Интервью газете «Тайный советник» (г. Санкт-Петербург)
Для нормального человека жизнь эстрадных звезд и акул шоу-бизнеса – тайна, покрытая мраком. Наверное, это хорошо. Потому что окажись этот обычный человек на «звездной» тусовке, он не поймет всей этой бессмысленной помпезности, понтовости и торжества напыщенной серости. В общем, - разгадка, покрытая браком. Сплошные сплетни и перемывание костей коллег, типа: «А он на него так посмотрел…». «А эта той сказала то-то…».
Другое дело - сходняки исполнителей авторской музыки или шансона. Во время сборных концертов здесь все садятся за один стол, разливают водку и ведут неспешные разговоры «за жизнь». Никаких сплетен и распальцовок быть не может – «коллеги по цеху» не поймут и уж точно не оценят. «По рогам», конечно, не дадут, но уважать перестанут, потому что люди это бывалые, и много на своем веку повидали.
Алексею Степину есть что рассказать. И, что не менее важно, он умеет это делать. С юмором и самоиронией…
Все отчаянные подростки моего возраста рано или поздно знакомились с застенками РОВД и КПЗ…
Родился я в Казани. Мои родители – люди замечательные: мама – старший врач-токсиколог (сейчас на пенсии), папа – старший преподаватель (теперь доцент Университета, еще в строю). У меня было обычное счастливое, но скромное детство, две школы – обычная и музыкальная. Только к пятому классу я с удивлением узнал три «новости» – откуда берутся дети; что наш город Казань делится на враждебные районы и вовсе небезопасен; и что музыка – интереснее всего на свете и, кажется, - мое будущее. Хотя последнее было спорным – я со своим школьным другом уже успел пару раз убежать из дома («людям помогать» - именно такая идея витала) и с необыкновенным упорством перед побегом дважды зарывал свою папку с нотами в сугробе.
Затем родители, упреждая тлетворное влияние двора, перевели меня в физматшколу, чем только приблизили мое знакомство с недружественной окружающей средой. Школа находилась далеко, и я на своей шкуре очень быстро почувствовал пристальное внимание сверстников с конкурирующих улиц. Душа требовала отмщения. Не особо тогда доверяя небесной справедливости, я сблизился с дворовыми ребятами, с коими и участвовал в разнообразных вылазках по защите и нападению во славу Советского района. Примерно в этот период я уже начал не просто подбирать на пианино чужие мелодии, но и сочинять свои. Причем обычно получались не разрозненные стихи с мелодическими зарисовками, а готовые песни. В седьмом классе начал мучить гитару и с тех пор иду по жизни, руководствуясь собственным афоризмом: «Умение играть на гитаре существенно сокращает расходы по ухаживанию за женщиной!».
Наступила пора участия в вокально-инструментальных ансамблях. К слову, я всегда был в оппозиции к официальной эстраде, и «ВИА в шесть рядов» с просоветскими стенаниями не трогали мое сердце. Хотя тогда даже Пугачева могла позволить себе роскошь (я застал сие счастье!) петь красивые и потрясающие песни: «Помянем тех, кого нет с нами, и будем думать о живых…».
В процессе отроческого развития развивались способности к рисованию (кстати, я левша, а, как известно, левши склонны к занятиям музыкой и рисованием). Так, между дворовыми междоусобицами и рискованными походами в школу, я постигал искусство музицирования, стихосложения и изображения окружающей действительности на бумаге. Дворовые события приводили к первым проблемам с милицией. Все отчаянные подростки моего возраста рано или поздно знакомились с застенками РОВД и КПЗ. Именно тогда закладывалась определенная жизненная позиция – «Не прогибаться!». Оттачивались вкусы - я до сих пор обожаю Лермонтова, Есенина, Булгакова, Ахматову, Куприна, Цветаеву… Предпочтения в музыке тоже мало изменились и по сию пору – «АББА», «Лед Зеппелин», Элтон Джон, Уитни Хьюстон, Оскар Питерсон, Диззи Гиллеспи, «Битлз» - все, кто услаждал слух неповторимыми мелодиями и искрометным талантом. А вот нашу попсу слушать без слез невозможно, но если я все-таки захочу поплакать душой, то лучше послушаю блюзы.
Нужно отдать долг государству? Нате!
В те времена мы, обычные дворовые пацаны, к двухлетней службе относились по-другому, нежели нынешние. Никаких закосов! Нас, постоянно находившихся в напряжении жесткой уличной жизни, советской армией было не запугать. Тем более что для многих моих одногодок служба была единственной альтернативой преследованию правоохранительных органов. Я в эту данность вполне вписывался. Был, конечно, наслышан об ужасах негражданской жизни – дедовщине, удаленности от цивилизации и так далее, но это не особо «торкало». На воле, зачастую, было опаснее. К тому же, если нужно отдать долг государству – нате! И патриотизм имелся в наличии, кто бы сейчас чего ни говорил. Еще не закончилась война в Афганистане, и риск призваться именно туда существовал. Да и ребятишками мы были спортивными, дерзкими и бесстрашными – именно в таких нуждалась Родина-мама. Чтобы использовать и поскорее забыть…
Я отучился два года в Казанском Государственном Университете и призвался в войска ПВО на территории Азербайджана. Странно, но мы носили погоны со значками авиации, хотя ни самолетов, ни вертолетов за все два года увидеть так и не довелось. Секретность такая, что ли?.. Довольно большая военная часть располагалась на горе (800 метров над уровнем моря), а рядом находились ракетный батальон и два сооружения величиной с многоэтажные дома, охватывая своими радиощупальцами огромную часть «враждебного» Востока.
Я рисовал, пел, сочинял, играл на разных инструментах, был начитан и за словом в карман не лез. Это заметили, посему я и стал… кино-радиомехаником. Толкал культуру в массы. Конечно, поначалу распорядок моей службы ничем не отличался от обычной – подъем, строй, отбой и исключительно физическая работа. Но я быстро сладил с киноаппаратами, научился радиоделу и управлению солдатским клубом. Начал рисовать маслом – и за пару лет изобразил столько суровых военных лиц и фигур на огромных стендах, что впору было присуждать мне азербайджанскую премию военных искусств.
- «А хотите, дедушку Ленина нарисую, в полный рост, без кепки и на ракете? Да, не вопрос!»
А вот до музыки было далеко… Сначала нужно отвоевать свободу, пусть и достаточно условную в полной изоляции от гражданского населения и благ цивилизации. В роте я дрался с первого момента. Кстати, пригодилась казанская школа – «качалки», битье по лапам, внутренний стержень и особое чутье опасности. Драться приходилось и с «дедами», и с «черпаками» - в общем, с теми, кто нападал или пытался оскорбить. Поддержки никакой - только-только из роты дембельнулся призыв из Татарстана, который оставил после себя мрачные воспоминания. «Потерпевшие» узнали, что я из Казани, и решили на мне отыграться. Не вышло. Через полгода побоищ и напряженной жизни меня оставили в покое. Сдается мне, что не так уж и приятно пытаться обидеть человека, который вместо покорности выказывает готовность дать тебе в морду. И делает это не так уж и плохо.
Уже тогда я вышел из совершенно нелепой игры в дедовщину – будучи старослужащим, никогда «духов» не «щемил» и не отыгрывался за прошлые обиды. Хотя наглецам, бывало, и доставалось…
За отвоеванный нестроевой график солдатской жизни пришлось еще долго платить – постоянной настороженностью и неоднократными отсидками на гауптвахте. Кстати, наша «губа» почти ничем не отличалась от камер РОВД (вот только при нулевой температуре было почему-то холоднее, чем в Сибири – большая влажность, чтоб ее). Хорошо еще, что «губа» не всегда работала…
Потихоньку я занимался музыкой, стихосложением и, чтобы не терять формы, спортом. Создал ВИА, замутил культурную жизнь, доставал лучшие фильмы. Но, кто бы там что ни подумал, покоя не было ни днем, ни ночью. В Азербайджане тогда бушевал Нагорный Карабах, и на жестокость с потоками крови я насмотрелся. Были и другие нюансы…
В увольнения пускали редко, а уж об отпуске не приходилось и мечтать. Демобилизовался я, единственный из моего призыва, в гражданской одежде. Все, сбросил сапоги – и на волю, к новым приключениям и достижениям. Долой портянки! К армейской теме в творчестве я периодически обращаюсь – вот недавно вышла песня, быстро ставшая известной - «Ну почему же ты тоскуешь, Настя…». Там есть и мотивы из реальной жизни.
В общем, я нисколько не жалею, что служил и вспоминаю те два года с юмором и теплотой. Мне они очень пригодились в становлении личности.
Возвращение в «бандитскую» Казань
Домой я вернулся с приключениями, но целым и невредимым. Отгулял остатки лета. Первый раз влюбился без памяти (конечно, влюблялся я многократно и до армии, но так безумно – впервые). В голове любимой, к сожалению, находился лишь ветер. Я переживал, был готов на все, чтобы сохранить отношения. Ухажеров бил… Достаточно отчаянный период – опасности-то не чуешь, идешь напролом. Ошибки совершаешь, и нет времени и желания в них покаяться. Теперь, смотря на те события через призму лет, понимаю, что все это была проверка на прочность, а вот счастливым с той женщиной я бы не стал…
В стране - дурацкая Перестройка. Вечный дефицит, очереди, талоны, мрачное настроение, неверие. А я продолжал учебу в Университете и начал работать в музыкальной студии. Параллельно мы с дворовыми ребятами организовались в довольно дерзкое и жесткое сообщество. Взяли под контроль некоторые точки, пытались что-то разруливать. В общем, без реальной силы в Казани было не выжить. Время «сорвиголов» еще не закончилось. «Делить асфальт» уже почти перестали, но за «свое» мы были готовы на многое.
В то время я записал первый любительский альбом – «Прощай, прощай Казань родная». Эта песня, кстати, стала бешено популярной среди определенного контингента лихих людей. Пацаны из разных дворов переделывали ее на свой лад, и не спел ее потом только ленивый. Ночами с единомышленниками сидели в студии и экспериментировали. Аранжировки и звук я тогда делал сам.
Симбиоз учебы, музыки и пацановских «дел» сказался на смысле и настрое моих песен. Но в каком бы ключе ни текла жизнь, жестоким и безбашенным ортодоксом улицы я не стал. Наоборот, меня уважали за то, что любую ситуацию я пытался осмыслить и не всегда разрешал ее с позиции силы.
Песня для жующих бандитов
Никогда не гордился тем, что работал в ресторанах. Это просто осознанная необходимость. В общей сложности данная работа по вечерам заняла полтора года и отозвалась определенными плюсами. Там я учился петь, музицировать в слаженных и очень грамотных коллективах, а также приобрел ни с чем не сравнимую закалку кабацкого музыканта. Там же почувствовал себя материально независимым. Сейчас в ресторане редко увидишь живую работу – чаще всего наблюдаю, как некое бесполое и откормленное существо, которое музыкантом назвать язык не поворачивается, влезает на сцену, вставляет мини-диск с ворованными фонограммами и чего-то там поет. Мы же играли вживую и начинали программу с крепких и приятных джазовых композиций. Но завсегдатаями кабака были бандиты, и они в такой музыке не нуждались. Далее начиналась всякая мутотень: люди заказывали, и мы исполняли чаще всего песни безыскусные. Короче, творчеством и не пахло. К тому же в Казани той поры, абсолютно беспредельной, играть музыку было иной раз и опасно. Частенько разгул в заведении заканчивался банальной дракой, в которой, волей-неволей, приходилось участвовать и нам. То бишь, музыкант, не владеющий в какой-либо степени мастерством кулачного боя, долго в ресторане не задерживался. А вечер, проходивший без эксцессов, считался редкостью.
Посещая другие города, я, прежде всего, изумлялся тому, что музыкантам редко кто досаждает. И опасаться им просто незачем, знай себе играй…
Найдя другое дело, я покинул кабак, и не возвращался туда, даже если нуждался в деньгах. Все, как отрезал. Мне почему-то кажется, что кабачным музыкантом надо родиться – в перерыве махнул «соточку», потом еще одну, еще одну – и играй с закрытыми глазами то, что сам, как потребитель музыки, никогда бы в трезвой памяти и слушать бы не стал.
Хотелось творчества, и я его нашел. Занявшись коммерческой деятельностью, я решил записать еще один альбом своих песен – этакое соцветие шансонных и лирических композиций.
Продать «Камаз» по утроенной цене
Бизнесмен из меня, надо сказать, получился рядовой. Ну, не заточен я под «купи-продай». В России, в смутные времена начала 90-х, бизнес был пропитан кровью и беспринципностью. Лозунг «Деньги ради денег» - был как черное знамя, оправдывающее все грехи и преступления. Не я первый заметил, что там, где во главе угла стоят деньги, исчезают любые понятия. К тому же поначалу «бизнес» был смешным. Представьте себе характерный для тех времен случай. Звонок крутого коммерсанта – предлагает дефицитный «Камаз». Начинаешь звонить дальше, накручивая посредническую долю. И двадцатый человек обязательно выходит на того самого коммерсанта и продает ему все тот же «Камаз» по утроенной цене. Потом выясняется, что ни машины, ни дензнаков реально не существует.
Закончив Университет со специальностью «экономгеограф-математик», я понял, что государство предлагает мне один путь – к дверям Центра по безработице. Найти работу в денежной среде без блата и принадлежности к татарской нации было делом чрезвычайно сомнительным. Мало того - тогда никто никому не верил, все старались друг друга кинуть, и порядочность слыла чудом. Чуть позже я пришел к финансовой деятельности, которая, помимо стабильности, приносила еще и удовлетворение. Когда я просто выполнял свои обязательства, люди долго не могли придти в себя от удивления – мол, надо же, он поступил порядочно и никаких добавочных услуг за это не требует! А репутация – она дорогого стоит. Кстати, никакой «крыши» у меня никогда не было – справлялся сам. Хотя нервов и сил потратил немало, а случаев, похожих на «жизненный анекдот, смешной, но чрезвычайно опасный», было предостаточно.
В те времена я выпустил один казанский альбом – «Тяжелое детство». Диск увидел свет, но его тут же украли пираты.
Ради интереса, поучаствовал в каких-то нелепых конкурсах, кое-где даже победил, но радости не почувствовал. В моем городе я, как и многие другие музыканты, был никому не нужен. В 95-м я уехал в Москву.
Из бизнеса в шоу
Приехал, устроился на работу (опять-таки довольно тревожную, а как иначе?), жил на квартире друга и спал на матрасе. По ночам записывал альбом - настоящий и профессиональный, с которого все, собственно, и началось. Альбом «Не плачь, Анюта» вышел в 96-ом и содержал песни, которые теперь стали уже легендарными - «Долюшка-доля», «Мальчиши-крепыши», «Казань» и «Только ты меня колышешь».
У всех, кто только-только приехал в Москву и начал заниматься неизведанным делом, возникают одни и те же трудности – жизненная неустроенность и дрянные знакомые – те, которые всеми силами стараются тебя надуть и выкачать побольше денег. Сейчас, по истечении десяти лет, когда жизнь все так же мало обустроена и тенденции в основном бродяжьи, я горжусь тем, что в моем окружении редко встречались проходимцы. Это большое достижение, дороже денег и приятней покупной популярности. Особо помогли мне в тот период бывшие одноклассники – Михаил Кузнецов (ныне губернатор Псковской области) и Константин Побудзей.
Кто-то навесил на «Не плачь, Анюту» ярлык «шансон», и все мои дальнейшие песни, видимо, должны были исполняться именно в этом ключе. Только меня не загонишь в рамки! Даже если это необходимо делать с точки зрения маркетинга. Я всегда писал музыку и стихи сам, и не спел еще ни одной чужой песни. Наверное, не зря - в своих композициях уверен, отвечаю за них душой, хотя осознаю, что с точки зрения шоу-биза петь «свое» - признак особой принципиальности. Замечено, что сейчас поп-артистам по-настоящему красивая и индивидуальная песня фактически не нужна? Главное – засветка на ТВ! Здесь вечер Пупкина, там бенефис Тютькина. Сегодня надо про войну, а завтра – про налоговую. Некогда искать хорошую песню, да и композиторы-прилипалы и ТВ-редакторы ходу ей не дадут, ежели она выкатилась не из-под их пера и не ими же санкционирована. Но! Раз мы это все смотрим, радуемся безвкусию, значит нам это нужно. И чего тут брюзжать? А мне необходимо идти своим путем, даже если он и не самый беспроблемный.
В 1998 году вышел альбом «Гули-гули» с одноименным клипом. Я загорелся русским проектом и за короткий период написал много веселых, в народном духе и абсолютно русских по звучанию композиций. С балалайками и разливающейся гармонью. Благодаря продюсеру Александру Толмацкому «Гули» зазвучали везде. Но жахнул кризис, и «шикарный народный проект» забуксовал. Позже мы сняли на песню «Кручина» («На кого меня покинул, сынок») удивительный клип, который вызывал слезы даже у самых черствых людей. Был хороший резонанс, но я, наконец, понял, что людям, уже привыкшим к бедам на физиологическом уровне, не пристало переживать за общее, когда государство отнимает свое…
В этот непростой момент я поехал с концертами для российских военнослужащих в Чечню (чуть раньше был и в Таджикистане) – наверное, с одной целью: чтобы иметь моральное право петь такие песни, как «Кручина» и посмотреть в глаза людям, идущим в бой.
Я, как не стоящий на месте поэт, очень люблю лирику. Парадокс в том, что как бы она не щемила душу, наиболее востребованными песнями все равно остаются такие, как «Дорога да гитара», «Помидорка», «Татарский рэп», «Настя». Они записаны в танцевальном ключе, и этим все сказано. Кстати, в России не так много городов, где люди на концертах имеют роскошь трудиться душой. Питер – один из них, за что я очень его люблю и приезжаю к нему всегда с открытым сердцем.
Дальше, после бродяжьих историй, очередной безумной любви и некоторого периода безвременья, я записал с разницей в полтора года еще два альбома. Это - «Дорога да гитара» (известные песни – «Дорога да гитара», «Озеро лебедей», «Корабли», «Поезда», «Джипарик») и «Дорога да гитара-2» («Пой, гитара», «Татарский рэп», «Пацаны», «Санька», «Не балуй!», «Зови»). В них поместились лирические настроения, накопленные за годы, несгибаемый молодой задор и уверенность в том, что жизнь – это самое ценное и важное, что нам дано. А совсем новый альбом уже записан и ждет своего времени.
«Жемчужины» в мутном потоке
Так уж вышло по жизни, что мои друзья – это порядочные и хорошие люди, никак не связанные с музыкой. Я человек самодостаточный, и очень спокойно отношусь к восхвалениям и хуле, зато нормально воспринимаю продуктивную критику и дружеские советы. Это здорово, что мы с друзьями вращаемся на разных орбитах жизни и творчества, и для нас всегда занимательно поговорить на разные темы, в том числе и близкие им, а не только о моих песнях. Вот стал я прыгать с парашютом – и, вне зависимости от рода занятий находящихся рядом людей, у нас появилась новая общность – небо.
В юности я восхищался даром и неповторимостью Владимира Высоцкого, подбирал аккорды песен «Воскресенья» и «Машины времени». Вообще, многим интересовался – от классики и рока до рэгги и джаза. Джаз и блюз до сих пор любимы и святы. Шансон слушаю редко, но лишь потому, что там очень мало откровений. Зато искренне радуюсь, когда из темного общего потока всплывают лирические жемчужины.
К артистическому сообществу я отношусь слегка настороженно. Дело в том, что нечасто можно встретить талантливого и одновременно просто хорошего человека. А для меня это важно. Но есть счастливые исключения. Мне интересны люди, которые сами являются авторами песен, то бишь тратят себя на преодоление чего-то неизведанного, непроторенного. А, значит, и больше страдают от своей неуспокоенности и противодействия внешней среды.
Я бы отметил талантливого Сергея Трофимова, интересного композитора Игоря Слуцкого, несравненную по теплоте исполнения Любовь Успенскую и еще очень-очень много других замечательных персон. Я был знаком с Михаилом Кругом и, несмотря на некие творческие разногласия, мы вполне уютно и мирно беседовали. Вообще, на гастролях клево и ненапряжно общаемся с Мишей Шелегом, Игорем Слуцким, Саней Звинцовым, Саней Дюминым, Женей Кемеровским, Жекой, Геной Жаровым, Катей Огонек, Анатолием Днепровым, Серегой Любавиным. Всех не перечислишь, а жаль… Поэтому неупоминание чьей-то фамилии не умаляет моего уважения.
О людях и нелюдях
Я на своем пути встречал очень серьезных людей из криминального мира. И вели они себя с необыкновенным достоинством. Во-первых, и меня есть за что уважать; во-вторых, вел я себя прилично, а в-третьих, дорогу им не перебегал и живу по совести, что всегда ценится людьми, будь то слесарь или авторитет.
Проще говоря, с криминалом встречаются все или почти все люди. Вот человек за столиком в ресторане «типичной наружности»; вот сосед, с кем ты проживаешь в одном подъезде; вот тебя подрезали на дороге, а в той машине – вполне конкретные «лица»; тут мошенники, там милиционеры-оборотни; а вот на рынке – этническая преступность; а здесь - шпана во дворе, вроде, вполне безобидная, но только до наступления темноты… У нас довольно криминальное государство, и встречи с его представителями не избежать. Другое дело, что есть люди, а есть – нелюди. Есть существа беспринципные – никогда не поймешь, как они будут себя вести в следующий момент запутанной жизни, а есть личности стержневые, с понятиями. И когда мы говорим о понятиях, надо понимать, что они необязательно воровские или, там, пацановские, а просто – мужские, человеческие, личностные. Для меня различие только в этом. Среди моих друзей и товарищей есть совершенно непохожие люди с разными родами занятий. Но все они достойны уважения. В России сейчас не принято спрашивать, как человек заработал. Важнее то, чем он живет, помогает ли другим, есть ли у него сердце, распахнута ли душа. И не нужно будет решать дилемму, кто лучше и чище – тот мрачноватый мужчина с криминальным прошлым, отправляющий в детдом половину своего заработка; или тот веселый и обаятельный мужичок из правительства с незапятнанным прошлым, но одним росчерком пера обеспечивающий себе дом на Рублевке и одновременно отнимающий у пенсионеров половину их пенсии… Все и так ясно.
Государство чаще всего награждает тебя тем, что ему самому не нужно
Не буду перечислять полученные грамоты, дипломы, почетные значки – государство или какой-нибудь оргкомитет чаще всего награждает тебя тем, что ему самому не нужно. Мои достижения – это выстраданные песни, которые нравятся людям. А их не так уж и мало. За десять лет достаточно сложной и витиеватой музыкальной жизни в Москве, я выпустил пока лишь четыре альбома. Пятый – переиздание лучших и легендарных песен 1996-99 годов. (от «Долюшки» до «Гули-гули») и шестой – под рабочим названием «Бесприютная душа» (уже известные песни «Настя», «Да или нет», «Ясноглазая», «Как тебе будет…»), уже готовы и, как говорится, на подходе. Клипы видела вся страна. Пишутся новые и, поверьте, достойные композиции.
В будущем году официально исполнится 10 лет моей творческой профессиональной деятельности. Хотелось бы встретиться со слушателями на концертах, многое спеть и рассказать – просто, со вкусом и от души. Надеюсь также выпустить альбом лирических песен – нежных, теплых и доверительных. О любви и расставании, о беде и счастье, обо всем хорошем, чего нам иногда так не хватает…
Мечтаю выпустить сборник текстов песен с вкраплениями просто стихов о любви и закончить, наконец-то, три криминальных романа, которые мучают меня уже не менее трех лет. А вообще, планы незатейливы: продолжать путешествовать по стране, прыгать с парашютом, любить и быть любимым и обрести наконец-то свой уютный и теплый уголок. И просто жить…
декабрь 2005 года.
Олег Булух
Другое дело - сходняки исполнителей авторской музыки или шансона. Во время сборных концертов здесь все садятся за один стол, разливают водку и ведут неспешные разговоры «за жизнь». Никаких сплетен и распальцовок быть не может – «коллеги по цеху» не поймут и уж точно не оценят. «По рогам», конечно, не дадут, но уважать перестанут, потому что люди это бывалые, и много на своем веку повидали.
Алексею Степину есть что рассказать. И, что не менее важно, он умеет это делать. С юмором и самоиронией…
Все отчаянные подростки моего возраста рано или поздно знакомились с застенками РОВД и КПЗ…
Родился я в Казани. Мои родители – люди замечательные: мама – старший врач-токсиколог (сейчас на пенсии), папа – старший преподаватель (теперь доцент Университета, еще в строю). У меня было обычное счастливое, но скромное детство, две школы – обычная и музыкальная. Только к пятому классу я с удивлением узнал три «новости» – откуда берутся дети; что наш город Казань делится на враждебные районы и вовсе небезопасен; и что музыка – интереснее всего на свете и, кажется, - мое будущее. Хотя последнее было спорным – я со своим школьным другом уже успел пару раз убежать из дома («людям помогать» - именно такая идея витала) и с необыкновенным упорством перед побегом дважды зарывал свою папку с нотами в сугробе.
Затем родители, упреждая тлетворное влияние двора, перевели меня в физматшколу, чем только приблизили мое знакомство с недружественной окружающей средой. Школа находилась далеко, и я на своей шкуре очень быстро почувствовал пристальное внимание сверстников с конкурирующих улиц. Душа требовала отмщения. Не особо тогда доверяя небесной справедливости, я сблизился с дворовыми ребятами, с коими и участвовал в разнообразных вылазках по защите и нападению во славу Советского района. Примерно в этот период я уже начал не просто подбирать на пианино чужие мелодии, но и сочинять свои. Причем обычно получались не разрозненные стихи с мелодическими зарисовками, а готовые песни. В седьмом классе начал мучить гитару и с тех пор иду по жизни, руководствуясь собственным афоризмом: «Умение играть на гитаре существенно сокращает расходы по ухаживанию за женщиной!».
Наступила пора участия в вокально-инструментальных ансамблях. К слову, я всегда был в оппозиции к официальной эстраде, и «ВИА в шесть рядов» с просоветскими стенаниями не трогали мое сердце. Хотя тогда даже Пугачева могла позволить себе роскошь (я застал сие счастье!) петь красивые и потрясающие песни: «Помянем тех, кого нет с нами, и будем думать о живых…».
В процессе отроческого развития развивались способности к рисованию (кстати, я левша, а, как известно, левши склонны к занятиям музыкой и рисованием). Так, между дворовыми междоусобицами и рискованными походами в школу, я постигал искусство музицирования, стихосложения и изображения окружающей действительности на бумаге. Дворовые события приводили к первым проблемам с милицией. Все отчаянные подростки моего возраста рано или поздно знакомились с застенками РОВД и КПЗ. Именно тогда закладывалась определенная жизненная позиция – «Не прогибаться!». Оттачивались вкусы - я до сих пор обожаю Лермонтова, Есенина, Булгакова, Ахматову, Куприна, Цветаеву… Предпочтения в музыке тоже мало изменились и по сию пору – «АББА», «Лед Зеппелин», Элтон Джон, Уитни Хьюстон, Оскар Питерсон, Диззи Гиллеспи, «Битлз» - все, кто услаждал слух неповторимыми мелодиями и искрометным талантом. А вот нашу попсу слушать без слез невозможно, но если я все-таки захочу поплакать душой, то лучше послушаю блюзы.
Нужно отдать долг государству? Нате!
В те времена мы, обычные дворовые пацаны, к двухлетней службе относились по-другому, нежели нынешние. Никаких закосов! Нас, постоянно находившихся в напряжении жесткой уличной жизни, советской армией было не запугать. Тем более что для многих моих одногодок служба была единственной альтернативой преследованию правоохранительных органов. Я в эту данность вполне вписывался. Был, конечно, наслышан об ужасах негражданской жизни – дедовщине, удаленности от цивилизации и так далее, но это не особо «торкало». На воле, зачастую, было опаснее. К тому же, если нужно отдать долг государству – нате! И патриотизм имелся в наличии, кто бы сейчас чего ни говорил. Еще не закончилась война в Афганистане, и риск призваться именно туда существовал. Да и ребятишками мы были спортивными, дерзкими и бесстрашными – именно в таких нуждалась Родина-мама. Чтобы использовать и поскорее забыть…
Я отучился два года в Казанском Государственном Университете и призвался в войска ПВО на территории Азербайджана. Странно, но мы носили погоны со значками авиации, хотя ни самолетов, ни вертолетов за все два года увидеть так и не довелось. Секретность такая, что ли?.. Довольно большая военная часть располагалась на горе (800 метров над уровнем моря), а рядом находились ракетный батальон и два сооружения величиной с многоэтажные дома, охватывая своими радиощупальцами огромную часть «враждебного» Востока.
Я рисовал, пел, сочинял, играл на разных инструментах, был начитан и за словом в карман не лез. Это заметили, посему я и стал… кино-радиомехаником. Толкал культуру в массы. Конечно, поначалу распорядок моей службы ничем не отличался от обычной – подъем, строй, отбой и исключительно физическая работа. Но я быстро сладил с киноаппаратами, научился радиоделу и управлению солдатским клубом. Начал рисовать маслом – и за пару лет изобразил столько суровых военных лиц и фигур на огромных стендах, что впору было присуждать мне азербайджанскую премию военных искусств.
- «А хотите, дедушку Ленина нарисую, в полный рост, без кепки и на ракете? Да, не вопрос!»
А вот до музыки было далеко… Сначала нужно отвоевать свободу, пусть и достаточно условную в полной изоляции от гражданского населения и благ цивилизации. В роте я дрался с первого момента. Кстати, пригодилась казанская школа – «качалки», битье по лапам, внутренний стержень и особое чутье опасности. Драться приходилось и с «дедами», и с «черпаками» - в общем, с теми, кто нападал или пытался оскорбить. Поддержки никакой - только-только из роты дембельнулся призыв из Татарстана, который оставил после себя мрачные воспоминания. «Потерпевшие» узнали, что я из Казани, и решили на мне отыграться. Не вышло. Через полгода побоищ и напряженной жизни меня оставили в покое. Сдается мне, что не так уж и приятно пытаться обидеть человека, который вместо покорности выказывает готовность дать тебе в морду. И делает это не так уж и плохо.
Уже тогда я вышел из совершенно нелепой игры в дедовщину – будучи старослужащим, никогда «духов» не «щемил» и не отыгрывался за прошлые обиды. Хотя наглецам, бывало, и доставалось…
За отвоеванный нестроевой график солдатской жизни пришлось еще долго платить – постоянной настороженностью и неоднократными отсидками на гауптвахте. Кстати, наша «губа» почти ничем не отличалась от камер РОВД (вот только при нулевой температуре было почему-то холоднее, чем в Сибири – большая влажность, чтоб ее). Хорошо еще, что «губа» не всегда работала…
Потихоньку я занимался музыкой, стихосложением и, чтобы не терять формы, спортом. Создал ВИА, замутил культурную жизнь, доставал лучшие фильмы. Но, кто бы там что ни подумал, покоя не было ни днем, ни ночью. В Азербайджане тогда бушевал Нагорный Карабах, и на жестокость с потоками крови я насмотрелся. Были и другие нюансы…
В увольнения пускали редко, а уж об отпуске не приходилось и мечтать. Демобилизовался я, единственный из моего призыва, в гражданской одежде. Все, сбросил сапоги – и на волю, к новым приключениям и достижениям. Долой портянки! К армейской теме в творчестве я периодически обращаюсь – вот недавно вышла песня, быстро ставшая известной - «Ну почему же ты тоскуешь, Настя…». Там есть и мотивы из реальной жизни.
В общем, я нисколько не жалею, что служил и вспоминаю те два года с юмором и теплотой. Мне они очень пригодились в становлении личности.
Возвращение в «бандитскую» Казань
Домой я вернулся с приключениями, но целым и невредимым. Отгулял остатки лета. Первый раз влюбился без памяти (конечно, влюблялся я многократно и до армии, но так безумно – впервые). В голове любимой, к сожалению, находился лишь ветер. Я переживал, был готов на все, чтобы сохранить отношения. Ухажеров бил… Достаточно отчаянный период – опасности-то не чуешь, идешь напролом. Ошибки совершаешь, и нет времени и желания в них покаяться. Теперь, смотря на те события через призму лет, понимаю, что все это была проверка на прочность, а вот счастливым с той женщиной я бы не стал…
В стране - дурацкая Перестройка. Вечный дефицит, очереди, талоны, мрачное настроение, неверие. А я продолжал учебу в Университете и начал работать в музыкальной студии. Параллельно мы с дворовыми ребятами организовались в довольно дерзкое и жесткое сообщество. Взяли под контроль некоторые точки, пытались что-то разруливать. В общем, без реальной силы в Казани было не выжить. Время «сорвиголов» еще не закончилось. «Делить асфальт» уже почти перестали, но за «свое» мы были готовы на многое.
В то время я записал первый любительский альбом – «Прощай, прощай Казань родная». Эта песня, кстати, стала бешено популярной среди определенного контингента лихих людей. Пацаны из разных дворов переделывали ее на свой лад, и не спел ее потом только ленивый. Ночами с единомышленниками сидели в студии и экспериментировали. Аранжировки и звук я тогда делал сам.
Симбиоз учебы, музыки и пацановских «дел» сказался на смысле и настрое моих песен. Но в каком бы ключе ни текла жизнь, жестоким и безбашенным ортодоксом улицы я не стал. Наоборот, меня уважали за то, что любую ситуацию я пытался осмыслить и не всегда разрешал ее с позиции силы.
Песня для жующих бандитов
Никогда не гордился тем, что работал в ресторанах. Это просто осознанная необходимость. В общей сложности данная работа по вечерам заняла полтора года и отозвалась определенными плюсами. Там я учился петь, музицировать в слаженных и очень грамотных коллективах, а также приобрел ни с чем не сравнимую закалку кабацкого музыканта. Там же почувствовал себя материально независимым. Сейчас в ресторане редко увидишь живую работу – чаще всего наблюдаю, как некое бесполое и откормленное существо, которое музыкантом назвать язык не поворачивается, влезает на сцену, вставляет мини-диск с ворованными фонограммами и чего-то там поет. Мы же играли вживую и начинали программу с крепких и приятных джазовых композиций. Но завсегдатаями кабака были бандиты, и они в такой музыке не нуждались. Далее начиналась всякая мутотень: люди заказывали, и мы исполняли чаще всего песни безыскусные. Короче, творчеством и не пахло. К тому же в Казани той поры, абсолютно беспредельной, играть музыку было иной раз и опасно. Частенько разгул в заведении заканчивался банальной дракой, в которой, волей-неволей, приходилось участвовать и нам. То бишь, музыкант, не владеющий в какой-либо степени мастерством кулачного боя, долго в ресторане не задерживался. А вечер, проходивший без эксцессов, считался редкостью.
Посещая другие города, я, прежде всего, изумлялся тому, что музыкантам редко кто досаждает. И опасаться им просто незачем, знай себе играй…
Найдя другое дело, я покинул кабак, и не возвращался туда, даже если нуждался в деньгах. Все, как отрезал. Мне почему-то кажется, что кабачным музыкантом надо родиться – в перерыве махнул «соточку», потом еще одну, еще одну – и играй с закрытыми глазами то, что сам, как потребитель музыки, никогда бы в трезвой памяти и слушать бы не стал.
Хотелось творчества, и я его нашел. Занявшись коммерческой деятельностью, я решил записать еще один альбом своих песен – этакое соцветие шансонных и лирических композиций.
Продать «Камаз» по утроенной цене
Бизнесмен из меня, надо сказать, получился рядовой. Ну, не заточен я под «купи-продай». В России, в смутные времена начала 90-х, бизнес был пропитан кровью и беспринципностью. Лозунг «Деньги ради денег» - был как черное знамя, оправдывающее все грехи и преступления. Не я первый заметил, что там, где во главе угла стоят деньги, исчезают любые понятия. К тому же поначалу «бизнес» был смешным. Представьте себе характерный для тех времен случай. Звонок крутого коммерсанта – предлагает дефицитный «Камаз». Начинаешь звонить дальше, накручивая посредническую долю. И двадцатый человек обязательно выходит на того самого коммерсанта и продает ему все тот же «Камаз» по утроенной цене. Потом выясняется, что ни машины, ни дензнаков реально не существует.
Закончив Университет со специальностью «экономгеограф-математик», я понял, что государство предлагает мне один путь – к дверям Центра по безработице. Найти работу в денежной среде без блата и принадлежности к татарской нации было делом чрезвычайно сомнительным. Мало того - тогда никто никому не верил, все старались друг друга кинуть, и порядочность слыла чудом. Чуть позже я пришел к финансовой деятельности, которая, помимо стабильности, приносила еще и удовлетворение. Когда я просто выполнял свои обязательства, люди долго не могли придти в себя от удивления – мол, надо же, он поступил порядочно и никаких добавочных услуг за это не требует! А репутация – она дорогого стоит. Кстати, никакой «крыши» у меня никогда не было – справлялся сам. Хотя нервов и сил потратил немало, а случаев, похожих на «жизненный анекдот, смешной, но чрезвычайно опасный», было предостаточно.
В те времена я выпустил один казанский альбом – «Тяжелое детство». Диск увидел свет, но его тут же украли пираты.
Ради интереса, поучаствовал в каких-то нелепых конкурсах, кое-где даже победил, но радости не почувствовал. В моем городе я, как и многие другие музыканты, был никому не нужен. В 95-м я уехал в Москву.
Из бизнеса в шоу
Приехал, устроился на работу (опять-таки довольно тревожную, а как иначе?), жил на квартире друга и спал на матрасе. По ночам записывал альбом - настоящий и профессиональный, с которого все, собственно, и началось. Альбом «Не плачь, Анюта» вышел в 96-ом и содержал песни, которые теперь стали уже легендарными - «Долюшка-доля», «Мальчиши-крепыши», «Казань» и «Только ты меня колышешь».
У всех, кто только-только приехал в Москву и начал заниматься неизведанным делом, возникают одни и те же трудности – жизненная неустроенность и дрянные знакомые – те, которые всеми силами стараются тебя надуть и выкачать побольше денег. Сейчас, по истечении десяти лет, когда жизнь все так же мало обустроена и тенденции в основном бродяжьи, я горжусь тем, что в моем окружении редко встречались проходимцы. Это большое достижение, дороже денег и приятней покупной популярности. Особо помогли мне в тот период бывшие одноклассники – Михаил Кузнецов (ныне губернатор Псковской области) и Константин Побудзей.
Кто-то навесил на «Не плачь, Анюту» ярлык «шансон», и все мои дальнейшие песни, видимо, должны были исполняться именно в этом ключе. Только меня не загонишь в рамки! Даже если это необходимо делать с точки зрения маркетинга. Я всегда писал музыку и стихи сам, и не спел еще ни одной чужой песни. Наверное, не зря - в своих композициях уверен, отвечаю за них душой, хотя осознаю, что с точки зрения шоу-биза петь «свое» - признак особой принципиальности. Замечено, что сейчас поп-артистам по-настоящему красивая и индивидуальная песня фактически не нужна? Главное – засветка на ТВ! Здесь вечер Пупкина, там бенефис Тютькина. Сегодня надо про войну, а завтра – про налоговую. Некогда искать хорошую песню, да и композиторы-прилипалы и ТВ-редакторы ходу ей не дадут, ежели она выкатилась не из-под их пера и не ими же санкционирована. Но! Раз мы это все смотрим, радуемся безвкусию, значит нам это нужно. И чего тут брюзжать? А мне необходимо идти своим путем, даже если он и не самый беспроблемный.
В 1998 году вышел альбом «Гули-гули» с одноименным клипом. Я загорелся русским проектом и за короткий период написал много веселых, в народном духе и абсолютно русских по звучанию композиций. С балалайками и разливающейся гармонью. Благодаря продюсеру Александру Толмацкому «Гули» зазвучали везде. Но жахнул кризис, и «шикарный народный проект» забуксовал. Позже мы сняли на песню «Кручина» («На кого меня покинул, сынок») удивительный клип, который вызывал слезы даже у самых черствых людей. Был хороший резонанс, но я, наконец, понял, что людям, уже привыкшим к бедам на физиологическом уровне, не пристало переживать за общее, когда государство отнимает свое…
В этот непростой момент я поехал с концертами для российских военнослужащих в Чечню (чуть раньше был и в Таджикистане) – наверное, с одной целью: чтобы иметь моральное право петь такие песни, как «Кручина» и посмотреть в глаза людям, идущим в бой.
Я, как не стоящий на месте поэт, очень люблю лирику. Парадокс в том, что как бы она не щемила душу, наиболее востребованными песнями все равно остаются такие, как «Дорога да гитара», «Помидорка», «Татарский рэп», «Настя». Они записаны в танцевальном ключе, и этим все сказано. Кстати, в России не так много городов, где люди на концертах имеют роскошь трудиться душой. Питер – один из них, за что я очень его люблю и приезжаю к нему всегда с открытым сердцем.
Дальше, после бродяжьих историй, очередной безумной любви и некоторого периода безвременья, я записал с разницей в полтора года еще два альбома. Это - «Дорога да гитара» (известные песни – «Дорога да гитара», «Озеро лебедей», «Корабли», «Поезда», «Джипарик») и «Дорога да гитара-2» («Пой, гитара», «Татарский рэп», «Пацаны», «Санька», «Не балуй!», «Зови»). В них поместились лирические настроения, накопленные за годы, несгибаемый молодой задор и уверенность в том, что жизнь – это самое ценное и важное, что нам дано. А совсем новый альбом уже записан и ждет своего времени.
«Жемчужины» в мутном потоке
Так уж вышло по жизни, что мои друзья – это порядочные и хорошие люди, никак не связанные с музыкой. Я человек самодостаточный, и очень спокойно отношусь к восхвалениям и хуле, зато нормально воспринимаю продуктивную критику и дружеские советы. Это здорово, что мы с друзьями вращаемся на разных орбитах жизни и творчества, и для нас всегда занимательно поговорить на разные темы, в том числе и близкие им, а не только о моих песнях. Вот стал я прыгать с парашютом – и, вне зависимости от рода занятий находящихся рядом людей, у нас появилась новая общность – небо.
В юности я восхищался даром и неповторимостью Владимира Высоцкого, подбирал аккорды песен «Воскресенья» и «Машины времени». Вообще, многим интересовался – от классики и рока до рэгги и джаза. Джаз и блюз до сих пор любимы и святы. Шансон слушаю редко, но лишь потому, что там очень мало откровений. Зато искренне радуюсь, когда из темного общего потока всплывают лирические жемчужины.
К артистическому сообществу я отношусь слегка настороженно. Дело в том, что нечасто можно встретить талантливого и одновременно просто хорошего человека. А для меня это важно. Но есть счастливые исключения. Мне интересны люди, которые сами являются авторами песен, то бишь тратят себя на преодоление чего-то неизведанного, непроторенного. А, значит, и больше страдают от своей неуспокоенности и противодействия внешней среды.
Я бы отметил талантливого Сергея Трофимова, интересного композитора Игоря Слуцкого, несравненную по теплоте исполнения Любовь Успенскую и еще очень-очень много других замечательных персон. Я был знаком с Михаилом Кругом и, несмотря на некие творческие разногласия, мы вполне уютно и мирно беседовали. Вообще, на гастролях клево и ненапряжно общаемся с Мишей Шелегом, Игорем Слуцким, Саней Звинцовым, Саней Дюминым, Женей Кемеровским, Жекой, Геной Жаровым, Катей Огонек, Анатолием Днепровым, Серегой Любавиным. Всех не перечислишь, а жаль… Поэтому неупоминание чьей-то фамилии не умаляет моего уважения.
О людях и нелюдях
Я на своем пути встречал очень серьезных людей из криминального мира. И вели они себя с необыкновенным достоинством. Во-первых, и меня есть за что уважать; во-вторых, вел я себя прилично, а в-третьих, дорогу им не перебегал и живу по совести, что всегда ценится людьми, будь то слесарь или авторитет.
Проще говоря, с криминалом встречаются все или почти все люди. Вот человек за столиком в ресторане «типичной наружности»; вот сосед, с кем ты проживаешь в одном подъезде; вот тебя подрезали на дороге, а в той машине – вполне конкретные «лица»; тут мошенники, там милиционеры-оборотни; а вот на рынке – этническая преступность; а здесь - шпана во дворе, вроде, вполне безобидная, но только до наступления темноты… У нас довольно криминальное государство, и встречи с его представителями не избежать. Другое дело, что есть люди, а есть – нелюди. Есть существа беспринципные – никогда не поймешь, как они будут себя вести в следующий момент запутанной жизни, а есть личности стержневые, с понятиями. И когда мы говорим о понятиях, надо понимать, что они необязательно воровские или, там, пацановские, а просто – мужские, человеческие, личностные. Для меня различие только в этом. Среди моих друзей и товарищей есть совершенно непохожие люди с разными родами занятий. Но все они достойны уважения. В России сейчас не принято спрашивать, как человек заработал. Важнее то, чем он живет, помогает ли другим, есть ли у него сердце, распахнута ли душа. И не нужно будет решать дилемму, кто лучше и чище – тот мрачноватый мужчина с криминальным прошлым, отправляющий в детдом половину своего заработка; или тот веселый и обаятельный мужичок из правительства с незапятнанным прошлым, но одним росчерком пера обеспечивающий себе дом на Рублевке и одновременно отнимающий у пенсионеров половину их пенсии… Все и так ясно.
Государство чаще всего награждает тебя тем, что ему самому не нужно
Не буду перечислять полученные грамоты, дипломы, почетные значки – государство или какой-нибудь оргкомитет чаще всего награждает тебя тем, что ему самому не нужно. Мои достижения – это выстраданные песни, которые нравятся людям. А их не так уж и мало. За десять лет достаточно сложной и витиеватой музыкальной жизни в Москве, я выпустил пока лишь четыре альбома. Пятый – переиздание лучших и легендарных песен 1996-99 годов. (от «Долюшки» до «Гули-гули») и шестой – под рабочим названием «Бесприютная душа» (уже известные песни «Настя», «Да или нет», «Ясноглазая», «Как тебе будет…»), уже готовы и, как говорится, на подходе. Клипы видела вся страна. Пишутся новые и, поверьте, достойные композиции.
В будущем году официально исполнится 10 лет моей творческой профессиональной деятельности. Хотелось бы встретиться со слушателями на концертах, многое спеть и рассказать – просто, со вкусом и от души. Надеюсь также выпустить альбом лирических песен – нежных, теплых и доверительных. О любви и расставании, о беде и счастье, обо всем хорошем, чего нам иногда так не хватает…
Мечтаю выпустить сборник текстов песен с вкраплениями просто стихов о любви и закончить, наконец-то, три криминальных романа, которые мучают меня уже не менее трех лет. А вообще, планы незатейливы: продолжать путешествовать по стране, прыгать с парашютом, любить и быть любимым и обрести наконец-то свой уютный и теплый уголок. И просто жить…
декабрь 2005 года.
Олег Булух
