Михаил Звездинский: «Каторжанин голубых кровей»
Автор романсов "Поручик Голицын", "Вас ждет Париж", "Очарована, околдована" редко акцентирует внимание окружающих на том факте, что в его жилах течет голубая кровь (бабушка музыканта оканчивала Смольный институт, дедушка служил офицером в Белой армии). Чаще Михаил Звездинский с долей сарказма говорит о том, что является скорее потомственным каторжанином, нежели потомком дворян. Впрочем, вспоминать о своем лагерном прошлом он тоже не любит. Только и произносит: "Горько все это". Минуты откровения крайне редки. Как, например, в беседе с обозревателем "МК".
— На свет я появился в тюрьме. Во времена Сталина людей сажали за любые неосторожные слова. Так вышло и с моей мамой. Она работала простой чертежницей в КБ Туполева. Передавали речь Сталина. А репродуктор был порван, хрипел. Вот мама спросила: "Не слышно, кто это там хрипит, как алкаш какой-то?". За эту глупость ее и посадили. А она была уже мною беременна. Бабушке чудом удалось меня оттуда вызволить, договорившись со стареньким доктором. Он-то и вынес меня из тюрьмы в своем саквояже, выдав за умершего грудного ребенка.
— А ведь родились вы в семье дворянской?
— Да, дед у меня военный, бабушка у меня окончила Смольный институт. Она меня и воспитывала. В четыре года я уже и читал, и писал хорошо. Только благодаря ей я вырос на высокой русской поэзии и литературе. Читал Ахматову, Цветаеву. В десять лет полностью осилил роман Булгакова "Белая гвардия", его пьесу "Бег". Вообще я с детства увлекся белой армией. К нам на дачу приезжали доценты, доктора наук, кандидаты, спорили до хрипоты о Гражданской войне, о Брусиловском прорыве, Врангеле, Корниловском походе. Еще были рассказы бабушки о балах, о благородных собраниях, о дворянстве — как это все было на самом деле. Вот так прошло мое детство.
Посадили меня за политику.
— Вы в молодости играли джаз. Как получилось, что вы стали исполнять романсы?
— Да, вырос я на джазе. Я любил его. С "Голоса Америки" мы записывали композиции на магнитофоны с огромными бобинами. Эти магнитофоны и были нашими преподавателями. Сначала копировали западных музыкантов, потом сами учились импровизировать. Мне повезло, конечно. И Леша Козлов, и Алексей Кузнецов, и Андрей Товмасян — все были гиганты джаза. Они так и остались ему верны до сих пор. Я рано узнал о том, как дедушка через всю жизнь пронес свою любовь к бабушке. Они очень любили друг друга — еще с тех времен, когда он был поручиком. Во время Первой мировой, когда он служил полковником в Генштабе, дедушка часто писал ей письма и подписывал их, как в молодые годы: "Целую нежно Ваши ручки, всегда влюбленный в Вас Поручик". Это одна из главных причин, почему "Поручика Голицына" я посвятил своему деду. Это все о нем. А романс "Вас ждет Париж" я посвятил бабушке.
— За эти романсы вас и посадили в тюрьму?
— Судите сами. Там есть такие строчки:
"Вас ждет Париж и модные салоны,
Меня же ждет гражданская война.
Придется мне повоевать с Буденным,
А вас уже несет в Марсель волна".
Или:
"Ведь завтра под утро на красную сволочь
Развернутой лавой пойдет эскадрон,
Спустилась над родиной черная полночь,
Сверкают лишь звездочки наших погон".
За эти строчки из меня и сделали диссидента, антисоветчика, врага народа и прессовали по всяким лагерям строгого режима.
— Неужели вам не намекали — так прямо взяли и посадили?
— Предупреждали. Помню, после одного из моих выступлений в кафе "Аэлита" со мной познакомилась девушка. Красотка, типа модели. Пригласила покататься на черном "ЗИМе". В машине были ее подруга и парень, сын какого-то генерала. В общем, я согласился прокатиться по ночной Москве. Где-то в районе Петровки нас остановил милиционер. Парень, затормозив, убежал вместе с девушками, а я замешкался с гитарой. Так меня в первый раз арестовали. Машина оказалась в угоне. Тогда я понял, что девушка работала на ЧК, потому что это была явная провокация. Три дня провел в КПЗ. Тогда мне в первый раз дали понять, что я не то пою. Порекомендовали писать песни о комсомольцах, про партию. Мол, вот тогда моя карьера будет обеспечена. Но я был упрямый и упертый. Мне было интереснее петь о Белой гвардии, мне нравилась романтическая линия. Одним словом, я продолжил петь то, что нравилось мне. В итоге получил первый срок, потом еще. В общей сложности 16 лет лагерей строгого режима, 2 года ссылки. Все эти годы выкинуты из жизни.
На зоне поднимал культуру.
— А в лагерях знали, кто вы?
— Помогли фотографии, находящиеся в деле, на которых я был с известными тогда артистами — Пугачевой, Георгиади, Ротару, Понаровской, Долиной, Кобзоном, Лещенко, Боярским. Со всеми с ними я стою в обнимку, а на обороте — приветы от них, пожелания типа: "Мишенька, будь здоров!" Правда, в дело снимки положили, чтобы показать, какой я международный авантюрист. И вот когда я докладывал начальнику: "Звездинский Михал Михалыч, статья, срок"— он в это время листал мои документы: "А профессия ваша??. "Поэт, композитор, режиссер эстрадных программ профессиональный". И добавил: "Я же сюда не по договору, а по приговору, надо лес влить, будем лес валить, начальник". И он в это время увидел фотографии. Этот полковник, бурят по национальности — конечно же, обалдел. И произнес: "Лес у нас есть кому валить, вы нам культуру поднимите". Так я сначала стал библиотекарем, затем директором клуба. Сам хозяин ко мне хорошо относился, но мелкие сошки всякие — лейтенанты — с завистью. Когда хозяин уезжал куда-то, например в отпуск, они делали мне всякие пакости: то подбросят три рубля, то пятерку. И за хранение запрещенных предметов меня — бах — на два месяца в карцер. Боролся как мог. Даже голодовку объявлял. А когда хозяин возвращался, меня тут же выпускали. Так прошли эти восемь лет, и я вернулся в Москву.
— А как обстояли дела с зэками? Неужели ни разу не пришлось за себя постоять?
— Было такое, на этапе, но это отдельная история, рассказывать об этом ужасно тяжело. Четыре месяца до Улан-Удэ меня везли через все тюрьмы. Москвичей нигде не любят, поэтому приходилось выдерживать бои местного значения. Но я тогда занимался карате. Саша Иншаков был моим сенсеем. До сих пор встречаемся, улыбаемся. Так вот, я был неплохо подготовлен. Воровские авторитеты запустили малявы: мол, едет по этапу Звездинский, не дай бог кто-то косо посмотрит, бошки поотшибаем. Поэтому никто из "путевых" не трогал. Но были и другие. Их-то и приходилось бить по башке. Конечно, и самому доставалось. Но любой авторитет или смотрящий, когда узнавал, что это я, тут же все заканчивал.
— Чем занимались в промежутках между отсидками?
— Официально выпустить свою пластинку я не мог, потому что пел "неформат", как говорят сейчас. Поэтому я решил заняться другим. Я занялся концертами. Рестораны до 11 вечера работали как обычные, а с полуночи начиналось наше время. Со служебного входа входили фарцовщики, каталы, цеховики, валютчики — прогрессивная золотая молодежь, у которой было достаточно денег, чтобы погулять в дорогом ночном ресторане. Это были первые ночные клубы, которые я организовывал, начиная с 69-го года. Периодически в эти клубы приезжали и Пугачева, и Антонов, в общем, все звезды. Многие народные артисты Советского Союза пели со мной на сцене. Было весело. Со мной начинала и Лариса Долина, которая тогда только приехала из Одессы.
Моя жена-декабристка.
— Поговорим о личном. Правду говорят, что вашу жену Нонну называют декабристкой?
— Конечно! Героическая женщина. До сих пор все воры в законе, когда я прихожу с ней на торжество какое-то, пьют за ее здоровье. Она — как хрустальная мечта. Какой бы ни был крутой преступник, через три года его уже бросают жены, уходят к другим. Редко кто может дождаться, для этого нужна сумасшедшая любовь. А она прождала меня восемь (!) лет, ездила ко мне в Бурятию. А мы и женаты не были. Она мне привезла массу вещей. Перед поездкой фарцовщики и валютчики ей целый мешок безделушек надавали — зажигалки, ручки, все пригодились. Такие мелкие штучки помогли мне прожить все эти восемь лет. Не прессовали. Ну и денег — тысяч 25, которые я заработал в новогоднюю ночь 80-го. Оставила все это у одного русского крановщика, моего фаната. Он мне заносил, когда надо было. Так я семь с половиной лет на них прожил. Нонна даже хотела остаться co мной. Говорит мне как-то: "Останусь здесь, буду преподавать английский язык, стану наемным учителем в вечерней школе офицеров. И буду вас ждать". Я ей: "Быстро, вон отсюда". Я не хотел ей карьеру ломать, жизнь. Ей тогда 22 года было. Только с красным дипломом закончила факультет стран Азии и Африки. В общем, насильно выгнал ее оттуда. Со слезам она уехала, а ровно через 9 месяцев родила мне сына. Так что получается, у нас и сын — каторжанин, на зоне был зачат.
— И где вы встретили такую преданную барышню?
— Как-то меня, как популярную подпольную звезду, пригласили выступить на выпускном вечере ЛГУ. Смотрю — девочка с хорошей фигурой классно поет то по-английски, то по-французски, с университетским ансамблем. Мы познакомились. Я пошел ее провожать. Но если у меня все крепости падали в первую ночь, то тут мне понадобилось три месяца для первого поцелуя, Очень строгих правил была девочка, из хорошей семьи. Тем не менее полюбили друг друга на всю жизнь.
— Вы сказали, что сын Артем был зачат в зоне. Это на нем не отразилось?
— Когда он в 14-15 лет начал гулять по дискотекам, по ночным клубам, мы жили в Жуковке. Его приятелями были детки всех первых лиц государства. Они у нас на даче собирались. Тогда я ему сказал: "Раз тебя так тянет тусоваться, займись этим профессионально. " Сейчас ему 25 лет. Он промоутер ночного клуба "Инфинити" и "Опера". Периодически выезжаете коллегами делать пляжные пати. В данный момент он в Китае, на острове Хайнань. Вместе с ним там человек триста, которых он туда вывез потусоваться.
— А петь он не пробовал?
— Он не поет, хотя у него и слух хороший, и голос отличный.
Вы не поете, вы проповедуете.
— Почему не уехали, как и многие ваши коллеги, в Америку?
— Я и так езжу в Америку с 90-го года. Как только освободился, сделал первый паспорт, так и катаюсь. По контракту записываю диски в Лос-Анджелесе. А Нонна читает там лекции.
— Насовсем не хотели?
— А зачем? Я слишком хорошо знаю эмиграцию. Вот вам пример Шуфутинского или Успенской. Если они зарабатывали раньше, в Америке, по 500 долларов в неделю, то были счастливы. Работая еще на трех работах — получали пятерку в месяц. А здесь они эту пятерку за концерт получают, а то и больше. Они быстренько все сюда вернулись. А я и не уезжал. Я работаю в Штатах по контракту. Здесь я хоть в Кремль, хоть на Старую площадь, хоть в Белый дом иду, встречаюсь с первыми людьми страны, бываю в самых престижных клубах, в Дворянском собрании. А там — эмиграция очень жестко отрублена от всего. Сколько бы денег у тебя ни было. А меня американцы каждый год приглашают на "Оскара", во многие аристократические клубы. А вот эмиграцию почему-то не приглашают. Есть люди, у которых по 10-20 лимонов долларов, даже по 100, но все равно они в такие клубы не вхожи. Да и быть в Америке кабацким певцом, которых там тысячи, меня никогда не прельщало. Сейчас я общаюсь со всеми звездами мирового уровня. С Томом Джонсом дружу. Когда мы делаем акцию "Звезды мира против террора", то, прежде чем ехать в зарубежную страну, туда звонят из нашего МИДа и говорят, что приеду я. Обязательно даю благотворительный концерт в посольстве. А они мне показывают страну.
— Слышал, что вы запросто общаетесь не только со многими звездами мирового уровня, но и с известными святыми.
— Было и такое. В Индии я встретился с одним из местных святых. Ему 33 года. Такой Христос современный, с семи лет считается избранным. Правда, он плохо говорит по-английски, помогла моя жена, которая свободно общается на индонезийском, малазийском, китайском, древнекитайском. Одним словом, мы вернулись от гуру через два с половиной часа. Он очень обрадовался нам. Молодои парень сидит, как в заточении, на своем Олимпе, скучает. Он задал мне тысячу вопросов о России. Я спел ему "Очарованную", А в конце разговора спросил: "Учитель, в чем смысл жизни?" А он, когда услышал "Очарованную", произнес: "Вы, наверное, знаете магию цифр?" А мы с Нонной занимаемся нумерологией, она у меня академик Международной академии нумерологии в Лос-Анджелесе, читает лекции на нескольких языках, к ней со всего мира съезжаются люди. Так вот святой продолжил: "Тот, кто написал такую музыку, должен владеть магией цифр и магией звуков. Что я могу сказать человеку, который сам все знает? Для вас это-деньги, музыка, медитация".
— Последовали его совету?
— Да, занимаюсь музыкой и медитацией. С деньгами, к сожалению, не получается. Слишком много благотворительности. Я с 95-го года по сегодняшний сделал 1200 благотворительных концертов.
— А чем запомнилась встреча с патриархом?
— Патриарх на одном из приемов услышал мою песню "Господи, прости". Тогда он мне и сказал: " Михал Михалыч, вы не поете, вы проповедуете". С Алексеем Михайловичем святейшим у меня хорошие отношения.
— Что нового в музыкальном плане?
— Пишу. Новые альбомы выйдут как раз к Новому году. Один шансоновый. Его народ ждет. И один — лирический, с прекрасными любовными и романтическими песнями.
Виталий Бродзкий
Московский комсомолец, 13 октября 2007 г.
— На свет я появился в тюрьме. Во времена Сталина людей сажали за любые неосторожные слова. Так вышло и с моей мамой. Она работала простой чертежницей в КБ Туполева. Передавали речь Сталина. А репродуктор был порван, хрипел. Вот мама спросила: "Не слышно, кто это там хрипит, как алкаш какой-то?". За эту глупость ее и посадили. А она была уже мною беременна. Бабушке чудом удалось меня оттуда вызволить, договорившись со стареньким доктором. Он-то и вынес меня из тюрьмы в своем саквояже, выдав за умершего грудного ребенка.
— А ведь родились вы в семье дворянской?
— Да, дед у меня военный, бабушка у меня окончила Смольный институт. Она меня и воспитывала. В четыре года я уже и читал, и писал хорошо. Только благодаря ей я вырос на высокой русской поэзии и литературе. Читал Ахматову, Цветаеву. В десять лет полностью осилил роман Булгакова "Белая гвардия", его пьесу "Бег". Вообще я с детства увлекся белой армией. К нам на дачу приезжали доценты, доктора наук, кандидаты, спорили до хрипоты о Гражданской войне, о Брусиловском прорыве, Врангеле, Корниловском походе. Еще были рассказы бабушки о балах, о благородных собраниях, о дворянстве — как это все было на самом деле. Вот так прошло мое детство.
Посадили меня за политику.
— Вы в молодости играли джаз. Как получилось, что вы стали исполнять романсы?
— Да, вырос я на джазе. Я любил его. С "Голоса Америки" мы записывали композиции на магнитофоны с огромными бобинами. Эти магнитофоны и были нашими преподавателями. Сначала копировали западных музыкантов, потом сами учились импровизировать. Мне повезло, конечно. И Леша Козлов, и Алексей Кузнецов, и Андрей Товмасян — все были гиганты джаза. Они так и остались ему верны до сих пор. Я рано узнал о том, как дедушка через всю жизнь пронес свою любовь к бабушке. Они очень любили друг друга — еще с тех времен, когда он был поручиком. Во время Первой мировой, когда он служил полковником в Генштабе, дедушка часто писал ей письма и подписывал их, как в молодые годы: "Целую нежно Ваши ручки, всегда влюбленный в Вас Поручик". Это одна из главных причин, почему "Поручика Голицына" я посвятил своему деду. Это все о нем. А романс "Вас ждет Париж" я посвятил бабушке.
— За эти романсы вас и посадили в тюрьму?
— Судите сами. Там есть такие строчки:
"Вас ждет Париж и модные салоны,
Меня же ждет гражданская война.
Придется мне повоевать с Буденным,
А вас уже несет в Марсель волна".
Или:
"Ведь завтра под утро на красную сволочь
Развернутой лавой пойдет эскадрон,
Спустилась над родиной черная полночь,
Сверкают лишь звездочки наших погон".
За эти строчки из меня и сделали диссидента, антисоветчика, врага народа и прессовали по всяким лагерям строгого режима.
— Неужели вам не намекали — так прямо взяли и посадили?
— Предупреждали. Помню, после одного из моих выступлений в кафе "Аэлита" со мной познакомилась девушка. Красотка, типа модели. Пригласила покататься на черном "ЗИМе". В машине были ее подруга и парень, сын какого-то генерала. В общем, я согласился прокатиться по ночной Москве. Где-то в районе Петровки нас остановил милиционер. Парень, затормозив, убежал вместе с девушками, а я замешкался с гитарой. Так меня в первый раз арестовали. Машина оказалась в угоне. Тогда я понял, что девушка работала на ЧК, потому что это была явная провокация. Три дня провел в КПЗ. Тогда мне в первый раз дали понять, что я не то пою. Порекомендовали писать песни о комсомольцах, про партию. Мол, вот тогда моя карьера будет обеспечена. Но я был упрямый и упертый. Мне было интереснее петь о Белой гвардии, мне нравилась романтическая линия. Одним словом, я продолжил петь то, что нравилось мне. В итоге получил первый срок, потом еще. В общей сложности 16 лет лагерей строгого режима, 2 года ссылки. Все эти годы выкинуты из жизни.
На зоне поднимал культуру.
— А в лагерях знали, кто вы?
— Помогли фотографии, находящиеся в деле, на которых я был с известными тогда артистами — Пугачевой, Георгиади, Ротару, Понаровской, Долиной, Кобзоном, Лещенко, Боярским. Со всеми с ними я стою в обнимку, а на обороте — приветы от них, пожелания типа: "Мишенька, будь здоров!" Правда, в дело снимки положили, чтобы показать, какой я международный авантюрист. И вот когда я докладывал начальнику: "Звездинский Михал Михалыч, статья, срок"— он в это время листал мои документы: "А профессия ваша??. "Поэт, композитор, режиссер эстрадных программ профессиональный". И добавил: "Я же сюда не по договору, а по приговору, надо лес влить, будем лес валить, начальник". И он в это время увидел фотографии. Этот полковник, бурят по национальности — конечно же, обалдел. И произнес: "Лес у нас есть кому валить, вы нам культуру поднимите". Так я сначала стал библиотекарем, затем директором клуба. Сам хозяин ко мне хорошо относился, но мелкие сошки всякие — лейтенанты — с завистью. Когда хозяин уезжал куда-то, например в отпуск, они делали мне всякие пакости: то подбросят три рубля, то пятерку. И за хранение запрещенных предметов меня — бах — на два месяца в карцер. Боролся как мог. Даже голодовку объявлял. А когда хозяин возвращался, меня тут же выпускали. Так прошли эти восемь лет, и я вернулся в Москву.
— А как обстояли дела с зэками? Неужели ни разу не пришлось за себя постоять?
— Было такое, на этапе, но это отдельная история, рассказывать об этом ужасно тяжело. Четыре месяца до Улан-Удэ меня везли через все тюрьмы. Москвичей нигде не любят, поэтому приходилось выдерживать бои местного значения. Но я тогда занимался карате. Саша Иншаков был моим сенсеем. До сих пор встречаемся, улыбаемся. Так вот, я был неплохо подготовлен. Воровские авторитеты запустили малявы: мол, едет по этапу Звездинский, не дай бог кто-то косо посмотрит, бошки поотшибаем. Поэтому никто из "путевых" не трогал. Но были и другие. Их-то и приходилось бить по башке. Конечно, и самому доставалось. Но любой авторитет или смотрящий, когда узнавал, что это я, тут же все заканчивал.
— Чем занимались в промежутках между отсидками?
— Официально выпустить свою пластинку я не мог, потому что пел "неформат", как говорят сейчас. Поэтому я решил заняться другим. Я занялся концертами. Рестораны до 11 вечера работали как обычные, а с полуночи начиналось наше время. Со служебного входа входили фарцовщики, каталы, цеховики, валютчики — прогрессивная золотая молодежь, у которой было достаточно денег, чтобы погулять в дорогом ночном ресторане. Это были первые ночные клубы, которые я организовывал, начиная с 69-го года. Периодически в эти клубы приезжали и Пугачева, и Антонов, в общем, все звезды. Многие народные артисты Советского Союза пели со мной на сцене. Было весело. Со мной начинала и Лариса Долина, которая тогда только приехала из Одессы.
Моя жена-декабристка.
— Поговорим о личном. Правду говорят, что вашу жену Нонну называют декабристкой?
— Конечно! Героическая женщина. До сих пор все воры в законе, когда я прихожу с ней на торжество какое-то, пьют за ее здоровье. Она — как хрустальная мечта. Какой бы ни был крутой преступник, через три года его уже бросают жены, уходят к другим. Редко кто может дождаться, для этого нужна сумасшедшая любовь. А она прождала меня восемь (!) лет, ездила ко мне в Бурятию. А мы и женаты не были. Она мне привезла массу вещей. Перед поездкой фарцовщики и валютчики ей целый мешок безделушек надавали — зажигалки, ручки, все пригодились. Такие мелкие штучки помогли мне прожить все эти восемь лет. Не прессовали. Ну и денег — тысяч 25, которые я заработал в новогоднюю ночь 80-го. Оставила все это у одного русского крановщика, моего фаната. Он мне заносил, когда надо было. Так я семь с половиной лет на них прожил. Нонна даже хотела остаться co мной. Говорит мне как-то: "Останусь здесь, буду преподавать английский язык, стану наемным учителем в вечерней школе офицеров. И буду вас ждать". Я ей: "Быстро, вон отсюда". Я не хотел ей карьеру ломать, жизнь. Ей тогда 22 года было. Только с красным дипломом закончила факультет стран Азии и Африки. В общем, насильно выгнал ее оттуда. Со слезам она уехала, а ровно через 9 месяцев родила мне сына. Так что получается, у нас и сын — каторжанин, на зоне был зачат.
— И где вы встретили такую преданную барышню?
— Как-то меня, как популярную подпольную звезду, пригласили выступить на выпускном вечере ЛГУ. Смотрю — девочка с хорошей фигурой классно поет то по-английски, то по-французски, с университетским ансамблем. Мы познакомились. Я пошел ее провожать. Но если у меня все крепости падали в первую ночь, то тут мне понадобилось три месяца для первого поцелуя, Очень строгих правил была девочка, из хорошей семьи. Тем не менее полюбили друг друга на всю жизнь.
— Вы сказали, что сын Артем был зачат в зоне. Это на нем не отразилось?
— Когда он в 14-15 лет начал гулять по дискотекам, по ночным клубам, мы жили в Жуковке. Его приятелями были детки всех первых лиц государства. Они у нас на даче собирались. Тогда я ему сказал: "Раз тебя так тянет тусоваться, займись этим профессионально. " Сейчас ему 25 лет. Он промоутер ночного клуба "Инфинити" и "Опера". Периодически выезжаете коллегами делать пляжные пати. В данный момент он в Китае, на острове Хайнань. Вместе с ним там человек триста, которых он туда вывез потусоваться.
— А петь он не пробовал?
— Он не поет, хотя у него и слух хороший, и голос отличный.
Вы не поете, вы проповедуете.
— Почему не уехали, как и многие ваши коллеги, в Америку?
— Я и так езжу в Америку с 90-го года. Как только освободился, сделал первый паспорт, так и катаюсь. По контракту записываю диски в Лос-Анджелесе. А Нонна читает там лекции.
— Насовсем не хотели?
— А зачем? Я слишком хорошо знаю эмиграцию. Вот вам пример Шуфутинского или Успенской. Если они зарабатывали раньше, в Америке, по 500 долларов в неделю, то были счастливы. Работая еще на трех работах — получали пятерку в месяц. А здесь они эту пятерку за концерт получают, а то и больше. Они быстренько все сюда вернулись. А я и не уезжал. Я работаю в Штатах по контракту. Здесь я хоть в Кремль, хоть на Старую площадь, хоть в Белый дом иду, встречаюсь с первыми людьми страны, бываю в самых престижных клубах, в Дворянском собрании. А там — эмиграция очень жестко отрублена от всего. Сколько бы денег у тебя ни было. А меня американцы каждый год приглашают на "Оскара", во многие аристократические клубы. А вот эмиграцию почему-то не приглашают. Есть люди, у которых по 10-20 лимонов долларов, даже по 100, но все равно они в такие клубы не вхожи. Да и быть в Америке кабацким певцом, которых там тысячи, меня никогда не прельщало. Сейчас я общаюсь со всеми звездами мирового уровня. С Томом Джонсом дружу. Когда мы делаем акцию "Звезды мира против террора", то, прежде чем ехать в зарубежную страну, туда звонят из нашего МИДа и говорят, что приеду я. Обязательно даю благотворительный концерт в посольстве. А они мне показывают страну.
— Слышал, что вы запросто общаетесь не только со многими звездами мирового уровня, но и с известными святыми.
— Было и такое. В Индии я встретился с одним из местных святых. Ему 33 года. Такой Христос современный, с семи лет считается избранным. Правда, он плохо говорит по-английски, помогла моя жена, которая свободно общается на индонезийском, малазийском, китайском, древнекитайском. Одним словом, мы вернулись от гуру через два с половиной часа. Он очень обрадовался нам. Молодои парень сидит, как в заточении, на своем Олимпе, скучает. Он задал мне тысячу вопросов о России. Я спел ему "Очарованную", А в конце разговора спросил: "Учитель, в чем смысл жизни?" А он, когда услышал "Очарованную", произнес: "Вы, наверное, знаете магию цифр?" А мы с Нонной занимаемся нумерологией, она у меня академик Международной академии нумерологии в Лос-Анджелесе, читает лекции на нескольких языках, к ней со всего мира съезжаются люди. Так вот святой продолжил: "Тот, кто написал такую музыку, должен владеть магией цифр и магией звуков. Что я могу сказать человеку, который сам все знает? Для вас это-деньги, музыка, медитация".
— Последовали его совету?
— Да, занимаюсь музыкой и медитацией. С деньгами, к сожалению, не получается. Слишком много благотворительности. Я с 95-го года по сегодняшний сделал 1200 благотворительных концертов.
— А чем запомнилась встреча с патриархом?
— Патриарх на одном из приемов услышал мою песню "Господи, прости". Тогда он мне и сказал: " Михал Михалыч, вы не поете, вы проповедуете". С Алексеем Михайловичем святейшим у меня хорошие отношения.
— Что нового в музыкальном плане?
— Пишу. Новые альбомы выйдут как раз к Новому году. Один шансоновый. Его народ ждет. И один — лирический, с прекрасными любовными и романтическими песнями.
Виталий Бродзкий
Московский комсомолец, 13 октября 2007 г.