Вадим Дабужский: Я не могу пошлить на сцене
– Вадим Анатольевич, мы с вами очень долго договаривались о встрече. Это связано с вашей занятостью?
– Нет, просто я не очень люблю давать интервью и веду замкнутый образ жизни. У каждого человека есть своя система, выработанная жизнью. Моя система – сидеть дома. Да и особого спроса на меня нет.
– Но, помнится, ещё десять лет назад вы были очень популярны и часто выступали на телевидении.
– Да, тогда я много выступал на телевидении, была такая передача «Политбюро», вёл её Александр Политковский. Вот там я и пел свои куплеты.
– А почему пропали?
– Ну вы же понимаете, что это связано с деньгами, хождением по начальству, унижением, с тем, что руководят телевидением люди, которые совершенно далеки от него. Они требуют определённых условий. Это же унижение для артиста.
Но тогда я очень удачно попал в «Политбюро». Там не было никакой цензуры. Я пел куплеты на злобу дня. Причём делал это вместе с народом. Было очень оригинально. Это нравилось не только простым людям, но и такому великому артисту, как Михаил Глузский. Он как-то сказал про меня: «Непонятно, кто вы: то ли артист, то ли автор, то ли композитор». Ко мне хорошо относился Андрей Караулов, вообще люди, которые имели достаточно тонкий вкус.
– У вас музыкальное образование?
– Да, сначала закончил музыкальную школу, а музыкальное училище заканчивал в Грозном, куда переехал мой отец. Тогда Грозный был прекрасным городом. Начали возвращаться люди, высланные Сталиным. Им всем предоставлялась возможность поступить в высшие учебные заведения. Замечательный был город, и в нём жили замечательные люди. Хотя, конечно, были и обиженные, ведь людей ни за что ни про что выслали с их родины.
Через полгода отец умер. Знакомые собрали деньги, и один чеченец провожал меня до Москвы, помогал перевезти гроб с телом отца.
После окончания музыкального училища руководил оркестром бюро пропаганды киноисскуства. Вообще-то это был не совсем оркестр, а скорее квинтет при народном артисте Марке Бернесе. Мы с ним гастролировали года три.
Я не считаю себя выдающимся исполнителем, но Бернес меня почему-то ценил, что-то во мне ему нравилось. Может, потому, что для него главным было, чтобы в ансамбле был пианист, который умеет держать мелодическую основу. У него не было особенных вокальных возможностей, поэтому он не пел, а рассказывал песню. А для того, чтобы песню рассказать, нужна была основа, не импровизационная, а – точная мелодия.
– Никита Богословский рассказывал мне, что он вообще не знал нот.
– Абсолютная правда. Он не был профессионалом в музыке. Он не только не знал нот, но даже не был певцом в профессиональном понимании этого слова. Он не мог спеть песню без аккомпанемента, как обычно поют певцы. Но зато в тембре его голоса была заложена какая-то доброта и человечность, плюс актёрство. Всё это создавало некую ауру. Многие певцы после него пытались петь песни, которые он исполнял, но после него по задушевности, по тому, как он преподносил эти песни зрителям, им делать было уже нечего. Даже такому великому певцу, как Георг Отс, всё равно не хватало того, что было у Бернеса.
Бернеса не взяли бы ни в одну музыкальную школу, ни в одно музыкальное училище. Но бывают же отклонения в природе. Вот таким отклонением от правил в музыке был Марк Бернес.
Я в какой-то степени не вокалист и не великий поэт, и не великий сатирик. Но вот прошло уже пять лет после «Политбюро», а никто ещё не смог на телеэкране сделать того, что делал я. Свои эпиграммы я преподносил в куплетной форме. Это примитивная форма, но она понятна народу. В ней нет навязывания чего-то политического. Зато сейчас какой канал ни включишь, нам всё время по мозгам одно и то же долдонят – про политику. Политика, политика… Кругом говорящие головы..
Сколько в Думе депутатов? Четыреста пятьдесят. Но почему-то мы видим на экране от силы человек десять. Жириновский, Хакамада, Немцов, Митрофанов, ну ещё несколько человек. А я хочу узнать мнение и других людей. Вот Хакамада. Она, может быть, умная женщина, у неё наверняка есть свои мысли, но нельзя же всё время так мелькать на экране. Иногда она выступает профессионально, иногда начинает учить, как сажать огурцы, в то же время она показывает по телевидению свой день рождения, где ей дарят соболиные шубы. Всё это делается на глазах у недоумённой страны, которая где голодает, а где и замерзает. По этому поводу у меня есть такая эпиграмма:
Заметить это все успели – От Тулы и до Волгограда: По «ящику» семь дней в неделю На всех каналах – Хакамада. Я сегодня здесь с эстрады, Друзья, вам предложить готов Отдать японцам Хакамаду Взамен Курильских островов.
Как ни странно, но место артистов сегодня заняли политики. А я считаю, что лучше и веселее было бы, если бы больше было артистов. Но ведь и тут что происходит? Если присмотреться, то на экране опять-таки одни и те же артисты крутятся. Когда бывает праздник, то начинаешь путаться: включаешь один канал – там известный артист, переключаешь – а он и там тоже. Так же и на следующих каналах. Можно включить все каналы сразу – и везде будет один и тот же артист.
– Ну и бог с ними. Давайте вернёмся к вашей биографии. Чем вы занимались после работы с Бернесом?
– Поскольку я очень любил джаз, то работал в джазовых ансамблях. Но потом понял, что у меня нет особенного таланта для джаза и каких-то высот в нём я не достигну. Я стал думать: что делать дальше? Всю жизнь играть в ансамблях? Или идти в ресторан играть? И это мой «потолок»?!
И тут свою роль сыграл случай. В конце 60-х появилась радиостанция «Юность». Она организовала поездку на теплоходе по Волге. Нас как приличный ансамбль взяли в эту поездку. На том корабле ехали молодой тогда ещё Михаил Танич, никому не известный Ян Френкель, Птичкин, много других интересных артистов.
Мы жили на корабле, а в каждом городе, где останавливались, устраивали концерты под эгидой радиостанции «Юность». Кстати, корабль, на котором мы плавали по Волге, назывался «Пропагандист».
– Сегодня это назвали бы пиар-кампанией радиостанции.
– Ну да, только тогда не было такого, как сейчас, материального размаха. Если бы сейчас кто-нибудь сделал подобное, то по Волге плавали бы на подводной лодке. А тогда всё было скромно, все мы были молодые, к чему-то стремились. Помню, когда мы доехали до Астрахани, там нам выдали пять мешков воблы, и мы начали её делить. Делили так, что чуть все не передрались. Ведь вобла была страшным дефицитом. Но всё равно было неприятно – каждую рыбу считали поштучно: кому сколько и за что.
На том корабле я познакомился с популярным тогда пародистом Юрием Филимоновым. Он преподавал в ГИТИСе и одновременно исполнял музыкальные пародии на эстраде. Мы с ним как-то подружились, и он предложил мне с ним работать. Я подумал-подумал и согласился. Тем более Бернес мне несколько раз говорил: «Слушай, ты бы лучше писал юмористические рассказы, у тебя есть к этому способности» и в шутку называл меня Чаплиным.
Так я стал выступать вместе с Филимоновым. Это были лучшие площадки Москвы – начиная с Колонного зала Дома Союзов и кончая стадионами. Он выступал с другими известными артистами, работающими в юмористическом жанре. Я прислушивался к его выступлениям, и для меня всегда было загадкой, каким-то волшебством – как одному человеку удаётся рассмешить весь зал или весь стадион?
Постепенно у меня стали появляться свои шутки, какие-то куплеты. Поначалу я стеснялся показывать их Филимонову, но когда показал, был удивлён, что он стал их исполнять с эстрады.
Потом я стал переделывать современные песни. Тогда не было такого количества песен, как сейчас, на один мотив. Тогда были песни популярные, их знала вся страна. Мне было легко на известную мелодию написать сатирические куплеты. Поскольку я числился уже в «Москонцерте», то так или иначе сталкивался с другими артистами. Потихонечку предлагал им свои куплеты. К моей неожиданной радости их взяли Борис Брунов, Шуров и Рыкунин.
Был тогда ещё один выдающийся артист эстрады – Бен Бенцианов из Ленинграда. Он был большим профессионалом, любил своё дело и уважал публику. Он считал, что если человек пришёл на концерт, то он должен получить удовольствие. Я присылал ему свои куплеты, и он тоже исполнял их.
– Артисты, которые исполняли ваши куплеты, указывали ваше авторство?
– У артистов это не принято. Конечно, это унизительно для автора. Даже Райкин не указывал. Почему-то считалось, что автора указывать не надо, у зрителя должно создаваться впечатление, что всё, что произносит артист, написано им самим. Но самое интересное, что вся страна пела мои куплеты и не знала, кто их автор.
– Вы собирали свои произведения?
– Собирал что-то, но потом забросил это дело. Да и особой художественной ценности они не представляют. Потому что практически все куплеты написаны на злобу дня. А пишу их я уже больше тридцати лет. Вообще, искусство куплетиста не вечно. Это сегодняшний день, это – как жизнь.
– Утром в газете…
– ...вечером – в куплете. Жизнь меняется, и что-то остаётся в прошлом.
– Не хотелось написать что-то такое, что осталось бы навсегда?
– Нет. Знаете, юмор очень сложная вещь. То, что смешно студентам, не смешно в рабочем коллективе, а то, что смешно в рабочем коллективе, не смешно академикам. Очень трудно найти попадание на весь срез общества. Но вот пример, когда мои куплеты перепечатали все газеты – и левые, и правые. Это куплеты – только без обид! – про журналистов:
Смотрим мы «Сегодня в мире». Смотрим дружно с давних пор, Потому что там в эфире Журналисты на подбор: Наш дружок Сейфуль-Мулюков, Цветов – с головой мужик, Зорин со своей наукой И, конечно, Боровик. Кто расскажет нам про Гану, Про Бермуды и про СПИД? Кто, скажите, нам с экрана Правду-матку говорит? Тот же всё Сейфуль-Мулюков, Цветов – с головой мужик, Зорин со своей наукой И, конечно, Боровик. Кто вчера твердил, что Запад От России отстаёт И стоит такой там запах, Будто Запад весь гниёт? Журналист Сейфуль-Мулюков, Цветов – с головой мужик, Зорин со своей наукой И, конечно, Боровик. Кто сегодня утверждает, Что, мол, Запад не гниёт, Что, мол, Запад процветает, Ну а мы наоборот? Тот же всё Сейфуль-Мулюков, Цветов – с головой мужик, Зорин со своей наукой И, конечно, Боровик. Смотрим поздно, смотрим рано Не гимнастику ушу, Как нам на уши с экрана Дружно вешают лапшу: Журналист Сейфуль-Мулюков, Цветов – с головой мужик, Зорин со своей наукой, Перестройщик Боровик.
Меня раньше снимали в телепередачах, но не показывали, потому что считалось, что сатирические куплеты – это какой-то простой, народный жанр. Как у нас раньше относилось к народу партийное руководство? Как к быдлу. Один опытный артист эстрады учил меня в своё время: «Ты не смотри, что весь зал смеётся. Ты смотри на одного человека – на секретаря обкома, на его реакцию. То, что думают люди, – ерунда. Вот если ты понравишься ему, то, значит, пойдёшь дальше. Не понравишься – считай, что тебе все дороги закрыты».
Кстати, как-то раз вот эти куплеты попались в записи Владимиру Яковлевичу Цветову, и он крутанул их в своей передаче. Потом он мне рассказывал, что когда он был в Израиле, мимо него проходили люди и показывали на него: «Во! Цветов – с головой мужик!» Телевизионная популярность обладает большими возможностями. Недаром наши политики так рвутся на экран. Утёсов рассказывал, что раньше для того, чтобы стать популярным, нужно было полжизни потратить на то, чтобы объехать всю страну. Сейчас всё проще: показался на экране два раза – и тебя знает вся страна.
– О любви не пишете?
– Нет, не чувствую такой потребности. И никогда не писал про любовь.
– Раньше вы, наверное, как все, писали большую часть в стол. А сейчас вас публикуют?
– Сегодня у меня есть много вещей на злобу дня. Но куда я с ними пойду? Кому это нужно? «Московский комсомолец» иногда печатает их в своём приложении «Обалдуй», за что я им очень благодарен.
– Вадим Анатольевич, написание куплетов – прибыльное дело?
– Если ты популярен, то прибыльное. Но я про себя так не сказал бы. У меня же нет телевизионной раскрутки, следовательно, нет и концертов.
Но вот я прочитаю вам ещё одну эпиграмму, которую написал после того, как президент решил равноудалить олигархов:
Наш Путин заявил подробно: «Мол, буду добиваться я, Что олигархи будут ровно Удалены все от Кремля. А то один из них в Париже, Другой – под Цюрихом в горах, Кто в Барселоне, кто на Фиджи, Кто на Канарских островах. И чтоб никто не лез в бутылку – Мол, ближе он, а дальше я, – Всех нужно поместить в Бутырку, Неподалёку от Кремля».
Когда я написал эту эпиграмму, позвонил знакомому журналисту из «Литературной газеты». Он прямо по телефону записал её, и тут же напечатали.
У меня много таких вот четверостиший, эпиграмм. Но ведь в большинстве случаев это пишется в никуда. Это Шендеровичу хорошо, у него есть возможность…
Когда началась перестройка, мы – Измайлов, Арканов, я и Александр Иванов – создали юмористический театр «Театр плюс» и много ездили с ним по нашему Советскому Союзу, собирали аншлаги во дворцах спорта. Обычно эти концерты заканчивал я.
– То есть к тому времени вы уже научились тому, чего раньше не понимали: как один человек может рассмешить большой зал или стадион?
– Да, к тому времени я уже мог это. Но поначалу это было непросто. Сначала Филимонов разрешил попробовать у него на концертах. Потом уже в «Москонцерте» работал автором-исполнителем.
Но особенно мне было приятно работать в «Театре плюс». Тогда уже не было такой страшной цензуры, как раньше. Самое страшное, что было в моей жизни, – это цензура, когда материал годами мог проходить различные инстанции.
– Но ведь, согласитесь, с исчезновением цензуры – парадокс! – на экранах ТВ и на сцене стало больше пошлости. Или наш народ любит пошлость?
– Сейчас – свобода. Но меня тоже раздражают такие передачи, как «Про это». Вроде НТВ кажется интеллигентным каналом – и вдруг такую программу показывает. Такие передачи можно показывать по кабельному телевидению. Я не могу сказать, что такая передача не имеет права на жизнь, но показывать такое по центральному телевидению, по-моему, нельзя. Ну что это такое: «У нас в студии человек, который живёт сразу с тремя мужчинами. Его зовут Петя»?! Или: «Сегодня наш герой – Сергей, который живёт с двумя женщинами и мужчиной». Герои передачи отбираются из людей с отклонениями.
Но это одна сторона – когда просто перебарщивают и бывает пошло. Ведь должен же быть какой-то отбор. Нельзя, чтобы один и тот же артист рассказывал одни и те же шутки на всех каналах одновременно.
– А вам на концертах хотелось немного попошлить?
– У меня не получается. Это ведь изнутри идёт. Даже лёгкий матерок со сцены не могу пустить. Мне это нравится в жизни, но не нравится произносить со сцены. Ведь в зале могут быть женщины или дети. Даже когда в зале увидишь одного ребёнка, начинаешь сразу думать, как сориентироваться. А некоторым просто плевать на это.
– Известно, что стихи труднее пишутся после тридцати, чуть позже по времени начинаются проблемы и у прозаиков. А когда у юмориста начинаются проблемы с юмором?
– Сейчас стало тяжелее. Может, потому что экраны заполнил кавээновский юмор. Я не хочу сказать, что мне не нравится «КВН», но это своеобразный юмор, он рассчитан на определённую аудиторию. Юмор должен быть разным, даже такой, который вы назвали пошлым. Ведь кому-то это нравится. Как нравится кому-то Шендерович, а кому-то он не нравится. Но сегодня идёт какое-то кавээновское направление в юморе. Хотя есть такие традиционные артисты, как Петросян и Степаненко, которые могут не только собрать, но и держать аудиторию по два часа. Но то, что делают кавээнщики на эстраде и на телеэкране, это разные вещи. Я был на нескольких их концертах и не сказал бы, что зрителям было очень смешно. Одно дело телевидение, но совершенно другое – эстрада. На эстраде должно быть немного свободнее, смешнее.
– В творчестве вы ищете, на что можно опереться, или рука уже набита и вам ничего не стоит моментально сочинить эпиграмму или куплет?
– Да, рука набита, но всё равно немножко хуже стало. Наверное, потому что нет сбыта.
Полгода я работал в газете «Мир новостей», вёл там страницу юмора и писал один фельетон на злобу дня. Потом выяснилось, что на меня обиделись авторы: дескать, почему я захватил целую страницу? Я не стал спорить и ушёл. Мне не интересно делать один фельетон в неделю. Потом меня пригласил в «Версию» Артём Боровик. Мне везёт…
Вообще, жалко, что пропала такая передача, как «Политбюро». После последнего путча кто-то там сказал что-то не то, и её закрыли. Жалко.
Daily Talking, 2001-05-22, Андрей Морозов