Алла Баянова: «Царит над нами сила властная»
Аллу БАЯНОВУ при жизни называют «легендой». А как же еще можно величать певицу, которая выходит на сцену уже около восьмидесяти лет?
«Петь для русских сердец…»
— САМЫХ важных дат в моей жизни несколько. Первая — это мое рождение. Я родилась очень некрасивой и горластой. Бабушка по отцу посмотрела на меня и, пожевав губами, изрекла: «М-м, похорошеть надо». Моя мама так и не смогла простить ей эти слова. Но из этого маленького горластого уродца выросла очень даже хорошенькая девочка. Мой отец, Николай Баянов, был известным оперным певцом. Во время гастролей он встретил девушку из очень просвещенной помещичьей семьи и влюбился в нее. Так как родители были против этого брака, молодые вначале жили у дальних родственников в Бессарабии, которая после революции отошла к Румынии. Так наша семья оказалась за границей. Мы очень много переезжали, пока не осели во Франции. В Париже, когда мне исполнилось девять лет, открылся один весьма дорогой духан «Казбек», где собиралась самая блестящая публика. И моего отца пригласили там петь русские песни. Был один номер — «Кудеяр»: баллада разбойника, который раскаялся в своих грехах… В этом номере должен был участвовать мальчик-поводырь.
Но где было взять мальчика? И отец уговорил маму, чтобы вместе с ним на сцену вышла я. Это было первое мое выступление на публике. Мне дали какое-то рубище из дешевого темного материала, в руке у меня была хохломская чашка, в которой позвякивали несколько грошиков. И вот иду я рядом с отцом, на плече его теплая, огромная рука. Подошли мы к подиуму. Я помогаю ему сесть, он вдохновенно поет балладу, публика слушает, замерев. И это несмотря на то, что все уже были подвыпившие, после чарльстонов и прочих номеров. Вдруг в оркестре послышался какой-то перезвон. И совершенно неожиданно для всех, а главное — для отца, я запела «Вечерний звон». До сих пор не пойму, почему запела… Отец мгновенно сориентировался, стал вторить… и мы уходим — через длинный проход — за кулисы. В этот момент из-за стола встала какая-то дама и бросила мне в чашку колечко и банкноту. Вслед за ней в мою чашку стали бросать деньги и другие посетители ресторана. Вскоре чашка была переполнена. Деньги мне совали в руки, за рукава, за ворот. Меня вызывали на бис, но отец сказал, что хватит. Это был мой первый большой успех. Когда я принесла маме заработанные деньги, она изумилась: мы жили очень скромно. Отец сказал ей: «Видишь, Дина, Лешка заработала себе на зимнее пальто».
Потом меня отдали в католический монастырь, где была частная школа, которую держали две сестры-француженки. Там я в совершенстве освоила французский, училась танцам. Я знаю румынский, французский, немецкий и русский языки. Мои родители очень любили свою Родину, свой язык, и они следили, чтобы я его не забывала. Кстати, отец взял с меня слово, что я обязательно вернусь в Россию и буду петь для русских сердец.
Мужья и политика
— Я ДОЛГО жила в Румынии — и при королях, и при диктаторах. Так что порой политика вторгалась и в мою частную жизнь. Чаушеску невзлюбил меня за то, что я пела по-русски. Как-то меня попросили записать кассету с русскими романсами на румынском языке. Я напела восемь песен. Вскоре мне вернули эту кассету со словами: «Товарищ Чаушеску сказал, что таких русских певиц нам не нужно. Вы поете по-румынски, а от этих романсов за версту тянет русским духом». Впоследствии за пропаганду русского искусства Чаушеску даже посадил меня в тюрьму.
Мой первый муж был греческий подданный, мы прожили пять лет. Я рассталась с ним по воле моих родителей, но до сих пор часто его вспоминаю. Второй муж был румынским помещиком. С ним мы познакомились, когда я случайно чуть было… не попала под колеса его автомобиля. За рулем я увидела красивого молодого человека. Он вышел из машины, посадил меня рядом с собой и увез в свое имение. Он был из знатной и богатой семьи, имел доступ в королевский дворец. Штефан устроил мне поистине райскую жизнь, которая закончилась вместе с его арестом…
Про третье свое замужество я рассказывать не буду, так как оно было связано прежде всего с желанием поскорее выбраться из Румынии, избавиться от притеснений Чаушеску.
«Шашлычная школа»
— Я ЗНАЛА многих знаменитых русских певцов. Во Франции пела в одном ресторане, где познакомилась с Александром Вертинским. Мне тогда было тринадцать лет. Он мне как-то сказал: «Знаешь ты кто? Ты славянка с персидскими глазами». Александр Николаевич развлекал нас забавными рассказами, был хорошим импровизатором. В моей гримерной он нередко прятался от своих многочисленных поклонниц. Мне говорил: «Аделаида (он меня так называл), спасай, в зале акулы, спрячь меня куда-нибудь». Однажды мы с ним спели дуэтом старинную песню «Молись, кунак…» Все было замечательно, хотя я, конечно, очень волновалась. Александр Николаевич Вертинский был моей первой и самой большой любовью в жизни, он остался моим кумиром. Другого такого певца и человека я в своей жизни больше не встречала.
Много раз я слышала Федора Шаляпина. Как-то раз в Бухаресте, где я работала в коллективе Петра Лещенко, мне удалось целый вечер общаться с Шаляпиным. Но и сам Петр Лещенко — это целая эпоха. Наше знакомство состоялось, когда он еще не пел романсы, а только танцевал. Потом Лещенко начал сольную карьеру. Мы с ним стали близкими друзьями, он даже был моим посаженным отцом на свадьбе. В Бухаресте он открыл бар «Лещенко», где гуляли широко, с размахом. Прежние кабаки очень отличались от нынешних ресторанов. Когда на эстраду выходил артист, официанты не имели права обслуживать посетителей, никто не входил и не выходил из зала. Если подъезжали гости, их просили подождать до конца номера. Сейчас все иначе. Певец выступает, а прямо у него перед носом жуют шашлыки. Я этого не понимаю. Для артистов моего поколения выступления в ресторанах были настоящей школой. Не плохо, думаю, было бы ее пройти некоторым современным исполнителям.
Кстати, если говорить о таких «солистах», как Земфира, Шура и им подобные, то мне стыдно за таких, с позволения сказать, певцов. В таком городе, как Москва, их нельзя выпускать на эстраду…
Счастье на Родине
— Я ВСЮ жизнь ждала возвращения на Родину. Но получить советское гражданство мне не удавалось. Я очень благодарна Михаилу Горбачеву, который в 1989 году наконец-то разрешил мне приехать в Советский Союз. Я явилась с одним маленьким чемоданчиком, так как боялась, что вскоре меня выпрут из страны… А оказалось, что вернулась сюда насовсем. Возвращение на Родину было еще одним очень важным событием в моей жизни. Вскоре после приезда меня пригласили принять участие в телевизионной передаче. А на следующий день, как говорится, проснулась знаменитой, меня стали называть легендой страны. Мне приходили мешки писем, меня начали приглашать на телевидение, журналисты брали у меня интервью. Мне присвоено звание народной артистки России, и я этим званием очень горжусь. Мой отец мне всегда говорил, что нет на свете страны лучше, чем Россия, и что настоящее счастье может ко мне прийти, только если я вернусь на Родину. Могу сказать, что я счастливый человек, несмотря на то, что свое место эстрадному артисту завоевать нелегко, тем более мне, приезжей. Мне не удалось сделать великой карьеры: ни в творческом, ни в материальном плане, но я не переживаю, видимо, так было угодно Богу. Я стараюсь жить сегодняшними радостями. У меня вышли две книги, третья готовится к печати. Господь дал мне крепкое здоровье, здоровые зубы и голос. Вообще-то я сильная женщина. В последние годы мне пришлось немало пережить. Я неудачно упала и сломала ногу, врач говорил, что уже не встать. Но, как видите, я хотя и с трудом, но хожу.
По гороскопу я Телец. Это значит — нет удержу ни в чем: ни в веселье, ни в гневе, ни в печали, ни в любви… Такое «ярмо характера». И тем счастлива!
«Я благословляю мою звезду, которая осветила мой путь на Родину и дала мне неоценимый дар — сотни тысяч друзей, ласковых и любящих. Боже, что за счастье: во всех городах, где я гастролирую, на улицах со мной общаются прохожие, просто так, как близкие друзья, мои россияне!..»
Из книги Аллы Баяновой «Гори, гори, моя звезда…»
Леонид Гуревич
