Алла Баянова: «Век длиною в жизнь...»
В январе 1999 года компания "Пурпурный Легион" выпустила альбом Аллы Баяновой "Лети, моя песня".
Казалось бы — еще один компакт-диск диаметром 5 дюймов среди сотен других, выпускаемых каждую неделю во всем мире. Музыки столько, что многие чувствуют себя растерянно. Кто-то зарывает голову в песок уже привычных пристрастий, отгораживаясь от всего нового и ранее не слышанного. Кто-то, напротив, пытается развиваться, выискивая новых исполнителей или даже целые музыкальные пласты, успешно похороненные под толстым слоем мусора. Здесь золотоискателя ждет немало трудностей — таланты не слишком кричат о себе, да и средства массовой информации по поводу развития музыкального вкуса не особенно беспокоятся. Об этом можно говорить долго, и, думаю, у каждого меломана найдется, что добавить к этим критическим замечаниям.
На таком фоне альбом Баяновой — случай необычный. Его выпустила фирма, занимавшаяся до этого лишь продажей компакт-дисков и аппаратуры. (Возникают аналогии с западными лейблами "AudioQuest" или "PopeMusic".) Самой Алле Баяновой, несмотря на более чем полувековую артистическую деятельность и огромную популярность, пришлось ждать предложения о выпуске нового альбома более пяти лет. Интересно также, что торговую организацию привлекли не современные модные ритмы и даже не традиционные "серьезные" музыкальные направления вроде джаза или альтернативы, а именно Алла Баянова.
Хотелось бы чуть подробнее остановиться на одном из тех музыкальных пластов, которые, существуя в эпоху идеологического давления, подвергаясь экспансии западной культуры, противостояли интеллектуальному снобизму, и лишь в последние годы начинают осмысляться как уникальное культурное наследие России. Это русский романс, или точнее — русская эстрадная песня, какой она была в начале XX века, когда само понятие эстрады еще только формировалось.
В те времена, когда эстрада жила на положении Золушки, ресторан был единственной сценой для артистов этого жанра. Александр Вертинский, Изабелла Юрьева — все они так или иначе начинали с небольших площадок, в маленьких театрах и ресторанах. Впрочем, их популярности это никоим образом не мешало.
Прямой контакт с публикой, отсутствие микрофона и голосовых обработок, не говоря уже о фонограмме, предъявляли к певцам повышенные требования. Они должны были уметь заворожить публику, быть суперпрофессионалами. И только те, кому это удавалось, могли получить привычные теперь лавры — овации, всенародную любовь и известность, не только в России, но и за ее пределами.
Уже в 30-е годы эстрадное искусство перебирается в концертные залы, а к 50-м годам окончательно утверждает свой статус. Так было и в России, и во Франции, и в Германии, и в США... Парадокс заключается в том, что французы отлично помнят Эдит Пиаф или Ива Монтана, немцы — Марлен Дитрих, американцы — Фрэнка Синатру и Бинга Кросби. Русские же люди последние лет двести почему-то проявляют повышенное внимание ко всему западному и странное пренебрежение ко всему русскому. Между тем корни у этого искусства одни и те же — только культурная основа различна. Если говорить о романсе, то где-то этот жанр называется torch song, где-то chanson — суть не меняется.
РОВЕСНИЦА НАШЕГО ВЕКА
Алла Баянова — ровесница нашего века. Она родилась еще до революции (о точной дате скромно умолчим) в семье балерины и оперного певца. После 17-го года семья Баяновых оказалась в эмиграции. Судьба свела в Париже тогда еще юную Аллу Баянову и Александра Вертинского. Они оба работали в ресторане "Большой Московский Эрмитаж". Именно там и началась сценическая карьера великой русской певицы. Позже семья Баяновых испытала все тяготы эмигрантских скитаний и в конце концов осела в Бухаресте. Здесь Алла Баянова, уже профессиональная артистка, работала в концертной программе вместе с Петром Лещенко. Политика внесла свои коррективы в безмятежную жизнь. Война, а затем Чаушеску превратили Румынию совсем в другую страну...
Трагедия Аллы Баяновой заключалась в том, что ее абсолютно не знали русские (тогда уже советские) слушатели. Те, кто только и мог в полной мере оценить ее талант. Петр Лещенко оставил множество граммофонных записей. Вертинский также записывался еще до революции, а после войны ему удалось вернуться на Родину. У Баяновой же не было ничего, а возвращение в СССР из Румынии, как ни странно, оказалось куда более проблематичным, чем из Франции или США. Ситуация начала меняться к лучшему только в середине 80-х.
Первые пластинки Баяновой были записаны в Румынии; попав в СССР, они стали настоящим откровением для поклонников русского романса и русской песни. А первые выступления в СССР, состоявшиеся в 1985 году, окончательно утвердили статус Аллы Баяновой. Стало ясно, что долгие десятилетия почти рядом с нами жила поистине великая русская певица. Ее талант столь самобытен и ярок, что не нуждается в сравнениях. Напротив, многих советских артистов можно сравнивать с ней. "Баянова — представитель иного культурного мира, мира наших грез, на ней печать русского аристократизма, что так долго в нашей стране считалось недостатком..."— писала тогда постперестроечная пресса. И наша эстрада, добавим от себя, этот "недостаток" столь упорно выкорчевывала, что традиция аутентичного исполнения русского романса претерпела значительные изменения еще в 30-е годы, а вскоре и полностью была утрачена.
После 1985 года в СССР вышло две пластинки певицы и состоялось еще несколько гастрольных выступлений. Наконец в 1990 году Алла Баянова решает вернуться в Россию. "Боже, как я рада, что сделала это",— говорит она на каждом своем выступлении. Не будем забывать, что у нее не было тогда ни денег, ни связей, ни особой популярности. Пластинки пластинками, но известным артиста делают все же концерты, радио и телевидение. Впрочем, будущее, которое представлялось таким туманным, оказалось почти безоблачным. Без всякой рекламы или иной раскрутки она ежегодно давала десятки концертов по всей России при полных аншлагах и несмолкаемых овациях. Она получила все, о чем только могла мечтать,— и это в смутное время перестройки, время новых ритмов и новых вкусов.
Мне довелось не один раз побывать в гостях у Аллы Николаевны и пообщаться с ней. Сложно передать ощущение от этих встреч. Во время разговора, вспомнив ту или иную мелодию, она способна неожиданно пропеть две-три строчки, обращаясь лично к тебе,— и они вдруг проникают в самое сердце... Баянова это умеет и с грустью замечает: "У меня нет учеников. Не вижу никого, кому я могла бы передать свое искусство, свое умение. Хотя просят об этом многие..." Впрочем, можно ли передать талант?
Короткое интервью с Баяновой было записано в январе 2000 года. Алла Николаевна была не совсем здорова, но все же согласилась ответить на несколько вопросов. В первую очередь о новом альбоме.
"АМ". Насколько я понимаю, у вас не было новых записей с начала 90-х годов. Как это получилось?
А. Б. Это началось еще с "Мелодии". Я всегда была готова к новой работе. Но очень трудно преодолеть те... как бы это сказать... сложности, которые все время возникали на моем пути. То у них чего-то нет, то студия занята... Всегда мешали какие-то мелочи.
Я имела дело не только с "Мелодией", я говорила и с Сухорадо, предлагала ему новые вещи или старые переделанные, но ответ был всегда одинаков. У них вечно чего-то не хватает. И меня это начало раздражать... Самое удивительное: когда я приехала в Россию, записывала первые диски, был настоящий бум. Приходили люди отовсюду, из всех комнат студии, они стояли, слушали, восторгались: "Ах, какие песни!", "Ах, какое исполнение!". А я думала себе: "Но что же дальше-то..." Но записали, записали все-таки, достаточно для моей души. Все эти диски у меня есть, можно их посмотреть...
"АМ". Как бы там ни было, ваш новый альбом "Лети, моя песня" все-таки вышел. Какие песни из него вам особенно дороги?
А. Б. Собственно говоря, мне дороги все. Всё, что я собрала для этого диска, я собрала с особым вниманием и любовью. И действительно репертуар получился совершенно необычный. Я же записала на пяти языках вещи, которые никто никогда не слышал. Например, старинное "Греческое танго". Помню, мне было тринадцать лет, когда я услышала его впервые. Потом, я очень люблю "Колокола", которые я немножко изменила. Я взяла немецкую песню "Колокола" и вплела ее в "Вечерний звон", в наш русский "Вечерний звон", который считался молитвой у белых, у беженцев тогдашнего времени. Это было действительно как молитва. Когда несколько человек встречались и выпивали по рюмочке, тонули в воспоминаниях прошлого, то кончалось это, конечно, "Вечерним звоном". И у всех стояли слезы на глазах... Мне особенно дорога эта песня, потому что это была первая песня, которую я спела на публике, в переполненном ресторане "Казбек". Я об этом подробно написала в книге, так что повторяться не буду. Это действительно бессмертная мелодия, бессмертная вещь, и я к ней отношусь очень бережно. Когда я увидела певцов и танцоров, отплясывающих рок под "Вечерний звон", мне было обидно.
"АМ". Михаил Аптекман (фортепиано, аранжировки) как-то участвовал в отборе песен?
А. Б. Нет. Миша ждал вопросов от меня. А с его ответами я всегда считалась. Он никогда не отбирал. Он мог мне посоветовать: "Давайте сделаем то-то и то-то, это хорошо". И мы делали. И получалось весьма неплохо, я видела, что на людей эти песни производили очень глубокое впечатление.
"АМ". А как вообще появляются песни в вашем репертуаре? Ну вот, например, "Меня не греет шаль"— откуда она?
А. Б. "Меня не греет шаль"— это песня старых московских цыган. Я среди них все время крутилась в Париже... Я была тогда еще совсем малышка. Сидела тихо в уголках и впитывала в себя красоту исполнения цыганского романса, и лихость, и веселье цыганской плясовой или таборной песни. Я считаю это золотым фольклором русского народа. Ведь если я начну сейчас, с любой сцены, петь любую таборную песню, имея, конечно, приличный аккомпанемент, все будут сидеть и улыбаться, и крутиться прямо на своих местах. Понимаете, эти песни захватывают, других таких нет. Вот я недавно слушала Доминго по телевизору и умирала со скуки: все время повторяется одно и то же. А тут каждая песня имеет свое начало, свой конец, свою историю и свое настроение, свои краски. Чего же еще хотеть в одной песне? Вот почему я безумно люблю эти песни и никогда с ними не расстанусь.
Я нашла сейчас одну девочку, на которую возлагаю надежды,— хочется сделать из нее хорошую певицу, не то что я слышу... Боже упаси, никого не хочу обидеть, поэтому не буду говорить о том, что мне как раз хотелось бы подчеркнуть... Но я удержусь. Скажу только, что у меня совершенно другой стиль, не такой, как стиль теперешних цыган, которые у нас работают. Они яркие, красочные, у них очень дорогие и красивые костюмы, но... Но я все это, конечно, направила бы немножко по другому пути.
"АМ". Ну хорошо, а как бы вы сопоставили то, что делали всю свою жизнь, с сегодняшним творчеством молодых популярных артистов? Вы ведь тоже принадлежали и принадлежите эстраде?
А. Б. Это каверзный вопрос, потому что от того, что я слышу сегодня, я дурею. Буквально дурею. От идиотских текстов. От бесконечно повторяющихся фраз — и от музыкальных, и от фраз, которые они произносят. Я сейчас об этом говорю,— а у меня перед глазами их фигуры. Эти раздетые плечи, разбросанные кошмарные одежды. Ну хоть бы немножко пластикой занялись. Разве можно вот так, каблуком кверху, делать всякие антраша — ведь это очень уродливо. Если уж ты бросился в пляс и пляшешь под этот сумасшедший ритм — так сделай это с какой-то грацией... Видно, господам, как их там, продюсерам нравится именно такое. Но мне они не нравятся.
"АМ". Не секрет, что многие молодые люди не считают русский романс или русскую песню достойными внимания. Что бы вы могли сказать таким людям?
А. Б. Я могу их только пожалеть. Потому что романс — это красота, романс — это искренность, романс — это любовь, романс — это действительно целая картина. И природы, и человеческих чувств. Такие романсы, как "Вернись...", очаровательный романс "Темнеет дорога" Вертинского... Ты, наверное, даже и не слышал?.. И много, много других. "Я Вас обратно не позову"— такой романс, с потрясающим текстом. И музыкой. В том-то и дело, что в русском романсе красота мелодии сочетается с красотой слова. Это то, чего я не вижу и не чувствую в чужих песнях и романсах.
"АМ". Как вы считаете, отличаются традиции западной эстрадной песни от традиций русской эстрады?
А. Б. Отличие огромное. Невероятно далеки одна от другой. Безусловно, в советской эстраде было много очарования. Прекрасные тексты, красивые мелодии, хорошие исполнители — Шульженко, Кристаллинская, Гурченко, я уже не говорю о Нани Брегвадзе, еще можно назвать много ярких имен. Один Дунаевский чего стоит. Дунаевский столько дал эстрадным певцам... Это был великолепный композитор, трепетный музыкант, изумительно схватывающий именно те нотки, те мелодии, которые ложились на сердца юных москвичей и вообще, русских людей. А его чудесные фильмы... Я их всегда смотрю и слушаю с удовольствием. Западная эстрада — совсем другое. Никаких общих корней нет.
"АМ". Как же появилась музыка Дунаевского? Ведь особых эстрадных традиций у нас не было?
А. Б. Музыка Дунаевского появилась так, как загорается костер... Он попробовал одну, две, три мелодии — вышли вещи необыкновенной красоты, которые моментально его, так сказать, бросили на публику. Его сразу полюбили, оценили... Я по сей день горюю о том, что этого человека больше нет.
"АМ". Между тем, на мой взгляд, он писал песни вполне в духе традиций французской или американской эстрады?
А. Б. Нет, что ты! Безусловно, отличие огромное. Вот ты себе представляешь, чтобы в Париже пели "Синий платочек" или вальсики в таком духе? Ведь русские очень любят вальсы. Французы тоже от вальса никогда не отказывались, но французский вальс — это нечто совершенно иное. Абсолютно они непохожи, хоть и те же ноты, тот же ритм. В России того времени, о котором ты говоришь, в Советском Союзе, тоже были очень хорошие песни, но совершенно не похожие на те, которые пели французы. Я говорю о Франции, потому что Франция для меня — это страна отчасти родная. Сколько бы я ни прожила в других городах и странах, Францию я, конечно, ставлю очень высоко.
Еще была песня, ее пел такой певец, не совсем голосистый — "Не кочегары мы, не плотники...". Песня с очаровательными, по-моему, и мелодией, и текстом. Чудесная песня, и я хочу привести в пример другую песню, французскую, тоже как бы людей "низшего класса"— мещан, рабочих, кочегаров, не знаю... Ив Монтан тогда представил свою "Песню шофера", которая тоже была великолепна. "До чего коварна дорога. Ты катишь всю ночь, и если хоть на минуту закроешь глаза, это может быть твоим концом". Песня эта, наверное, представляет столь же высокую ценность, как та песенка про кочегаров, но... Боже мой,— какой разрыв между этими двумя вещами!
Или "Руки". Советская песня того времени, с содержанием, с красивым исполнением. Ее пела Шульженко. Потом я взяла ее в свой репертуар, исполняла в Румынии, перевела на румынский язык. И французская песня, скажем, хотя бы "Опавшие листья". Какая разница в мелодии, в размере песни!
"АМ". До вас доходили советские эстрадные песни, когда вы жили в Париже или в Бухаресте?
А. Б. Нет, мы их почти совсем не слышали. Иногда до нас доносилась какая-нибудь песня, и мы сразу за нее хватались, но... малоуспешно. Нам нужна была какая-то рамка для этой песни, обрамление. А получалось так, что она выделялась из других песен. Тем более если еще скажешь — "советская эстрадная песня!". Они все-таки совсем другие.
"АМ". Во время ваших недавних выступлений на концертах Александры Пахмутовой вы исполняли песню "Нежность" на французском языке. Как возникла такая идея?
А. Б. Это ее идея. Она решила обвить этот концерт венком своих произведений. И безусловно, ее произведения — "Нежность", например — это шедевры. У эстрадной музыки тоже ведь есть свои шедевры. И "Нежность", безусловно, один из них. В концерте эту песню на русском языке пела Тамара Гвердцители — поэтому меня попросили спеть на французском.
"АМ". Ваше творческое долголетие поистине удивительно. Что дает вам силы и сегодня оставаться в прекрасной творческой форме?
А. Б. Я надеюсь, что моему совету последуют молодые певцы, которые почему-то дрожат, когда выходят на сцену. Прежде всего, должна быть уверенность в себе. Если молодой певец уверен в себе, он может очень многого достичь. Они все дрожат, трясутся, и голос начинает дрожать, я не знаю, кто тот дурак, который громогласно заявил, что волнение — друг актера. Это не друг актера, это самый страшный его враг.
Вот, например, смотри, я всегда выхожу на сцену улыбаясь, потому что радуюсь встрече с моими друзьями. Я знаю, что весь этот ковер из голов, который расстилается у моих ног,— это всё люди, которые сейчас смотрят на меня, и у некоторых даже влажные глаза от ощущения той силы, которую дает свидание... содружество, что ли, певца с публикой. Это как бумеранг. Я выхожу — и счастлива, что их вижу, я им даю все, что имею, я опустошаюсь перед ними, а они мне возвращают сторицей... Своими овациями, цветами, своей лаской, удивительными — на русском языке — словами, фразами.
"АМ". Какой период вашей жизни вы можете назвать наиболее удачным в творческом плане. И с чем это связано?
А. Б. Я думаю, это связано только с русской публикой. И счастье мне дала русская публика... Я всегда пользовалась успехом, не могу пожаловаться, но то, что мне устроила русская публика, русские люди,— ни с чем не сравнимо. И я им бесконечно благодарна, и через ваш журнал хочу им передать свою благодарность за их такое горячее участие. Они всегда как-то меня отличали, удивительно ко мне относились, и это, конечно, давало мне моменты счастья.
"АМ". Если говорить о датах, то речь идет о том периоде вашей жизни, когда вы вернулись в Россию?
А. Б. Да, с первого дня!
С Аллой Баяновой беседовал Дмитрий Лилеев.
Д.Лилеев / АудиоМагазин №2 (31) 2000
http://audiomagazine.ru/articles.html
Казалось бы — еще один компакт-диск диаметром 5 дюймов среди сотен других, выпускаемых каждую неделю во всем мире. Музыки столько, что многие чувствуют себя растерянно. Кто-то зарывает голову в песок уже привычных пристрастий, отгораживаясь от всего нового и ранее не слышанного. Кто-то, напротив, пытается развиваться, выискивая новых исполнителей или даже целые музыкальные пласты, успешно похороненные под толстым слоем мусора. Здесь золотоискателя ждет немало трудностей — таланты не слишком кричат о себе, да и средства массовой информации по поводу развития музыкального вкуса не особенно беспокоятся. Об этом можно говорить долго, и, думаю, у каждого меломана найдется, что добавить к этим критическим замечаниям.
На таком фоне альбом Баяновой — случай необычный. Его выпустила фирма, занимавшаяся до этого лишь продажей компакт-дисков и аппаратуры. (Возникают аналогии с западными лейблами "AudioQuest" или "PopeMusic".) Самой Алле Баяновой, несмотря на более чем полувековую артистическую деятельность и огромную популярность, пришлось ждать предложения о выпуске нового альбома более пяти лет. Интересно также, что торговую организацию привлекли не современные модные ритмы и даже не традиционные "серьезные" музыкальные направления вроде джаза или альтернативы, а именно Алла Баянова.
Хотелось бы чуть подробнее остановиться на одном из тех музыкальных пластов, которые, существуя в эпоху идеологического давления, подвергаясь экспансии западной культуры, противостояли интеллектуальному снобизму, и лишь в последние годы начинают осмысляться как уникальное культурное наследие России. Это русский романс, или точнее — русская эстрадная песня, какой она была в начале XX века, когда само понятие эстрады еще только формировалось.
В те времена, когда эстрада жила на положении Золушки, ресторан был единственной сценой для артистов этого жанра. Александр Вертинский, Изабелла Юрьева — все они так или иначе начинали с небольших площадок, в маленьких театрах и ресторанах. Впрочем, их популярности это никоим образом не мешало.
Прямой контакт с публикой, отсутствие микрофона и голосовых обработок, не говоря уже о фонограмме, предъявляли к певцам повышенные требования. Они должны были уметь заворожить публику, быть суперпрофессионалами. И только те, кому это удавалось, могли получить привычные теперь лавры — овации, всенародную любовь и известность, не только в России, но и за ее пределами.
Уже в 30-е годы эстрадное искусство перебирается в концертные залы, а к 50-м годам окончательно утверждает свой статус. Так было и в России, и во Франции, и в Германии, и в США... Парадокс заключается в том, что французы отлично помнят Эдит Пиаф или Ива Монтана, немцы — Марлен Дитрих, американцы — Фрэнка Синатру и Бинга Кросби. Русские же люди последние лет двести почему-то проявляют повышенное внимание ко всему западному и странное пренебрежение ко всему русскому. Между тем корни у этого искусства одни и те же — только культурная основа различна. Если говорить о романсе, то где-то этот жанр называется torch song, где-то chanson — суть не меняется.
РОВЕСНИЦА НАШЕГО ВЕКА
Алла Баянова — ровесница нашего века. Она родилась еще до революции (о точной дате скромно умолчим) в семье балерины и оперного певца. После 17-го года семья Баяновых оказалась в эмиграции. Судьба свела в Париже тогда еще юную Аллу Баянову и Александра Вертинского. Они оба работали в ресторане "Большой Московский Эрмитаж". Именно там и началась сценическая карьера великой русской певицы. Позже семья Баяновых испытала все тяготы эмигрантских скитаний и в конце концов осела в Бухаресте. Здесь Алла Баянова, уже профессиональная артистка, работала в концертной программе вместе с Петром Лещенко. Политика внесла свои коррективы в безмятежную жизнь. Война, а затем Чаушеску превратили Румынию совсем в другую страну...
Трагедия Аллы Баяновой заключалась в том, что ее абсолютно не знали русские (тогда уже советские) слушатели. Те, кто только и мог в полной мере оценить ее талант. Петр Лещенко оставил множество граммофонных записей. Вертинский также записывался еще до революции, а после войны ему удалось вернуться на Родину. У Баяновой же не было ничего, а возвращение в СССР из Румынии, как ни странно, оказалось куда более проблематичным, чем из Франции или США. Ситуация начала меняться к лучшему только в середине 80-х.
Первые пластинки Баяновой были записаны в Румынии; попав в СССР, они стали настоящим откровением для поклонников русского романса и русской песни. А первые выступления в СССР, состоявшиеся в 1985 году, окончательно утвердили статус Аллы Баяновой. Стало ясно, что долгие десятилетия почти рядом с нами жила поистине великая русская певица. Ее талант столь самобытен и ярок, что не нуждается в сравнениях. Напротив, многих советских артистов можно сравнивать с ней. "Баянова — представитель иного культурного мира, мира наших грез, на ней печать русского аристократизма, что так долго в нашей стране считалось недостатком..."— писала тогда постперестроечная пресса. И наша эстрада, добавим от себя, этот "недостаток" столь упорно выкорчевывала, что традиция аутентичного исполнения русского романса претерпела значительные изменения еще в 30-е годы, а вскоре и полностью была утрачена.
После 1985 года в СССР вышло две пластинки певицы и состоялось еще несколько гастрольных выступлений. Наконец в 1990 году Алла Баянова решает вернуться в Россию. "Боже, как я рада, что сделала это",— говорит она на каждом своем выступлении. Не будем забывать, что у нее не было тогда ни денег, ни связей, ни особой популярности. Пластинки пластинками, но известным артиста делают все же концерты, радио и телевидение. Впрочем, будущее, которое представлялось таким туманным, оказалось почти безоблачным. Без всякой рекламы или иной раскрутки она ежегодно давала десятки концертов по всей России при полных аншлагах и несмолкаемых овациях. Она получила все, о чем только могла мечтать,— и это в смутное время перестройки, время новых ритмов и новых вкусов.
Мне довелось не один раз побывать в гостях у Аллы Николаевны и пообщаться с ней. Сложно передать ощущение от этих встреч. Во время разговора, вспомнив ту или иную мелодию, она способна неожиданно пропеть две-три строчки, обращаясь лично к тебе,— и они вдруг проникают в самое сердце... Баянова это умеет и с грустью замечает: "У меня нет учеников. Не вижу никого, кому я могла бы передать свое искусство, свое умение. Хотя просят об этом многие..." Впрочем, можно ли передать талант?
Короткое интервью с Баяновой было записано в январе 2000 года. Алла Николаевна была не совсем здорова, но все же согласилась ответить на несколько вопросов. В первую очередь о новом альбоме.
"АМ". Насколько я понимаю, у вас не было новых записей с начала 90-х годов. Как это получилось?
А. Б. Это началось еще с "Мелодии". Я всегда была готова к новой работе. Но очень трудно преодолеть те... как бы это сказать... сложности, которые все время возникали на моем пути. То у них чего-то нет, то студия занята... Всегда мешали какие-то мелочи.
Я имела дело не только с "Мелодией", я говорила и с Сухорадо, предлагала ему новые вещи или старые переделанные, но ответ был всегда одинаков. У них вечно чего-то не хватает. И меня это начало раздражать... Самое удивительное: когда я приехала в Россию, записывала первые диски, был настоящий бум. Приходили люди отовсюду, из всех комнат студии, они стояли, слушали, восторгались: "Ах, какие песни!", "Ах, какое исполнение!". А я думала себе: "Но что же дальше-то..." Но записали, записали все-таки, достаточно для моей души. Все эти диски у меня есть, можно их посмотреть...
"АМ". Как бы там ни было, ваш новый альбом "Лети, моя песня" все-таки вышел. Какие песни из него вам особенно дороги?
А. Б. Собственно говоря, мне дороги все. Всё, что я собрала для этого диска, я собрала с особым вниманием и любовью. И действительно репертуар получился совершенно необычный. Я же записала на пяти языках вещи, которые никто никогда не слышал. Например, старинное "Греческое танго". Помню, мне было тринадцать лет, когда я услышала его впервые. Потом, я очень люблю "Колокола", которые я немножко изменила. Я взяла немецкую песню "Колокола" и вплела ее в "Вечерний звон", в наш русский "Вечерний звон", который считался молитвой у белых, у беженцев тогдашнего времени. Это было действительно как молитва. Когда несколько человек встречались и выпивали по рюмочке, тонули в воспоминаниях прошлого, то кончалось это, конечно, "Вечерним звоном". И у всех стояли слезы на глазах... Мне особенно дорога эта песня, потому что это была первая песня, которую я спела на публике, в переполненном ресторане "Казбек". Я об этом подробно написала в книге, так что повторяться не буду. Это действительно бессмертная мелодия, бессмертная вещь, и я к ней отношусь очень бережно. Когда я увидела певцов и танцоров, отплясывающих рок под "Вечерний звон", мне было обидно.
"АМ". Михаил Аптекман (фортепиано, аранжировки) как-то участвовал в отборе песен?
А. Б. Нет. Миша ждал вопросов от меня. А с его ответами я всегда считалась. Он никогда не отбирал. Он мог мне посоветовать: "Давайте сделаем то-то и то-то, это хорошо". И мы делали. И получалось весьма неплохо, я видела, что на людей эти песни производили очень глубокое впечатление.
"АМ". А как вообще появляются песни в вашем репертуаре? Ну вот, например, "Меня не греет шаль"— откуда она?
А. Б. "Меня не греет шаль"— это песня старых московских цыган. Я среди них все время крутилась в Париже... Я была тогда еще совсем малышка. Сидела тихо в уголках и впитывала в себя красоту исполнения цыганского романса, и лихость, и веселье цыганской плясовой или таборной песни. Я считаю это золотым фольклором русского народа. Ведь если я начну сейчас, с любой сцены, петь любую таборную песню, имея, конечно, приличный аккомпанемент, все будут сидеть и улыбаться, и крутиться прямо на своих местах. Понимаете, эти песни захватывают, других таких нет. Вот я недавно слушала Доминго по телевизору и умирала со скуки: все время повторяется одно и то же. А тут каждая песня имеет свое начало, свой конец, свою историю и свое настроение, свои краски. Чего же еще хотеть в одной песне? Вот почему я безумно люблю эти песни и никогда с ними не расстанусь.
Я нашла сейчас одну девочку, на которую возлагаю надежды,— хочется сделать из нее хорошую певицу, не то что я слышу... Боже упаси, никого не хочу обидеть, поэтому не буду говорить о том, что мне как раз хотелось бы подчеркнуть... Но я удержусь. Скажу только, что у меня совершенно другой стиль, не такой, как стиль теперешних цыган, которые у нас работают. Они яркие, красочные, у них очень дорогие и красивые костюмы, но... Но я все это, конечно, направила бы немножко по другому пути.
"АМ". Ну хорошо, а как бы вы сопоставили то, что делали всю свою жизнь, с сегодняшним творчеством молодых популярных артистов? Вы ведь тоже принадлежали и принадлежите эстраде?
А. Б. Это каверзный вопрос, потому что от того, что я слышу сегодня, я дурею. Буквально дурею. От идиотских текстов. От бесконечно повторяющихся фраз — и от музыкальных, и от фраз, которые они произносят. Я сейчас об этом говорю,— а у меня перед глазами их фигуры. Эти раздетые плечи, разбросанные кошмарные одежды. Ну хоть бы немножко пластикой занялись. Разве можно вот так, каблуком кверху, делать всякие антраша — ведь это очень уродливо. Если уж ты бросился в пляс и пляшешь под этот сумасшедший ритм — так сделай это с какой-то грацией... Видно, господам, как их там, продюсерам нравится именно такое. Но мне они не нравятся.
"АМ". Не секрет, что многие молодые люди не считают русский романс или русскую песню достойными внимания. Что бы вы могли сказать таким людям?
А. Б. Я могу их только пожалеть. Потому что романс — это красота, романс — это искренность, романс — это любовь, романс — это действительно целая картина. И природы, и человеческих чувств. Такие романсы, как "Вернись...", очаровательный романс "Темнеет дорога" Вертинского... Ты, наверное, даже и не слышал?.. И много, много других. "Я Вас обратно не позову"— такой романс, с потрясающим текстом. И музыкой. В том-то и дело, что в русском романсе красота мелодии сочетается с красотой слова. Это то, чего я не вижу и не чувствую в чужих песнях и романсах.
"АМ". Как вы считаете, отличаются традиции западной эстрадной песни от традиций русской эстрады?
А. Б. Отличие огромное. Невероятно далеки одна от другой. Безусловно, в советской эстраде было много очарования. Прекрасные тексты, красивые мелодии, хорошие исполнители — Шульженко, Кристаллинская, Гурченко, я уже не говорю о Нани Брегвадзе, еще можно назвать много ярких имен. Один Дунаевский чего стоит. Дунаевский столько дал эстрадным певцам... Это был великолепный композитор, трепетный музыкант, изумительно схватывающий именно те нотки, те мелодии, которые ложились на сердца юных москвичей и вообще, русских людей. А его чудесные фильмы... Я их всегда смотрю и слушаю с удовольствием. Западная эстрада — совсем другое. Никаких общих корней нет.
"АМ". Как же появилась музыка Дунаевского? Ведь особых эстрадных традиций у нас не было?
А. Б. Музыка Дунаевского появилась так, как загорается костер... Он попробовал одну, две, три мелодии — вышли вещи необыкновенной красоты, которые моментально его, так сказать, бросили на публику. Его сразу полюбили, оценили... Я по сей день горюю о том, что этого человека больше нет.
"АМ". Между тем, на мой взгляд, он писал песни вполне в духе традиций французской или американской эстрады?
А. Б. Нет, что ты! Безусловно, отличие огромное. Вот ты себе представляешь, чтобы в Париже пели "Синий платочек" или вальсики в таком духе? Ведь русские очень любят вальсы. Французы тоже от вальса никогда не отказывались, но французский вальс — это нечто совершенно иное. Абсолютно они непохожи, хоть и те же ноты, тот же ритм. В России того времени, о котором ты говоришь, в Советском Союзе, тоже были очень хорошие песни, но совершенно не похожие на те, которые пели французы. Я говорю о Франции, потому что Франция для меня — это страна отчасти родная. Сколько бы я ни прожила в других городах и странах, Францию я, конечно, ставлю очень высоко.
Еще была песня, ее пел такой певец, не совсем голосистый — "Не кочегары мы, не плотники...". Песня с очаровательными, по-моему, и мелодией, и текстом. Чудесная песня, и я хочу привести в пример другую песню, французскую, тоже как бы людей "низшего класса"— мещан, рабочих, кочегаров, не знаю... Ив Монтан тогда представил свою "Песню шофера", которая тоже была великолепна. "До чего коварна дорога. Ты катишь всю ночь, и если хоть на минуту закроешь глаза, это может быть твоим концом". Песня эта, наверное, представляет столь же высокую ценность, как та песенка про кочегаров, но... Боже мой,— какой разрыв между этими двумя вещами!
Или "Руки". Советская песня того времени, с содержанием, с красивым исполнением. Ее пела Шульженко. Потом я взяла ее в свой репертуар, исполняла в Румынии, перевела на румынский язык. И французская песня, скажем, хотя бы "Опавшие листья". Какая разница в мелодии, в размере песни!
"АМ". До вас доходили советские эстрадные песни, когда вы жили в Париже или в Бухаресте?
А. Б. Нет, мы их почти совсем не слышали. Иногда до нас доносилась какая-нибудь песня, и мы сразу за нее хватались, но... малоуспешно. Нам нужна была какая-то рамка для этой песни, обрамление. А получалось так, что она выделялась из других песен. Тем более если еще скажешь — "советская эстрадная песня!". Они все-таки совсем другие.
"АМ". Во время ваших недавних выступлений на концертах Александры Пахмутовой вы исполняли песню "Нежность" на французском языке. Как возникла такая идея?
А. Б. Это ее идея. Она решила обвить этот концерт венком своих произведений. И безусловно, ее произведения — "Нежность", например — это шедевры. У эстрадной музыки тоже ведь есть свои шедевры. И "Нежность", безусловно, один из них. В концерте эту песню на русском языке пела Тамара Гвердцители — поэтому меня попросили спеть на французском.
"АМ". Ваше творческое долголетие поистине удивительно. Что дает вам силы и сегодня оставаться в прекрасной творческой форме?
А. Б. Я надеюсь, что моему совету последуют молодые певцы, которые почему-то дрожат, когда выходят на сцену. Прежде всего, должна быть уверенность в себе. Если молодой певец уверен в себе, он может очень многого достичь. Они все дрожат, трясутся, и голос начинает дрожать, я не знаю, кто тот дурак, который громогласно заявил, что волнение — друг актера. Это не друг актера, это самый страшный его враг.
Вот, например, смотри, я всегда выхожу на сцену улыбаясь, потому что радуюсь встрече с моими друзьями. Я знаю, что весь этот ковер из голов, который расстилается у моих ног,— это всё люди, которые сейчас смотрят на меня, и у некоторых даже влажные глаза от ощущения той силы, которую дает свидание... содружество, что ли, певца с публикой. Это как бумеранг. Я выхожу — и счастлива, что их вижу, я им даю все, что имею, я опустошаюсь перед ними, а они мне возвращают сторицей... Своими овациями, цветами, своей лаской, удивительными — на русском языке — словами, фразами.
"АМ". Какой период вашей жизни вы можете назвать наиболее удачным в творческом плане. И с чем это связано?
А. Б. Я думаю, это связано только с русской публикой. И счастье мне дала русская публика... Я всегда пользовалась успехом, не могу пожаловаться, но то, что мне устроила русская публика, русские люди,— ни с чем не сравнимо. И я им бесконечно благодарна, и через ваш журнал хочу им передать свою благодарность за их такое горячее участие. Они всегда как-то меня отличали, удивительно ко мне относились, и это, конечно, давало мне моменты счастья.
"АМ". Если говорить о датах, то речь идет о том периоде вашей жизни, когда вы вернулись в Россию?
А. Б. Да, с первого дня!
С Аллой Баяновой беседовал Дмитрий Лилеев.
Д.Лилеев / АудиоМагазин №2 (31) 2000
http://audiomagazine.ru/articles.html
