Михаил Шелег: «Искра божья не покупается ни за какие деньги…»
Его называют «звездой русского шансона», что не совсем верно: на последних альбомах Шелега собственно блатных песен — раз-два и обчелся. Вопрос о том, как объяснить такое противоречие, стал первым в эксклюзивном интервью, которое Михаил Шелег дал нашему еженедельнику.
— Так в каком же вы лагере?
— А эти лагеря вообще существуют? К какому лагерю вы отнесли бы Высоцкого? Я знаю точно одно: я не в попсе — в силу возраста и еще потому, что в поп-музыке очень облегчены тексты, там не стихи, там именно тексты, а я пишу стихи в поэтической традиции Танича, Дербенева… Я начинал с авторской песни, там — мои корни. Так сложилось, что раскручиваться я начал с юморных, «жиганских» песен с одесским уклоном, вот те, кто определяет так называемый формат, меня в шансон и определили. Когда я приносил свои песни на Русское радио, мне и моему продюсеру говорили: это «неформат», Шелег поет русский шансон, мы его крутить не будем.
— Вы так решительно отмежевались от попсы…
— Я хорошо отношусь к любой хорошей музыке. «Битлз», перед которыми я преклоняюсь, между прочим, относили в свое время к попсе. «Попса» — это уже новое русское слово, оно несет в себе уничижительный оттенок. Это не столько музыка или песни, сколько клубный образ жизни — бессмысленный, эпатажный, безвкусный, кичевый. То, что в англоязычном мире называют «кич», у нас зовется попсой.
Говорящая аббревиатура.
— В 1986 году вы организовали с единомышленниками ЭТАП — Экспериментальное Товарищество Авторов Песен. Название вполне говорящее. Блатные песни вас привлекали уже тогда?
— Нет. Это название придумал мой товарищ Александр Черкасов, он любил выдумывать подобные аббревиатуры. Когда мы организовывали клуб, нас интересовали не столько творческие задачи, сколько воплощение в жизнь своих эстетических ценностей. Наш клуб ставил себе задачей пропаганду авторского творчества. Высоцкого с легкой руки Андрея Вознесенского стали называть «бардом всея Руси», и мы свои песни тоже называли бардовскими. В начале 1980-х годов нам запрещали называться бардами, но мы все равно так себя называли, и многие КСП, клубы самодеятельной песни, в том числе легендарный «Восток», именно поэтому не хотели иметь с нами дела. У меня была программная песня, которая так и называлась: «Я — бард». Я исполнял ее на Центральном телевидении, и Вероника Долина тогда сказала, что звание барда надо заслужить. Я не знаю, что она имела в виду. Звание Героя Советского Союза действительно надо было заслужить, а бард… можно было назвать себя и менестрелем. Бардовская песня ассоциировалась с Галичем, которого выгнали из страны, и Высоцким, которого всегда запрещали, еще, может быть, с Юзом Алешковским. Мы были очень молодыми и назвались ЭТАПом, а нам и сказали: точно пойдете по этапу. Так нас на тюремную тему и вынесло.
— Вы написали книгу про знаменитого исполнителя блатных песен Аркадия Северного. Чем вас так привлекла его личность?
— Когда в 1991 году СССР развалился, жить стало трудно, людям было не до концертов, а я жил за счет концертных гонораров. Само собой, я не мог оставить свое ремесло и продолжал писать песни, а чтобы не сидеть без дела, стал собирать материалы про Аркадия Северного. Я тогда был женат, моя жена работала на петербургской радиостанции и вела передачу об артистах прошлых лет: Утесове, Вертинском, Петре Лещенко… Один раз она меня спросила: о ком еще можно рассказать? Только не советуй мне ни Высоцкого, ни Галича, ни Окуджаву. Я вспомнил об Аркадии Северном, который пел блатные песни. Мы стали искать материалы о нем, в 1992 году я познакомился с легендарными людьми — с братьями Жемчужными, со Стасом Еруслановым, они рассказали мне об Аркадии, с которым были дружны. На основе их рассказов, не прибавляя от себя ни строчки, я написал книжку. Правда, она получилась не совсем документальная — люди, которые рассказывали мне об Аркадии Северном, сами не помнили часто ни дат, ни имен.
В Америке меня знают.
— В этом году вы были на больших гастролях в США. Как вас там принимали?
— Оказалось, в Америке очень хорошо знают мое творчество. Встречали очень тепло. Хуже всего было в Нью-Йорке — там публика более снобистская. Я выступал не один, мы гастролировали с Катей Огонек, Владимиром Черниковым, Владимиром Асмоловым и Анатолием Петровым. Каждый пел по пять песен. Я выбирал те, которые нравятся российскому слушателю: «Московская осень», «Планета любви», «Королева бала»… И, конечно, «За глаза твои карие» — это моя визитная карточка, ее играют во всех американских русских ресторанах.
— Мироощущение «я — бард» вы сохраняете в себе до сих пор?
— Необязательно кем-то себя называть: бардом, рокером, имажинистом, кубистом… Есенина одно время причисляли к имажинистам, и он ссорился с поэтами, которые требовали, чтобы он себя позиционировал как имажиниста. Так и здесь: я не хочу называть себя бардом, но отношение к песне пытаюсь сохранить бардовское. Если ты пишешь — будь искренним, тогда люди тебе поверят. И еще: «Служенье муз не терпит суеты» — мы все знаем эти слова, но часто забываем про их смысл. Не думай о деньгах, когда ты пишешь, потому что искра, которую зажег в тебе Господь Бог, не покупается ни за какие деньги, а задуть ее очень легко. Как только пойдут машины и квартиры, творчество прекращается автоматически. И тогда человек спрашивает себя: почему я не могу написать ни одной песни? Да потому, что ты сыт, пьян и думаешь только о деньгах. Когда мы в прежние времена называли себя бардами, мы думали не о деньгах, а о свободе слова…
Я не хочу называть себя бардом, но отношение к песне пытаюсь сохранить бардовское.
24 ноября Михаил Шелег выступит с программой «За глаза твои карие…» в Центре русской культуры в Таллинне.
Николай КАРАЕВ
