мог профессионально существовать, а, стало быть, уже в какой-то мере и развиваться, на одном лишь магните. Больше места в той жизни ему не оставалось, - спасибо Партии родной... Ну, недостаток профессионализма как раз был фигней, - ведь в усатые времена профессионалов и вовсе не было, кроме разве что нищих в электричках, - и ничего... А проблемой стал избыток магнита.

Да, как ни странно, а наша чудесная магнитофонизация, которая так здорово подняла Уличный жанр в шестидесятых годах, стала вдруг выходить ему боком. Она невероятно облегчила появление и распространение новых песен… в чем не было абсолютно ничего хорошего. Это открыло шлюзы обильной халтуре, понятное дело; но можно сказать и страшнее: вообще порушило естественные законы жизни фольклора. Раньше одно из главнейших качеств Уличной песни - искренность - тем и обеспечивалось, что песни чаще всего сочиняли от избытка чувств, а всякие тщеславные порывы просто отметить свое участие в жанре не больно-то прокатывали, - помирали просто по тихому. Не говоря уже о виршеплетстве на заказ или на публику. Все эти прелести поимели почву как раз с развитием магнитофонного блата.... Впрочем, дальше на пути у халтуры все равно должен был встать естественный отбор, - народ-то все-таки не дурак. И отбор, конечно, работал… но тоже не так, как до эпохи НТР, когда песне надо было долго кочевать из уст в уста, иногда наизменявшись до неузнаваемости, откристаллизоваться, а там - или помереть, или войти в золотой фонд. В этом вообще коренное отличие фольклора от индустриально-конвейерного производства эстрадной музыки эпохи масс-медиа, где отбор толком происходить просто не успевает. Там все это просто льется и льется на голову... и стекает, не застревая, потому что льется уже новое. Ну, а магнитофонизация уличного жанра тогда уже понемногу тянула-то к тому же! А в итоге и дотянула…

Итог был, признаться, хреновый - стало видно, что уже и сам Жанр уличной песни во многом поволокся в хвосте за этой щедро льющейся магнитной продукцией… И мало того, что все это было противно природе, - особо поганым оказалось её качество.

Неудивительно, - чего уж такого «нового» и хорошего могли предложить наши блатные музыканты и «продюсеры»? Они первыми же и пострадали от своего валового производства. Снявши все сливки с золотого запаса натуральной уличной классики им пришлось опять упереться в проблему темпов естественного прироста. Но нашим умникам уже некогда было ждать милостей от природы, и, резво обогнав жанр, они принялись громоздить на нём свои собственные изобретения. Но то, что бурный поток с конвейера, как уже говорилось, напрочь не попадал в классические законы жизни Уличной песни - это была уже тотальная и необратимая примета времени, чего уж теперь об этом рыдать. А вот про качество этого потока надо отдельно сказать пару теплых слов. В погоне за валом и прибылью шедевров там получалось - сами понимаете... При тех ударных темпах до какого было там, на фиг, творчества... Просто потекла река скороспелых штуковин, лишь внешне сляпанных «под стиль». И пусть в меня бросают камни - но когда Северного и Жемчужных тоже поволокло от уже порядком повычерпанного натурально уличного жанра к домашним поделкам на стихи Роменского - это процесс в том же русле. Тем более эти стихи явно не уличишь каких-то особо оригинальных идеях или ярких поэтических образах; где-то едва под средний уровень незамысловатой бульварной лирики. Впрочем, в этой струйне самопала пролетали, случалось, и вещи. Хоть и не косяком. Тогда оно шло и под интерес... А честно сказать - не фонтан. Многие в этом жанре делали явно сильнее. Старые знакомые Маклакова и Северного В. Крестовский и А. Лобановский, хотя бы, - но Северный почему-то их творения пользовал не так интенсивно.

В общем, как ни крути, а тут выходил уже новый жанр, не уличный и не народный, - а этакий... магнитно-коммерческий, в основном - синтетика чистой воды. Так что с тех пор, говоря вообще о Жанре, надо как-то отделять один от другого… Но, наверное, только одному Богу известно, в чем Уличный жанр подпортился этой синтетикой, а что из этого магнитного океана действительно достойно пополнить «запас». История, может, рассудит…

Впрочем, во все дальнейшие времена, когда наши блатные менестрели, казалось, даже сами захлебывались в обилии наштампованной ими же халтуры, - в народе вполне хватало довольных потребителей. Жлобы и урелы непобедимы… Вот и тогда наша контора только вразнос цвела от такого конвейера; и всё новые и новые блатные ансамбли начинали своё кочевье по магнитофонам страны, а за ними в кабаках всё продолжала держать масть мода на блатнячок.

А как, кстати, власти смотрели на всё это безобразие? - эти самые, доблестные сторожевые козлы советской культуры, которые, вроде, всегда отличались стойкой нетерпимостью к любым признакам жизни вне официоза... А почти никак! Да и формально можно было прижать не за левизну (на антисоветскую пропаганду это ну никак не тянуло), а за незаконное предпринимательство... И прижимали - причем, деятелей куда помельче Фукса. А Фукса терпели, и Маклакова тоже… Впрочем, в конторе тоже особо не выделывались, и не лезли, куда не надо; да и конспирацию какую-то хреновенькую, вроде, изображали... А ведь бардов и рокеров, бывало, далеко не за такую активность уже хайлом по асфальту возили! Ну так, совдеп есть совдеп, - при капусте, да дружбе с кем надо, разве бывает чего-то нельзя? На юге России, где вообще цвела вся власть мафии, всё творилось чуть ли уже не в открытую. Но дружба дружбой, а заходят мысли-то и поинтереснее... Вполне сдаётся, что Система прорюхала безопасность такой подпольщины, а то ещё и полезность, - если рассматривать её, как альтернативу подпольщине опасной - слушайте, мол, лучше блатнячок... Тонкий ход! Не знать бы кристальную тупость и пламенный идиотизм советско-партийного чиновничества идеологии и культуры, так подумаешь - и впрямь. Да куда им!

Правда, если канать по страстям постперестроечных разоблачений, что, мол, без участия КГБ в те времена никто и пёрнуть не мог, - так, конечно, и вся эта музыка от начала и до конца просто организовывалась на Литейном… А если без приколов, - не отслеживаться, по крайней мере, точно не могла. Надо бы спросить у бывших чекистов - кто был куратором?

Был у меня один знакомый чекист, правда, не питерский. Так что подробностей он знать не мог, но излагал такую общую формулу: «мотыльков на свет приманивают». То есть дали кому-то «воссиять», - не агентом сделали, упаси Бог, а заочно решили использовать, в темную. Ну, и отслеживают слетающихся, да и отлавливают… А «лампу», конечно, не трогают.

Впрочем, тут ещё есть моментик... - ведь и в самых дебрях соцреализма ярко изображать блатной колорит, (хоть и в осуждающем контексте, конечно), в кино и литературе явно не возбранялось; тогда как все остальные «пережитки» и «недостатки» положено было просто клеймить, безо всяких художеств... А почему бы и нет, - ведь у коммунистов прямо официально существовал для блатных термин «социально близкие» ( в отличие от «врагов народа»), в системе сталинских ИТЛ. Так близость, видать, проявлялась не только там... Может, и смычка партийной мафии с уголовной элитой в 80-х произошла не только от экономики, но и от духовной близости? А если вспомнить, что до Октября большевики просто впрямую занимались уголовщиной под названием экспроприации... Ладно, это всё ближе к приколу, и вообще не про музыку...

Но кроме шуток надо, кстати, сказать - кадры из всяких охранительных органов действительно сами взахлёб притаскивались на блатной жанр, и, в частности, творчество Северного, - здесь, наверное, тоже какие-то психосоциальные корни есть, пес их знает. Многие там пользовались услугами левой звукозаписи. Да что органы! Среди больших клиентов по блатнячку называли вообще такие верхи.... Увлекались, суки. Влёт напрашивается идея о высочайшем покровительстве, - резкая, ребята, тема... Однако, это уже не прикол. И глупо ждать, что кто-то об этом расколется. Видать, - омерта!

А вот какой уж там задвиг во властях случился, что в начале восьмидесятых вся эта благотерпимость вдруг кончилась?... впрочем, ясно какой - очередной, какими полна вся история СССР.

Но вернемся к нашей компании. Если творчество Северного на стихи Роменского восторга у меня не вызывает, то про музыку Жемчужных этого нового периода так не скажешь. Они усилились музыкантами из Ленинградского диксиленда (почти всей духовой группой), а это - да простит меня Резанов! - был несколько другой уровень по сравнению с рестораном. В свое время очень хотелось узнать, как это Маклаков уговорил их на такое «безобразие»? Но интерес у всех вызывал недоумение, говорили как о самой обыденной вещи - пригласил, да и пришли. Что-то здесь не так... Конспирация? Хрен знает, ведь одно то, что музыканты такого известного коллектива подписались на это дело, таки говорит о том, как «сильно» прессинговала власть наш подпольный блатняк… В общем, уточнить бы хотелось. Знаю одно - друг Северного Владимир Тихомиров, тоже музыкант Ленинградского диксиленда, тогда уже в нем не работал. Но какое-то участие в организации иметь мог… Короче, музыка в тех концертах конца 1977 вышла классная, снова блатняк зазвучал в джазе, и притом - по-новому. Ну, а еще Жемчужные завели в ансамбле молодую солистку, - чтоб я так жил... По имени Маша. Природа явно не обделила её вокалом, водился и уличный шарм, да и вообще, - нежный девичий голос в этом шершавом жанре оказался весьма впечатляющей штучкой, и тоже - по тем временам - новинкой.

Так что Жемчужные хоть и не казались уже сверхестественным «явлением» в прорвавшихся на просторы России потоках блата, но вечной ни на кого не похожестью таки отстояли себе особое место. Особенность стала уже их имиджем, а ленинградскому тресту и не в напряг было её поддерживать - для подбора лабухов и проработки замысловатой музыки возможности имелись неслабенькие. Кончилось тем, что музыкальным затеям этой команды никто особо и не пытался подражать, осев на чём попроще; а в репертуаре Северный и сам стал немало притыривать у других, - когда ему не хватало уже и песен Роменского. А иной раз, за нехваткой самоделок, вытаскивали и из закоулков фольклора ну такого уже фуфла... И как он только сам мог его исполнять? - по пьяни великой, не иначе. Конечно, звездинский шарм и драйв могли превратить в шедевр любую ахинею, ведь недаром некоторые считают, что любой его пьяный бред был не прост и не случаен, а преисполнен…но это уже рассуждения совсем на отдельную тему. Хотя и интересные.

Но недолго музычка - в данном случае диксиленд - играла, и контора Сергея Ивановича решила затеять чего-нибудь новенького... И приделала Северному два концерта с ансамблем, обозванным «Химик», - хотя все уже знают, что этот сборно-сколоченный для студии коллектив по составу, считай, - были те же Жемчужные; просто у них почему-то пошли понты с именами. (Они ведь ещё и «ансамблем «Чайка» из ФРГ» обзывались, а потом того пуще - «Святыми братьями», или, по иным каталогам, «Божьей обителью»). Большой находкой, конечно, была их высокопрофессиональная партия электрогитар с квакающими примочками. То есть - джаз был послан. Программа вся была слеплена из самоделок, - эдесь-то как раз среди них попадались штучки и клёвые. Ну, и полно, естественно, залепухи. Само название «Химик», - ребята якобы с химии, а концерт с понтом на «Фосфорите» (а что - верили только так!). И до сих пор у многих считается, что это писалось в Нарве. Кстати, «Фосфорит» этот вонючий не в Нарве, и даже не под Нарвой, а в городе Кингисеппе Ленинградской области, не на реке Нарове, а на реке Луге. От Нарвы до «Фосфорита» по прямой километров 30. И по-моему, все это писалось в Питере.

Насчет лент с записями этих концертов есть одна не вполне понятная история. Оригинал одной из них каким-то образом оказался у Кингисеппа, хотя он давно уже в записях Северного не участвовал, собирая только копии, а Маклаков оригиналами точно не торговал. А про оригинал второй Кингисепп рассказывал, что его сам Северный вместе с Владимиром Тихомировым по бухоте и недостатку бабок толканул чуть ли не у лабаза! Оригинально, конечно, - Северный, торгующий своими записями. Хотя у него и не было коллекции своих записей, ему и хранить их просто было бы негде. И где теперь та лента, кто б сказал? У Маклакова тоже осталась только копия.



Еще одна запутаннейшая страница в творческой биографии Северного - это целый вагон концертов, записанных во время скитаний по просторам Союза, в параллель с остальным вышеизложенным, всё в те же лихие года... Хотя вообще-то гастроли Северного в мифологии рисуются гораздо грандиозней и ярче, чем были в натуре. Исколесил он, конечно, дай Бог, - благо, уж корефанов по богеме и блату имел по России - сами понимаете. И не только ж на питерские хазы его приглашали... Правда, приглашения он получал от деятелей музыкального бизнеса, и мероприятия планировались на уровне посерьёзней обычной пьянки. Организовывали ему и ансамбли, и концерты, и публику, - особливо, конечно, на мафиозных Югах, что тоже, конечно, надо еще уточнять.

На местах о том гастролёрстве осталось море воспоминаний, - но иди теперь разбери, где там правда... Тем паче - не раз доводилось слыхать, как вообще хрен знает кто делался под Северного для лопоухой провинции, - даже и после его смерти.

А об качестве этих гастролей красиво-то и не расскажешь: в репертуаре - старый, уже тысячу раз запетый «фонд», либо невыдающийся самопал (зато уж мистификаций навешано...); музыка - уже отстоявшийся среднекабацкий штиль, без особых изощрений, хоть и достаточно профессиональный. Всё вытягивалось на бессмертном исполнительском шарме Звездина.

Мне, собственно, и не попадались никакие гастрольные записи Северного, кроме общеизвестных: с осколком магаданцев «Встречей» из Тихорецка; «Казачком» - тоже с Кубани, «Аэлитой» из Крыма; конечно, киевские концерты. Был еще «Шесть плюс один» - дочерняя фирма «Черноморской чайки», а упоминаемые Шелегом «Бачула» и «Винету», по-моему, та же «Чайка» (Этот факт сейчас ни у кого уже не вызывает сомнений. – И. Е.)... Все эти конторы, естественно, были из кабацкого мира, зачастую - одноразовый сходняк. Ну, с Северным вещи поделать - дураков не было отказываться. Достоверно знаю, что у Северного был концерт - в смысле запись, - в Ростове-на-Дону, но саму запись слышать не приходилось.

А вот о чем говорят совсем мало - что ещё в Питере состоялись у него два крайне оригинальных концерта с ансамблем по имени «Обертон», - ансамблем совсем из другой блатной конторы. Состоящей с Маклаковым в глухой конфронтации. Хотя конкурентов Маклаков со своей технической мощью и связями в музыкальном мире Питера мог тогда просто и не замечать. Но «Обертон» составил ему конкуренцию совсем другого рода, - они нашли, можно сказать, нишу на блатном рынке, и создали совершенно новую музыку. «Обертон» состоял из музыкантов ресторана «Невский», и выступал, как известно, с Александром Шеваловским, совершенно оригинальным по тем временам исполнителем, рядом не лежавшим ни с Одессой, ни с классическим блатом, и натворившем множество как шедевров, так и щедрых россыпей откровенно халтурного хлама. Впрочем, речь сейчас не о Шеваловском, о его музыке надо говорить где-то отдельно.

Что представляла собой контора, организовавшая Шеваловского с «Обертоном», и кто ею руководил? - я, к сожалению, не знаю. Маклаков о них и слышать не хотел, не то что рассказывать, а Кингисепп хоть и имел полное собрание записей Шеваловского, тоже ничего вразумительного сказать не мог. Хотя с музыкантами из «Невского» был знаком. Но самое интересное - что как раз записей Северного с «Обертоном» у него и не было! Было от одной несколько песенок, а про другую он только рассказывал. И добавлял, что все это безвозвратно утрачено. Оказалось - не безвозвратно, в начале 90-х я приобрел оба концерта, и не в какой-то продвинутой студии, а в обычном ларьке-развале с пиратскими кассетами.

Концерты Северного с «Обертоном», конечно, очень интересны, - ведь у «Обертона», как уже говорилась, была совершенно своя музыка. Во-первых, оригинальная музыка была у Шеваловского - мелодии он сочинял, умудряясь приделать свежий вид уже давно, и, казалось бы, безнадёжно затёртым штампам улично-бардовской музыки. А главное- изгалялся ещё и в подобиях раннего рока, рэггей, и ритм-энд-блюза; так что местами косил прям под самодеятельный сов. рок тех лет, - ни сном, ни духом с этим движением не касаясь. Ну, а во-вторых, «Обертон» обладал и своим очень качественным стилем оркестровки всего этого дела. Так что и Северный тут явил нам свой новый, Бог знает уже который, образ. Хотя надо вообще сказать, что Северного, с его широкой на все музыкальные стили душой, и до «Обертона» временами заносило в нечто рокообразное. Занос, в общем-то, и понятный, ежели вспомнить про музыкальную жизнь его юности, когда отголоски джаза и новорожденный рок-н-ролл без проблем уживались и сживались с традиционным блатом. Ну так, типа того же ерша Северный и пытался изображать в дальнейшем. Правду сказать, - из старых запасов доносил он и впрямь интересно, но в новоделках под этот стиль, особенно на фоне уже растущего советского рока, выпирало явно, что влез не в своё. Впрочем, всё это к слову, а рок-н-ролл с «Обертоном»-то удался далеко не из худших. Это все про концерт, известный под названием «Я почти что знаменит». А в другом концерте они с Северным выдали строго диаметральное - заряд одесской классики; ну, наверное, чтоб показать, что и такое умеют... Не сказать, правда, что переплюнули в этом Жемчужных или «Черноморскую Чайку».

Говоря о Северном и рок-н-ролле, так и тянет вставить рассказ Шелега о том, что Звездин в студенческие годы изображал Армстронга в институтской самодеятельности. (Это, кстати, вслед за Шелегом уже и другие растиражировали). Откуда он это взял? - может, конечно, и встречался с институтскими сокурсниками Звездина… Но как вспомнишь, что то же самое, один в один, писали про студенческие годы Высоцкого - совсем не зная английского, косил под Армстронга, так что все падали, тем и поставил себе голос… Может, Шелег эту историю просто использовал?

Правда, В. Шестериков, о котором я упоминал вначале, говорил, что когда познакомился с Северным - где-то в 1969 году, и узнал, что тот заканчивал лесопилку, то долго вспоминал - не его ли он встречал на вечерах в этом институте в конце 50-х? А так как Шестериков был яростным джазменом, то и вечера, по всему видать, были джазовые. Но окончательно он ничего не утверждал, а потом вообще говорил, что, может, это было и в политехе. Политех, конечно, недалеко от лесопилки… Может, все это и не имеет серьезного значения - я так зацепился на этом просто оттого, что почему-то влюблен в ту эпоху - которую по крайнему малолетству почти и не помню.

Но надо вернуться к конторе Маклакова, и тому, новому периоду записей Северного с Жемчужными с конца 1977 по 1979 год. Период был, действительно, принципиально новый. Наш «теневой шоу-бизнес» вытащил Северного на индустриальный уровень, сделал его настоящей звездой... и стало в упор замечаться, что наш концерн затеял какие-то очень мудрые игры, весь образ Северного в итоге малость подпохабившие. Дело в том что Маклаков и компания стали делать концерты, рассчитанные в первую очередь на свой, коллекционерский мир, для внутреннего, так сказать, потребления. Если б они занимались какой-то экзотикой, это было б вполне логично, но в применении к такому всенародному жанру, как блатняк, казалось по меньшей мере странным. А вся штука была в том, что в основе опять лежали шкурные, - пардон, экономические, - процессы и интересы; вы таки можете смеяться, но Маркс, выходит, не так уж и бредил... Конечно, грех представлять Маклакова этаким чистым дельцом, ничего и знать не хотящим, кроме прибыли; но бессребренником-энтузиастом он тоже не был. Получая свое моральное удовлетворение от производства музыки, Сергей Иванович никогда не переставал думать о ней и как о товаре.

И Бог с ним, казалось бы, - было б побольше хорошей музыки. Но тогдашний торговый механизм, из-за нашей вечной советской уникальности, этому отнюдь не способствовал. Ну, а чтоб понять, почему, - надо слегка по нему пробежаться. Итак, как делались деньги на блате? - да как и до сих пор делает музыкальный бизнес: с торговли записями и с организации концертов (в смысле - натуральных концертов, с публикой). Эта концертная деятельность, конечно, была куда как навариста, но рискованна, и при желании - легко пресекаема,- а ведь у нас один Бог знает, что завтра властям в башку взбредёт... В общем, и цвело этим бизнесом, как уже говорилось, на Юге куда махровее, чем в Питере. На берегу Невы налегали всё больше на производство записей, и построили уже целую муз.промышленность. В итоге эта теневая промышленность развилась почти до конкурентоспособности с государственно-монополистической, а вот обслуживающая её торговля - отстала... Она, конечно, расширялась, но по сути своей так и осталась торчать всё на том же полуподпольно- чернорычном уровне, - а куда ж ещё ей было лезть в тех дебрях социализма? Соответственно, кое-кто из наших тузов- студийщиков ещё занимался сбытом, а кто-то и не хотел пачкаться об этот примитивный рынок, и занимался только творчеством и производством. Особенно деятели той формации, что в первую очередь были всё-таки музыкантами и коллекционерами, а уж потом- коммерсантами. Для торговли существовали «низовые звенья»...Впрочем, структура синдиката тут не при чем. Главным было то, что производители блатной музыки, слабо повязанные с «торговой сетью», основной навар имели с первоначального распространения именно в своей, коллекционерской среде. Естественно, про успех в этой самой среде у них в первую очередь голова и болела, а отнюдь не про широкий всенародный рынок. Так что и ориентир пошёл чисто на вкусы и интересы своего мира… ну, а музычка их, соответственно, уж совсем отплыла от натуральной Уличной песни.

Правда, дело тут было не в одних только механизмах торговли. Ведь тот самый голод на левизну и блат, на котором они когда-то так резво поднялись, хоть и не исчез, но порядком уже утолился - их же стараниями. Стало быть, с этим широким рынком надо было работать, долбить его по мозгам рекламой и прочими примочками уже настоящего шоу-бизнеса... в те-то времена? Фантастика даже не научная. А вот в своих кругах нечто вроде таких понтов вполне проходило.. Собственно, про «советский теневой шоу-бизнес» и надо бы говорить только с этого места, - до того все режиссерские выдумки, мифы и имиджмейкерство были у них в общем-то так... творческими играми, впрямь из чистой любви к искусству. Теперь же они, наконец, наполнялись экономическим смыслом... Ну, вот тут-то наша самобытность себя в полный рост и проявила; и всё это сложилось в совершенно идиотскую систему. Но здесь, кстати, надо -в который раз!- заметить, что во все эти социально-экономические подкладки никто тогда не вдумывался, и вышла дурь не по чьим-то злым стратегическим умыслам или недомыслиям, а опять-таки сама по себе, от нашей прекрасной жизни... Ну, а конкретно система настала такая: коллекционер N, допустим, собирал, как мог, музкоманду, приглашал, если мог, Северного, - и лепили, бацали, записывали чего-то там блатное, не всегда даже заботясь о каких-то особых находках, но зато с посвящением N... Зачем? А другим фонотекарям тоже сразу хотелось иметь у себя эту запись - для полноты коллекции; - так уж он, как монополист, и качал с неё бабки. Но ведь и другие были не дурее - и делали так же. Вот такой балаган в какой-то момент и стал главным мотивом к штамповке новых концертов, - увы... Так и развлекались Маклаков - Тихомиров - Калятин - Рыжков - Роменский, делая друг другу «презенты».

Вот так все больше и занимались они производством на свой внутренний рынок, держа лишь за легкое примечание спросы, вкусы и интересы широких народных масс. Изначально в этом даже просматривались и плюсы - если вспомнить, так именно от такой ориентировки «вовнутрь» и пошел у Жемчужных джаз, когда все кругом страдали ВИА… Со стороны всё это косило прям под уход от кича в элитарность, но только формально: ведь все гадости их попсовой политики и гонки за обывательским вкусом никуда не делись - «элита»-то набралась соответственная... В те поры, кстати, скурвился и сам коллекционерский мир. Вдогонку моде по стране развелись табуны совсем уже духовно мелколавочных деятелей. Отираясь вокруг тузов, они нашакаливали себе довольно немалые фонотеки, а потом остервенело делали бабки; и многим из них, похоже, музыкальные тонкости были вообще до фени. Ну, так куда ж таким двигать жанр? - только в задницу... А «интеллигентной» и организованной старой гвардии синдиката такой разврат был тоже по фиг, - ведь с этой армады уродов светили немалые гешефтные интересы, а остальное, понятно, - пыль...

...Но, ребята! Западло было б тут опять не сказать, что сами-то начавшие коммерциализацию блата Маклаков и компания всё же любили музыку больше денег! На фоне этой ново-лавочной хунты оно было ясно, как день. Да и все «сверхдоходы»-то у них на ту же музыку и уходили. Такие вот были люди - загадки русской души... А смену вырастили себе нормальную, без загадок. И недаром Сергей Иванович Маклаков, лидер блата семидесятых, продюсер №1, можно сказать, - в новой жизни хоть и не обеднел, но стал очень далёк от скромных зарплат современных шакалов шоу-бизнеса. Зато продолжал себе по-прежнему писать музычку не по моде и не по бабкам, а по душе, - кайф, ни за какие деньги не покупаемый, и современным - в упор недоступный... Впрочем, это опять понесло совсем не в музыкальную тему. А возвращаясь к семидесятым, конечно, надо сказать, что систему они сотворили порочную. Может быть, она была и получше настоящего шоу-бизнеса, с его тотальной организованностью промывки мозгов, торжеством низких вкусов, мещанских стандартов, маразмом и вырождением… Наверное, была бы лучше, если б не была первым шагом к такому шоу-бизнесу.

Но что поделать? - что выросло, то выросло; и всю музыку стали гнать чисто по этой системе. А размах спадать и не думал - пошли культурные обмены организациями таких концертов; засветил, вроде, и дух соревнования, и даже борьбы за качество... Хотя при том содержании и соревноваться-то было не в чем: всё бесконечные повторы старых, заезженных песен, а новое -в основном та же халтура. Оркестровками, правда, удивлять друг друга пытались, но и то больше технической мощью, а не музыкальными изысками. Но главное - адресуясь конкретному деятелю или компании, в этих концертах понанесли столько базара про свои, чисто внутренние специфические заморочки коллекционерского мира, что нам, простым смертным, было уже непонятно, и неинтересно.

Из-за этого скисла и вся пресловутая легендарность. Она по нулям растеряла всю былую гармонию и изящество, и расползалась в какую-то невразумительную самопародию. Чтоб позастёбистей всех удивить, компания Северного стала лепить в своих концертах горы невообразимой залепухи, уже ничуть не заботясь ни о какой согласованности и стройности. Чего стоила хотя бы баланда о «гастролях» по Союзу со «случайными» встречами с разными ансамблями и конторами; о БАМе, о загранице, и - куда более близкая к истине- о блужданиях по кабакам. Весь этот бред выдавался, как наследие той, бывшей драматургии, в разном вступительном и междупесенном трепе, а то и в самих песнях; в общем, в том, что и должно было разводить антураж и мифологический шарм. Однако теперь из всего этого нагромождения никак не выстраивался какой-либо романтический образ блатного музыкального мира. Но контору это уже не колыхало.

А впрочем, - с каких хренов и должно было, собственно, её колыхать? - Если такая работа на свой круг выходила и выгодней, и для них, видать, интересней. Работали себе, и работали, что-то нам упадало; а вообще ж нас туда никто и не звал... Хавай что дают.

Но поначалу такой дурдом не очень-то отразился на ширпотребном спросе. Вся эта взаимозапутанность, недосказанность и непонятность, выливаясь на рынок малыми порциями, тоже разводила привлекуху своего рода. Кто-то мог вообразить и «ощущение причастности» к этому загадочному миру, - давно известный психиатрический трюк... А то гуляла и такая народная интерпретация: забодали, мол, ребят мода, толпа и хозяева, - вот они и отпахивают в кабаках положенное, а уж для себя («для души» с понтом) пишут такие концертики, и меняются ими; оттуда, значит, там и всё как не для публики... Сказочка тоже красивая. Вообще-то, в музыкантских сферах такое бывает, только к нашей истории это - не пришей рукав. Мы-то уж знаем, кто и зачем заказывал музычку... Но в общем, шло пока нарасхват. И уж только от очень больших доз надоедал этот ненародный блат, и становилось ясно, что пора ставить крест на все эти мифы, образы и романтику.

...И явно тут назревает такой протрезвевший вопрос: а за каким вообще бесом уж так-то носиться со всей этой романтичностью-легендарностью и т.п.; ну, делали они особый вкус, и что? а просто песни слушать? Да скучно уж получалось-то без романтики, - таков жанр; а насчёт «просто»... Хреновато там стало с тем, что слушают просто.

И это, между прочим, только - лишний раз о дремучести нашего «шоу-бизнеса». Ясно, что никаких глобальных планов или концепций не водилось у них и в помине, и зачастую эти Левши от музыки сами не соображали, чего мастрячат. Вот, словили под случай струю, так сами же и запороли... Не говоря уж об этих новых лавочниках - чтоб они там ещё чего-то думали о развитии музыки или хотя бы блатной мифологии... даже не смешно. И, конечно, не думая, постарались-таки всё испохабить своими слабоумными «версиями». Да и вся полумафиозная организованность синдиката ушла на одно барышничество, а чтоб завелось нечто вроде мозгового центра по культурной политике... Впрочем, тогда на такие вещи был четко рвотный рефлекс - из-за аналогии с идеологическими отделами органов КПСС. И зря. В настоящем-то шоу-бизнесе все схвачено покруче, чем в ЦК, - и процветает. А по свободе вышло сплошное лебедь раком щуку. Болталась по умам какая-то идея в разной степени расплывчатости, - и ладно... Короче, всё пошло через задницу. Впрочем, что было, то и было, мечтать о другом теперь не фиг.

Наверное, для сравнения тут пару слов надо вставить о том, как шел процесс в других уголках нашей необъятной родины. К концу 70-х блатной музыкальной братии в стране развелось - до известной матери. Тонкими «элитарными» извращениями в духе Питерского треста другие конторы не маялись, и просто делали народу нормальный коммерческий блат; причём романтический имидж и прочие шоу-примочки там получались вообще сами собой, - с неколебимым успехом. Потому что не мудрили. Правда, и в музыке уже никаких изюминок не наблюдалось, зато отстоялся некий кабацкий канон, из которого и вырос весь блат 80-х и 90-х; естественно, под чистую ресторанщину стал уже и репертуар.

И в конце концов свершилась-таки советскому блату международная известность! Притащенная, конечно же, нашей побеглой оравой, и, конечно же, для себя - буржуям своего говна хватало. Кое-кто, в том числе и блаженный Миша Шемякин, занялись тиражом и распространительством, тем более, что почуяв перемены, сделал ноги и сам король Фукс. С его подачки записи сов.блатняка понеслись удивлять просторы Америки, - своих-то лабухов Брайтон ещё только высиживал...

Между прочим, слиняв за бугор, Фукс навязчиво зазывал к себе Звездина, а тот отказался. Напрочь. Понятное дело, - быть таким Аркадием Северным, как здесь, там бы не катило, - кому там на фиг нужны все эти левые легенды- чертополох исключительно с родного, советского навоза... А просто пахать профессионалом музыкальной индустрии Америки - это уже совсем другая жизнь, хоть и по яйца в благах ихней жвачной цивилизации. И не захотел Аркадий менять на неё романтику родных подворотен... хотя, может, это тоже красивая сказка, и всё было гораздо проще.

Но в итоге Фукс таки сделал в 1982 году на штатовской фирме «Кисмет» целый диск-гигант с песнями Северного! Хотя Северный, к сожалению, узнать об этом уже не мог...



В Союзе столицей блата держался по прежнему наш Ленинград. Провинция, в общем, тоже шустрила, - этим-то жанром она, ясный хрен, никогда не бывала бедна; да не завелось там пока что больших возможностей для настоящей организации записей и тиража. Исполнителей - то хватало, конечно. Тоскливей пришлось Москве, а почему - это надо спросить у большой политики.

Интересно было бы провести параллель между созданием записей Северного и мэтром с весьма солиднейшим стажем и «багажом» - Виталием Крестовским. Он ведь имел и собственные бездны оригинального колорита и шарма, да к тому же и сам ещё с начала шестидесятых сочинял очень неслабые песни, - в общем, вполне б потянул на звезду, калибром близкую к Северному... Да вот - не так-то раскручивали! Всего несколько самопальных записей осталось от начала семидесятых, да потом записал он пару альбомов с уже известными «Крёстными отцами», - и всё. Почему? - хрен поймешь эту нашу контору.

А синдикат по-прежнему цвёл, и делал бабки - благо, всё отлично крутилось уже без особых поисков и изобретений. Левая звукозапись прочно вошла в жизнь страны Советов, повсеместно разбухла, и немножко замафиозила. Можно бы развести целый авантюрный роман про то, как там пошли набирать полный ход заморочки серых будней бизнеса: борьба - бескровная, правда,- за сферы и рынки, интриги, союзы и разрывы, смены лидеров и прочая, любимая многими, погань... Да что-то тошнит об этом дерьме распинаться. На фиг, лучше о музыке.

Какая б она ни была, но можно отобрать из этой силосной башни достаточно стрёмного, чтоб слепить интересные сборники (правда, интерес, - он, конечно, у каждого свой); а можно слушать и всё подряд, и это тоже может затянуть, а может вызвать и совсем обратный рефлекс... Но всё равно, рано или поздно там просквозит чем-то таким, что вдруг встрепыхнётся в душе. Чем? А поди пойми. Просто ли шармом музыки, ностальгическими, или другими, чёрт разберёт какими, ассоциациями; либо это вообще - какой-то «голос» из подсознания или генетической памяти... Не один ли хрен? Но если так, значит всё это было не зря.

А семидесятые шли на излёт. Менялась мода, менялся мир, - что поделаешь?- меняло и нас... Блатняк уже никого не удивлял, и повальное увлечение по-тихому оседало. Как и прежде, хранил ему верность народ средне- старшего возраста, но записи собирали уже далеко не с прежним азартом, - проехали... А может, наелись. Наступала смена поколений... И тут, ко всем прочим радостям, вконец отупевший Запад обосрался большим взрывом Диско. От половодья этой замечательной музыки, и резко обдискотевшей советской эстрады, ресторанный жанр совсем расплылся. Кабацкие команды опускались до ретрансляции музыкальных программ радио и ТВ.

А вот жизнь Аркадия Северного в 1979 как-то совершенно выпала из информации, которой я располагал. Впрочем, всегда были интереснее музыкальные новости, а не подробности личной жизни. Но могу добавить кое-какие фрагменты о том, чего пока не приходилось встречать в мемуарах о Северном. Например, на фотографиях 1978 года, по-моему сделанных на записях с «Химиком», Северный запечатлен с какой-то очень грандиозной женщиной. Как мне тогда аттестовали, эта его подруга была не простая - болгарка из Одессы. Имя, как назло, не помню. Больше я о ней не слышал, и в мемуарах о ней не читал. Конечно, подруг у Звездина, наверное, хватало, но эта уж очень грандиозна была… А потом, когда Северный стал не пить, Кингисепп принес новость - какой-то кадр из ОБХСС, любитель блата и клиент Маклакова, устраивает Звездина на работу - куда-то снабженцем, видно по памяти об его работе в «Союзэкспортлесе». Это казалось бредом - известно, какая интересная работа в советском снабжении, и как она годилась для Звездина, ставшего уже профессиональным певцом, и профессиональным богемщиком. Хотя ведь и Фукс и Маклаков все творили параллельно со своей официальной работой, начисто в левый бизнес не уходили. Тогда за «тунеядство» легко было привлечь - хотя их и так могли привлечь, но зачем подставляться лишний раз. Но Звездина, похоже, никто и не собирался привлекать! (Что тоже интересно…) В общем, что вышло из его трудоустройства - я толком не знаю. Говорили, что очень быстро сбежал, теперь и Маклаков что-то подобное рассказывает, - но Кингисепп говорил, что просто послал Звездин товарища ОБХСС-ника вместе с его работой. Впрочем, не знаю, так ли уж важны эти подробности его немузыкальной жизни.

Правда, и про музыкальную жизнь 1979 года, в частности, про его московские концерты, информация почему-то прошла мимо меня (На сегодняшний день достаточно известно, что в Москве, кроме записи в 1977 г. "У Юрия Николаевича", был, по крайней мере один концерт, запись которого не производилась. На этом концерте, кстати, присутствовал и К. Н. Беляев... В каком это было году - ??? – И. Е.). Нежелание питерцев распространяться об этом наводило на мысль, что заманила Северного какая-то крутая московская мафия, вот Маклаков и озверел. Правда, это было тогда; теперь, может, уже рассказывают все, как было.

Кстати, не в Москве ли его подшивали? (О "подшивках" и лечениях Северного существует достаточно много весьма противоречивых версий. Называются различные фамилии и даты. Более-менее подтверждается только факт лечения Северного от алкоголизма осенью 1977 г. Кстати говоря, это было именно в Москве. – И. Е.) А то уж больно странная версия у Шелега - «врачи подшутили». Даже и комментировать трудно…

Дальше наступает грустная тема… Но что прибавить к тысяче вариантов стона на тему «талант - Россия - водка». И к натурализму, с которым Шелег расписал смерть Звездина, добавишь немногое. Но важное. То, чего никак не хочет говорить Маклаков, даже расставшись со своей легендой о смерти в ванне. Контора обойщиков дверей, с которой «связался» Звездин, и которая его окончательно споила и загубила, была не просто какая-то случайная компания. В ней были лучшие друзья Северного - Роменский и Тихомиров. И Маклаков не мог не знать, в каком состоянии пребывает Аркадий в этой шараге. А выводы делайте сами.

И вот в апреле 1980 года в Ленинградском крематории похоронили Аркадия Дмитриевича Звездина. А легенда о Северном пошла кочевать дальше, в вечность, уже без него...

А жанр, - он всё катился под тот же уклон. Конечно, скончалась с Северным в музыке целая эпоха, но символично было то, что магнитный блатняк и без того уж изрядно дошёл именно к этому времени... После 1980 года под горами хлама, навороченного перепроизводством, подзатерялись все, в ком ещё трепыхался «творческий подход», перестал помогать загнивший кабак, покосились в другую сторону интересы коллекционеров, да и власть что-то стала вдруг возникать. В народе, правда, интерес убывал медленнее, и от других, уже упомянутых, «возрастных» причин.

Но о Жемчужных мир ещё услыхал - в 1982 и 1983 годах, когда всё та же контора устроила два концерта с уже известным Питеру А. Розенбаумом - они стали бешено популярны, и хорошо известны аж до сих пор. Розенбаум, конечно, был талантливым поэтом и стилистом, и песни этих концертов были плодом десяти лет его творчества, - поэтому про них и не скажешь того, что здесь говорилось о вреде конвейерных самоделок в блатном жанре. (Кстати, в дальнейшем и у Розенбаума не так уж много песен становилось народными). Что тогда замышляла контора? - запустить этим ходом на новый круг уж почти начисто выработанную легенду типа Северного? - Бог весть... Время уже наступало иное, и из Розенбаума скорее вышел бы профессиональный блатмейстер нового типа, гораздо менее мифообвешанный, - для конторы, правда, тоже не лишнее... Да только самого Розенбаума, видно, тогда не шибко тянуло на подпольную карьеру и полное влипание в синдикат. К тому же, по его словам, он имел кроме блата громадьё других творческих планов, - а для этого было сподручнее влипнуть в большую официальную эстраду. Ну, и из каких-то высоких стратегических замышлений его туда выпустили…

На этом, можно сказать, и закончился первый период советского блата. Дальнейшие похождения блатного жанра - это уже история нового времени.

И вот пронесло уж и девяностые, и мы сидим, и слушаем новые песни под той же затасканной вечерней акварелью питерского неба, как и двадцать пять лет назад... И что же сейчас лабают? Богат стал мир левой музыки за последние пятилетки. А понеслось всё с начала восьмидесятых, когда старый советский блат подзахлебнулся сам собою, а в зарубежье вдруг буйно пошёл распускаться новый. Не очень понятно, почему не раньше, - копилась, наверное, критическая масса в той эмигрантской волне... В общем, попёрло вдруг музычку - что твою бражку. И даже наш старый знакомый Фукс подрастворился в орде этих новых крутых блат - «продюсеров», ещё вчера промышлявших мелкой фарцовкой по бердичевским подворотням.

Тут-то всё и началось. Как погнали этот брайтоновский стиль обделки под дискоту наших сермяжных мелодий, - ну, в кайф пришлось советской аудитории! Какой к чёрту джаз! Только такого и ждали... От одной ритмухи обкончаешься, как струячит; да ещё в таких завитушках... Как раз из той самой красоты лебединых ковриков. Блудный сын советской эстрады М.Шуфутинский влетел тут, видать, в самую родную стихию, а на фоне других его музыкальное сопровождение тогда выглядело и впрямь виртуозным. Поль Мориа блата, и только. Хотя чего нам тут говорить про Мориа, и равно любимых в СССР Джеймса Ласта, Рэя Коннифа и т.п., когда у нас был великий Г. Гаранян. Вспомнить его оркестровки к Высоцкому, - до такого Америке ещё прыгать и прыгать...

Но уж совсем интересно стало, когда в ту же поп-диско штамповку полезло и «авторство - исполнительство». Теперь таких «авторов» выросла целая хунта, и всё это дело тянет уже на отдельный, эстраднутый жанр, - ведь классическая-то КСП-бардовня так при своих и осталась сидеть, где сидела... Заводка пошла, надо думать, с того, что из Брайтона вылез Токарев, - ну так засвербило ж в заднице и у наших эдак «потокарить»! Александр Новиков, правда, в такую музыку и своим ходом допёр, и не хуже; да обломали тогда ему путь, пидоры... Но вскоре нам объявили уже на подходе свободу и новую жизнь, типа как приговаривал ещё Аркадий Дмитриевич - "Революция во Франции - Эмансипация женщины»...

И - прорвало. Моментом воспряв из говна, отечественные лабухи яро рванулись лепить блатняк - исключительно этим новым манером. Опять подобрали хабарик за Западом, и по уши рады... Благо - разбогатели, и музкомпьютерное тряхомудие к концу восьмидесятых стало уже не экзотикой. До такой задницы развелось, что и не перечесть, - и этих «авторов-исполнителей», и просто засерателей нашего старого доброго фольклора - что в кабаках эмигрантских, что здешних их попугаев. Которые к общедебильному восторгу вылезли уже и в эстраду. Хоть кричи «Ура», если б не было это такой гнусной пародией и фарсом... Так всё и лабают. А тематика еще пошлее музыки - новобандитская «романтика», причем на полном серьезе, а не с иронией, как традиционно.

Достало уже их обилие и однообразие. Конечно, от Бога положено стилям меняться, но на такой маразм... Компьютер по фене заботал, - тоже мне пижон. Это уж не блатняк докатился до попсы, а попса приблатнилась - для пикантства жлобского. Короче, компот из хрена. С цветистым, по всему видать, будущим.

...И ещё спасибо, что там не пасутся столь популярные в попсе «лирической» женоподобные мальчики. Ну, да не диво, - всё-таки в блатном мире, в отличие от светской тусовки, быть пидором отнюдь не почётно.

Но главное дело - мода! Которая так и прёт на подъёме - что у юной смены, что у тех тонких меломанов, что в начале восьмидесятых с умным видом кривились на этот жанр. Да и как моде не переть - главный заказчик-то кто? - новые хозяева жизни. Известно, с каким офигенно тонким вкусом. Но что там музыка - ведь и в кино и в литературе идет на ура бандитская тема, - несчастный наш народ…

И вот необлатняк теперь запрудил все звукофирмы и студии. Они успешно вылезли из подполья ещё в эпоху начала перестройки, и штампуемая в них продукция - самых разных жанров - тогда же заполучила все гражданские права. Наша старая знакомая контора без проблем вписала себя в новой системе, и перекроилась на современный прикид... Надо ли говорить, кто разводит весь нынешний блат, и моду на него? У синдиката выросли достойные продолжатели. Уже по понятиям настоящего шоу-бизнеса, который везде одного покроя - что в попсе, что в роке, что и в блате.

...И, казалось бы, только сиди и радуйся: никто теперь нашу музыку не зажимает и не замалчивает, как в светлом прошлом; а строго наоборот - профессионально-индустриальный уровень, самое пристальное внимание прессы, радио и телевидения, даже и термин какой: «Русский шансон»... Малина! Только как поглядишь на обилие халтуры... ой, не впрок нам ни свобода, ни режим благоприятствования! Да, не утопли в дерьме, так утонем в повидле. Чисто русская альтернатива...

А что касается памяти прошлого… О Северном в прессе заговорили ещё в начале перестройки и гласности; правда, слегка - совсем о других вещах одолевал нас тогда главный разоблачительный пафос. А в 1990 году государственная, и когда-то единственная в Союзе, фирма звукозаписи «Мелодия» разродилась аж на перепечатку штатовского диска с песнями Северного, - это казалось вообще эпохальным событием: диск Северного в СССР! «Историческая справедливость» через десять лет... Впрочем, самому Аркадию и при жизни не очень-то плакалось по признанию коммунистическим официозом. Ну, а потом, в наступившем пафосе торгашества, казалось - и впрямь должна была сделаться всем до лампочки какая-то там подпольная музыка -дцатилетней давности... Ан нет, - отшибло мозги не у всех. И вот теперь про неё набралось уже немало отдельно сказанного и показанного; в основном - и неглупого... Впрочем, - явно не в рамках какой-то глобальной кампании. Что и к лучшему - не хватало, чтоб некий богатый козёл затеял сделать на Северном очередной шоу-маразм, на что ещё нынче способны-то?

…Но вот к концу 90-х, не выдержав, видать, наконец, обилие дешевки, в блатной музыке стало появляться и что-то человеческое. Не назовешь, конечно, дешевкой и современных Жемчужных, и музычку их западло бы попсой обзывать, всё ж диксилендом здорово отдаёт. Хоть далеко и не те колоннады, что были когда-то. Да и за то спасибо. Похоже даже, что этот пример стал и других вдохновлять на джазоподобие, - отнюдь не скажешь, правда, чтоб многих... Впрочем, может, и к лучшему, что это дело идёт отдельно от моды - наводит на подозрения о творческом характере процесса... Мечтать не вредно. Ну, так что ж - мы опять имеем блатной джаз? Имеем... но очень странный: джаз отдельно, а блат отдельно. Хрен знает, как это объяснить, но самый качественный джаз или диксиленд ни у кого с блатняком, или скажем вообще - с русской песней, в гармонию не складываются. Неужто и впрямь всё чутьё оставили в прошлом? Доперестраивались... Впрочем, насчёт полного отсутствия гармонии и чутья - декларация, может быть, и предвзятая. Настаивать не стану.

Но реальность пока что гнусна - и кабацкий джаз, и классический стиль старинной русской улицы и эстрады среди океана современной музыкальной индустрии сидит на глухих задворках. Ещё раз спасибо тем, кто когда-то загнал всю эту музыку в подполье. И ещё подумаешь, что хуже - магнитный мусор от той, старой, доморощенной коммерции, или то, что полилось в годы «свободы». Не радоваться же, в самом деле, тому, что нашу народную и кабацкую музыку сношает нынче до одури всякий кич и попса, - это, конечно же, никакое не продолжение, а так, отрыжка...

Впрочем, одной лишь сажей описывать современный блат, или «Русский шансон», конечно, тоже неправильно... но о светлых проблесках пусть скажут другие, и потом...

Ну, а про современную моду вообще на блат, без стилистических уточнений, что сказать? Она уже столько лет прочна и стабильна, что модой, наверное, это теперь и не назовешь. Просто - своя музыка для многих, с устойчивым интересом. И что характерно - безо всяких ароматов подпольщины, как раньше; ведь сейчас вся эта левая романтика на фиг никому не нужна, да и расти-то ей не на чем. Но хоть никто из блатных и не наводит сам мифологического тумана, народ всё равно пришизовывает слегка какую-то легендарщину, пусть далеко и без нашенского азарта... Да уж, видно без сказок - никак!

И вот хоть нет уже ни романтизма, и редка качественная стильность, публика всё равно берёт и берёт... Да, собственно, и во здравие. Но назрел тут один глобальный вопрос: брать-то весь этот необлатняк берут, и вовсю гоняют, куда ни плюнь, а вот поют в народе что-то хиловато... Впрочем, - как вообще нынче поют?! - вот где беда, да кого б это только чесало...

Вот и спрашивается - а что же с Уличной Песней? Мы уже столько разливались тут про ее магнитофонные извращения, что как-то забыли и об истоках. Жив вообще этот жанр, иль нет, - в наш свихнувшийся век музыкальной индустриализации? С одной стороны, вопрос, конечно, дурацкий- куда бы и пропадать народной-то музыке, пока ещё есть народ (не развивая уже этой темы)... Только ведь перевернулось в ней всё за тридцать психических лет. Не поймёшь даже толком - что сейчас и называть-то Уличной песней. О близком, вроде бы, бардовском жанре нечего и вспоминать - он уже давно абсолютная вещь в себе. И тем более, всё уже сказано о коммерческом блате... А с другой стороны, - глупо было бы декларировать, что Уличная песня так уж всем нынче по барабану: поют, и изучают аж целыми клубами (чего стоит хоть та же «Наша Гавань» Успенского - к ней и добавить нечего); и музыку пытаются делать под классику - и в старинной народной песне, и в «городском шансоне», и староэстрадной и ресторанной с тем же джазом, - примеров-то вовсе немало… Наводящих на мысль, что как раз любительщина и способна чего-то здесь сохранить, - чтоб Уличная песня хоть чем-то да отличалась от профессиональной эстрады. Только… грезы все это. Все уже навсегда отравлено индустриальным «шансоном», как бы кто-то ни пыжился изобразить себя вне этого. И все та же «Гавань» уверенно шагает по граблям старого советского магнита, - перепевает по десять раз наш огромный, но все-таки исчерпаемый, золотой фонд, - (и, заметьте, все больше то, что было до 80-х, до безраздельного царства магнитного конвейера)… Но подлинный фонд, видать, иссякает, - и вот они уже затыкают дырки авторской песней, и превращаются тоже в клуб для своих людей... Да и пес с ними. Но главное! Современная народная уличная песня! Что это? … А ничего, - злободневные куплеты, или пародии на эстрадные шлягеры. На 90% тоже авторские, и на лавочках отнюдь не распеваемые. А вот назовите-ка с ходу хоть одну НАРОДНУЮ песню последних 10 лет…

Впрочем, Бог бы с ней, современной; спасибо, что к жанру вообще есть интерес... у некоторого круга любителей. Немалого, но для Народной Песни - безобразно узкого. Приплыли: народная музыка - для избранных. Музыкальный, между прочим, аспект проблемы нашего национального самосознания... о котором лучше и не заводиться.

Действительно, что уж там говорить про музыкальные стили, - если вообще хрен знает чего нынче осталось от самих смысла и сути современной народной песни. Но дело не только в том, как изуродовали её магнитофонный конвейер и коммерция; и даже не в нашей вольтанутой жизни, которую музыкальная индустрия забивает через край мегатоннами маразма... Нет, ребята, всё же главная гадость - в нас самих. Но тут опять начинаются политические, социальные и моральные проблемы российского деграданса, - а это плач вечный и бесполезный...

Мне, как и многим, просто жаль тот, старый, блатняк. Не только от ностальгии по бывшим весёлым годам; но и вообще, как музыку, - тоже... Хоть и хватало там искусственной дряни музыкального бизнеса на сомнительной почве нашей «застойной» всеядности, - всё равно! Да и то, - без этой коммерции нам бы вообще ничего не досталось, а хорошего накрутили- таки немало...

И легенду жаль тоже! Неплохо она красовалась в букете того психушника... Что ж, времена поменялись. Какие сказки мы жрём теперь - лучше и не говорить.

Ну ладно, та жизнь осталась в далёком прошлом, но музыка - с нами. Последний аккорд,- как мы там выражались? - мощного пласта российской культуры; и конечно, не грех мечтать, что от нынешнего маразма лишь скорее дозреет её настоящее возрождение. И будут у неё ещё новые интересы, исполнения, и - жизнь... или наборот,- вообще ни хрена не будет. Но всё равно, и в будущих временах хоть искрой, да проблеснёт и эта музыка, и тот невыразимый шарм шестидесятых - семидесятых, спетый в корявые годы нашей бедовой юности... Когда так красиво цвела легенда в блатном жанре.



© Дмитрий Петров, 2001 г.

© Публикация и комментарии – Игорь Ефимов, 2001 г.