Текст песни Владимир Шандриков Кузькина любовь
Это такая трагическая поэма, которая посвящается работникам Большереченского Райпотребсоюза, где она якобы произошла.
На Молоканку, малость под хмельком
Пришел тады, маманька попросила.
А ты, Клавдея, вместе с молоком
Сквозь сепаратор сердце пропустила.
И так гипнозом женским обожгла,
Что все во мне мужицкое заныло.
Ты б черта в рай свести тогда могла,
И для него б ужасно это было!
Ну то да се, я смел после вина,
Спустя чуток, в ботве мы оказались.
Ушла за лес тактичная луна,
Поскольку мы в светиле не нуждались.
А после встав с сырого чернозема,
От репеев очистились мы оба,
И ты, крестясь, сказала мне: "Кузьма!
Антихрист мой! Люблю тебя до гроба!"
Я взял и столб ближайший своротил,
От слов твоих умножилися силы.
В порыве чуйств на грабли наступил,
Но искры с глаз приятны даже были!
То боль души, я плачу наповал,
Ведь у меня ж любовная отрыжка.
Будь я поэт - я б кровью написал
О нас с тобой увесистую книжку!
Хотя б про встречи те у лопухов,
Что были нам мягчей любой постели.
Хи-хи, ха-ха! И так до третьих петухов,
А спать притом - ни грамма не хотели.
Что лопухи! Мы раз силосный стог,
Шутя, любя, без трактора умяли!
Вот только жалко кирзовый сапог,
Что в яме там силосной потеряли.
Я свадьбу уже задумал - честью-честь,
Моя родня на все была согласна,
Хоть ты была такая как ты есть -
Косая и корявая ужасно.
Я рассуждал: хромая - что ж с того?
Во сне храпишь - смотри какое диво!
А в остальном - мы ж пара сапогов,
И нам, как есть, сойтись необходимо.
Чин-чином мы готовились гулять,
В Сельпо набрав, что было там получше,
И первачу нагнали ведер пять,
И браги чан, на всякий там на случай.
Гостей считать примались на пальцах,
И округлялась цифирка родни:
Пятьдесят один со мною это - нас,
Плюс сорок девять с ейной стороны.
Да все б ничё - тут Гришка рассказал
Как он имел тебя на косовице,
Потом дружку по-бухарю отдал
За полмешка подмоченной пшеницы.
Я - в кулаки, он божится дитем!
Я до Петра: "А-ну, мол, подтверди-ка!"
И он матерится, оченно при том,
Ну и дела, сбирали ползунику!
Клавдея, ты ж устосала меня!
Как в клуб пойтить? На людях появиться?
До свадьбы ведь осталося три дня,
А мне б сейчас на месте провалиться.
Выходит что ж - зазря цвела картофь
И нам луна за скирдами светила?
Да это ж сплошь обман, а не любовь,
Коль у тебя с другими дело было!
Я понял все. Не стоишь ты меня.
Обидно лишь и жалко даже стало -
Что завчера зарезал кабана,
А подождать - так сколько б было сала!
Да что - кабан, когда я сам - лопух,
В твоем лице не разглядевши черта,
Не верил сплетням грамотных старух -
Что у тебя сто тридцать три аборта.
Как жить теперь? Под ложечкой сосет,
У глаза тик. Не вынесу измены!
Однако, знай: я отомщу за все
И на вожжах повешусь в ваших сенях!
Ужо ясно: за гробом не пойдешь,
не спросишь люд и где моя могила,
А что с тебя, паскудина, возьмешь? -
Ведь ты ж до гроба только и любила!
Прости за почерк, криво я пишу
И может что сказал не очень лестно.
Прости за все! На веки ухожу,
Сдержала б только старенькая лестня.
На Молоканку, малость под хмельком
Пришел тады, маманька попросила.
А ты, Клавдея, вместе с молоком
Сквозь сепаратор сердце пропустила.
И так гипнозом женским обожгла,
Что все во мне мужицкое заныло.
Ты б черта в рай свести тогда могла,
И для него б ужасно это было!
Ну то да се, я смел после вина,
Спустя чуток, в ботве мы оказались.
Ушла за лес тактичная луна,
Поскольку мы в светиле не нуждались.
А после встав с сырого чернозема,
От репеев очистились мы оба,
И ты, крестясь, сказала мне: "Кузьма!
Антихрист мой! Люблю тебя до гроба!"
Я взял и столб ближайший своротил,
От слов твоих умножилися силы.
В порыве чуйств на грабли наступил,
Но искры с глаз приятны даже были!
То боль души, я плачу наповал,
Ведь у меня ж любовная отрыжка.
Будь я поэт - я б кровью написал
О нас с тобой увесистую книжку!
Хотя б про встречи те у лопухов,
Что были нам мягчей любой постели.
Хи-хи, ха-ха! И так до третьих петухов,
А спать притом - ни грамма не хотели.
Что лопухи! Мы раз силосный стог,
Шутя, любя, без трактора умяли!
Вот только жалко кирзовый сапог,
Что в яме там силосной потеряли.
Я свадьбу уже задумал - честью-честь,
Моя родня на все была согласна,
Хоть ты была такая как ты есть -
Косая и корявая ужасно.
Я рассуждал: хромая - что ж с того?
Во сне храпишь - смотри какое диво!
А в остальном - мы ж пара сапогов,
И нам, как есть, сойтись необходимо.
Чин-чином мы готовились гулять,
В Сельпо набрав, что было там получше,
И первачу нагнали ведер пять,
И браги чан, на всякий там на случай.
Гостей считать примались на пальцах,
И округлялась цифирка родни:
Пятьдесят один со мною это - нас,
Плюс сорок девять с ейной стороны.
Да все б ничё - тут Гришка рассказал
Как он имел тебя на косовице,
Потом дружку по-бухарю отдал
За полмешка подмоченной пшеницы.
Я - в кулаки, он божится дитем!
Я до Петра: "А-ну, мол, подтверди-ка!"
И он матерится, оченно при том,
Ну и дела, сбирали ползунику!
Клавдея, ты ж устосала меня!
Как в клуб пойтить? На людях появиться?
До свадьбы ведь осталося три дня,
А мне б сейчас на месте провалиться.
Выходит что ж - зазря цвела картофь
И нам луна за скирдами светила?
Да это ж сплошь обман, а не любовь,
Коль у тебя с другими дело было!
Я понял все. Не стоишь ты меня.
Обидно лишь и жалко даже стало -
Что завчера зарезал кабана,
А подождать - так сколько б было сала!
Да что - кабан, когда я сам - лопух,
В твоем лице не разглядевши черта,
Не верил сплетням грамотных старух -
Что у тебя сто тридцать три аборта.
Как жить теперь? Под ложечкой сосет,
У глаза тик. Не вынесу измены!
Однако, знай: я отомщу за все
И на вожжах повешусь в ваших сенях!
Ужо ясно: за гробом не пойдешь,
не спросишь люд и где моя могила,
А что с тебя, паскудина, возьмешь? -
Ведь ты ж до гроба только и любила!
Прости за почерк, криво я пишу
И может что сказал не очень лестно.
Прости за все! На веки ухожу,
Сдержала б только старенькая лестня.
