Алла Баянова: «Земфиру нельзя выпускать на эстраду!»
Знаменитая Алла Баянова не собирается участвовать в конкурсах красоты и верит в силу русского романса
«Я благословляю мою звезду, которая осветила мой путь на родину и дала мне неоценимый дар — сотни тысяч друзей, ласковых и любящих. Боже, что за счастье: во всех городах, где я гастролирую, на улицах со мной общаются прохожие, просто так, как близкие друзья, мои россияне!..»
Из книги Аллы Баяновой «Гори, гори, моя звезда…»
Старые песни не умирают. К счастью, есть певцы, которые, сохранив в неприкосновенности первозданную красоту, дают этим песням новую жизнь. И самой яркой звездой в плеяде таких исполнителей является Алла Баянова. Она выходит на сцену уже семьдесят пять лет. И, судя по всему, прощаться с публикой она не собирается. Во всяком случае, именно так Алла Николаевна заявила корр. «Новой Газеты Подмосковья» Леониду Гуревичу.
— Какую дату в своей жизни вы считаете самой важной?
— Их несколько. Первая — рождение. Я родилась некрасивой и горластой. Бабушка по отцу посмотрела на меня и, пожевав губами, изрекла: «М-м, похорошеть надо». Моя мама так и не смогла простить ей эти слова. Но из этого маленького горластого уродца выросла очень даже хорошенькая девочка. Мой отец, Николай Баянов, был известным оперным певцом. Во время гастролей он встретил девушку из очень просвещенной помещичьей семьи и влюбился в нее. Так как родители были против этого брака, молодые вначале жили у дальних родственников в Бессарабии, которая после революции отошла к Румынии. Так наша семья оказалась за границей. Мы очень много переезжали, пока не осели во Франции. В Париже, когда мне исполнилось девять лет, открылся один весьма дорогой духан «Казбек», где собиралась самая блестящая публика. И вот сюда моего отца пригласили петь. Он в своей поддевке исполнял русские песни. Был один номер — «Кудеяр»: баллада о разбойнике, который раскаялся в своих грехах… Здесь требовалось участие мальчика-поводыря. Но где же было взять мальчика?! И отец уговорил маму, чтобы вместе с ним на сцену вышла я. Это было первое мое выступление на публике. Меня одели в какое-то рубище из дешевого темного материала, в руке я держала хохломскую чашку, в которой позвякивали несколько грошиков. И вот иду я рядом с отцом, на плече его теплая, огромная рука. Подошли мы к подиуму. Я помогаю ему сесть на сруб, он вдохновенно поет балладу, публика слушает, замерев. И это несмотря на то что все уже были подвыпившие, после чарльстонов и прочих номеров. Вдруг в оркестре послышался какой-то перезвон. И совершенно неожиданно для всех, а главное — для отца, я запела «Вечерний звон». До сих пор не пойму, почему я запела… Отец мгновенно сориентировался, стал вторить… и мы уходим — через длинный проход — за кулисы. В этот момент из-за стола встала какая-то дама и бросила мне в чашку колечко и банкноту. Вслед за ней стали бросать деньги и другие посетители ресторана. Вскоре моя чашка была переполнена. Деньги мне совали в руки, за рукава, за ворот. Это был мой первый большой успех. Когда я принесла маме заработанные деньги, она изумилась: мы жили очень скромно. Отец сказал ей: «Видишь, Дина, Лешка заработала себе на зимнее пальто». Потом меня отдали в католический монастырь, где была частная школа, которую содержали две сестры-француженки. Именно там я и освоила в совершенстве французский. Училась я и танцам.
— Какими языками еще владеете?
— Я знаю румынский, французский, немецкий и русский языки. Мои родители – русские люди, очень любили свою Родину, свой язык, и они следили, чтобы я его не забывала. Кстати, отец взял с меня слово, что я обязательно вернусь в Россию и буду петь для русских сердец.
— Вы долго жили в Румынии — и при королях, и при диктаторах. Вторгалась ли политика в вашу частную жизнь?
— Да. Румынский диктатор Антонеску невзлюбил меня за то, что я пела по-русски. Как-то меня попросили записать кассету с русскими романсами на румынском языке. Я напела восемь песен. Вскоре мне вернули эту кассету со словами: «Антонеску сказал, что таких русских певиц нам не нужно. Вы поете по-румынски, а от этих романсов за версту тянет русским духом». Впоследствии за пропаганду русского искусства Антонеску меня даже посадил в тюрьму. Это было накануне Великой Отечественной войны.
— Как-то мне попалась в руки румынская пластинка с записью ваших песен. Там было написано, что вы являетесь автором музыки. Давно ли вы сочиняете музыку?
— Давно. Но, понимаете, я на концертах никогда не говорю, что исполняю свои собственные произведения. Кстати, недавно я записала новый альбом «Золотые россыпи романса». В нем 22 песни, музыку ко многим из них написала я сама. В этом альбоме указана моя фамилия как композитора. Я написала музыку к стихам Есенина, Рождественского, Симонова, Северянина... Каждый мой романс — это маленький спектакль. Я пою и цыганские таборные песни, которые полны хорошего настроения, веселья, удали.
— Как складывалась ваша личная жизнь?
— Первый мой муж был греческим подданным, с ним мы прожили пять лет. Расстались мы по воле моих родителей, но до сих пор я часто его вспоминаю. Второй муж был румынским помещиком. С ним мы познакомились, когда я чуть было не попала под колеса его автомобиля. Он вышел из машины, посадил рядом с собой и увез меня в свое имение. Он был из знатной и богатой семьи, имел доступ в королевский дворец. Мне очень нравилось вести хозяйство, Штефан устроил мне поистине райскую жизнь, которая закончилась вместе с его арестом… Про третье свое замужество я рассказывать не буду, так как оно было связано прежде всего с желанием поскорее выбраться из Румынии, избавиться от притеснений, которым я подвергалась при тогдашнем режиме.
— В вашей жизни было немало незабываемых встреч...
— Я знала многих знаменитых русских певцов. Во Франции пела в одном из ресторанов, когда познакомилась с Александром Вертинским. Мне тогда было тринадцать лет. Он как-то сказал: «Знаешь ты кто? Ты славянка с персидскими глазами». Александр Николаевич развлекал нас забавными рассказами. Ко мне он относился хорошо, в моей гримерной нередко скрывался от своих многочисленных поклонниц: «Аделаида (он меня так называл), спасай, в зале акулы, спрячь меня куда-нибудь». А однажды мы с ним в ресторане спели дуэтом старинную песню «Молись, кунак…» Получилось замечательно. Вертинский был моей первой и самой большой любовью в жизни, он остался моим кумиром. Другого такого певца и человека я в своей жизни больше не встречала.
Много раз я слышала Федора Шаляпина. Как-то раз в Бухаресте, где я работала в коллективе Петра Лещенко, мне удалось общаться с Шаляпиным целый вечер.
— А что можно сказать о вашем знакомстве с Петром Лещенко?
— Наше знакомство состоялось, когда он еще не пел романсы, а только танцевал. Потом Лещенко начал сольную карьеру. Мы с ним стали близкими друзьями, он даже был моим посаженным отцом на свадьбе. В Бухаресте он открыл бар «Лещенко», где гуляли широко, с размахом. Понимаете, прежние кабаки очень отличались от нынешних ресторанов. Когда на эстраду выходил артист, официанты не имели права обслуживать посетителей, никто не входил и не выходил из зала. Если подъезжали гости, их просили подождать до конца номера. Сейчас все иначе. Певец выступает, а прямо у него перед носом жуют шашлыки. Я этого не понимаю. Для артистов моего поколения выступления в ресторанах было настоящей школой.
— Вы как-то были членом жюри конкурса «Миссис Москва». Сейчас согласились бы вновь участвовать в подобном мероприятии?
— Никогда. Это была настолько неинтересная, скучная самодеятельность, что мне очень быстро надоела бесконечная конкуренция между участницами конкурса. Когда же начался концерт, я и вовсе была оглушена этой так называемой «современной» музыкой.
— Вы не принимаете сегодняшнюю эстраду?
— Если вы имеете в виду таких солистов, как Земфира, Шура и им подобных, то мне стыдно за этих, с позволения сказать, певцов. В таком городе, как Москва, их нельзя выпускать на эстраду.
— У вас никогда не возникало желания познакомиться с русским мужчиной?
— Хотя я и после третьего замужества была еще достаточно молода и хороша собой, но не произошло у меня той встречи, которая запала бы мне в душу...
Я очень благодарна Михаилу Горбачеву, который в 1989 году наконец-то разрешил мне вернуться в Советский Союз. До этого получить советское гражданство мне не удавалось. Я приехала с одним маленьким чемоданчиком, так как боялась, что вскоре меня выпрут из страны, но этого не случилось. Оказалось, что я вернулась сюда насовсем. Сразу после приезда меня пригласили принять участие в телепередаче. А на следующий день, как говорится, проснулась знаменитой, меня стали называть легендой страны...
— Государство как-то оценило ваше творчество?
— Мне присвоено звание народной артистки Росссии, и я этим званием очень горжусь.
— И как сейчас живется народной артистке России?
— Могу сказать, что я счастливый человек. Я стараюсь жить сегодняшними радостями. На моих концертах всегда аншлаг, что может быть дороже для артиста? У меня вышли две книги, третья готовится к печати. Господь дал мне крепкое здоровье, здоровые зубы и голос. Вообще-то я сильная женщина. В последние два — три года мне пришлось очень много пережить. Я неудачно упала и сломала ногу, врач говорил, что мне уже не встать. Но, как видите, я, хотя и с трудом, но хожу.
Я бы сказала, что со мной не раз происходили какие-то мистические вещи. Как-то я тяжело болела, у меня была высокая температура. Я попыталась дойти до комнаты, где спала моя приятельница, с которой мы вместе жили. Зайдя в комнату, неожиданно увидела, что в кресле сидит… мой отец. Я потянулась к нему и сказала: «Коленька (я всегда его так называла), протяни мне руку». А он не двигался и только пристально смотрел мне в глаза. Видимо, еще рано было ему забирать меня с собой.
— Алла Николаевна, вы ведь по гороскопу Телец?
— Правильно, я родилась 18 мая. Я пошла в отца. Это значит, что нет удержу ни в чем: что в веселье, что в гневе, печали, любви, деньгах…
— В галерее знаменитого живописца Шилова висит ваш портрет...
— Я была счастлива, когда получила от него предложение позировать для портрета. Это удивительный художник. Когда я пришла к нему в мастерскую, в доме сломался лифт, но я все-таки поднялась к нему на шестой этаж.
— На ваш взгляд, романс не выйдет из моды?
— Он будет в моде всегда. Его секрет в том, что мы встречаемся там с самими собой, со своими чувствами, желаниями. И сила исполнения романсов — в чувстве. Именно чувством привлекали Александр Вертинский, Вадим Козин, Петр Лещенко…
Леонид Гуревич, «Новая Газета Подмосковья»
11.10.2001
«Я благословляю мою звезду, которая осветила мой путь на родину и дала мне неоценимый дар — сотни тысяч друзей, ласковых и любящих. Боже, что за счастье: во всех городах, где я гастролирую, на улицах со мной общаются прохожие, просто так, как близкие друзья, мои россияне!..»
Из книги Аллы Баяновой «Гори, гори, моя звезда…»
Старые песни не умирают. К счастью, есть певцы, которые, сохранив в неприкосновенности первозданную красоту, дают этим песням новую жизнь. И самой яркой звездой в плеяде таких исполнителей является Алла Баянова. Она выходит на сцену уже семьдесят пять лет. И, судя по всему, прощаться с публикой она не собирается. Во всяком случае, именно так Алла Николаевна заявила корр. «Новой Газеты Подмосковья» Леониду Гуревичу.
— Какую дату в своей жизни вы считаете самой важной?
— Их несколько. Первая — рождение. Я родилась некрасивой и горластой. Бабушка по отцу посмотрела на меня и, пожевав губами, изрекла: «М-м, похорошеть надо». Моя мама так и не смогла простить ей эти слова. Но из этого маленького горластого уродца выросла очень даже хорошенькая девочка. Мой отец, Николай Баянов, был известным оперным певцом. Во время гастролей он встретил девушку из очень просвещенной помещичьей семьи и влюбился в нее. Так как родители были против этого брака, молодые вначале жили у дальних родственников в Бессарабии, которая после революции отошла к Румынии. Так наша семья оказалась за границей. Мы очень много переезжали, пока не осели во Франции. В Париже, когда мне исполнилось девять лет, открылся один весьма дорогой духан «Казбек», где собиралась самая блестящая публика. И вот сюда моего отца пригласили петь. Он в своей поддевке исполнял русские песни. Был один номер — «Кудеяр»: баллада о разбойнике, который раскаялся в своих грехах… Здесь требовалось участие мальчика-поводыря. Но где же было взять мальчика?! И отец уговорил маму, чтобы вместе с ним на сцену вышла я. Это было первое мое выступление на публике. Меня одели в какое-то рубище из дешевого темного материала, в руке я держала хохломскую чашку, в которой позвякивали несколько грошиков. И вот иду я рядом с отцом, на плече его теплая, огромная рука. Подошли мы к подиуму. Я помогаю ему сесть на сруб, он вдохновенно поет балладу, публика слушает, замерев. И это несмотря на то что все уже были подвыпившие, после чарльстонов и прочих номеров. Вдруг в оркестре послышался какой-то перезвон. И совершенно неожиданно для всех, а главное — для отца, я запела «Вечерний звон». До сих пор не пойму, почему я запела… Отец мгновенно сориентировался, стал вторить… и мы уходим — через длинный проход — за кулисы. В этот момент из-за стола встала какая-то дама и бросила мне в чашку колечко и банкноту. Вслед за ней стали бросать деньги и другие посетители ресторана. Вскоре моя чашка была переполнена. Деньги мне совали в руки, за рукава, за ворот. Это был мой первый большой успех. Когда я принесла маме заработанные деньги, она изумилась: мы жили очень скромно. Отец сказал ей: «Видишь, Дина, Лешка заработала себе на зимнее пальто». Потом меня отдали в католический монастырь, где была частная школа, которую содержали две сестры-француженки. Именно там я и освоила в совершенстве французский. Училась я и танцам.
— Какими языками еще владеете?
— Я знаю румынский, французский, немецкий и русский языки. Мои родители – русские люди, очень любили свою Родину, свой язык, и они следили, чтобы я его не забывала. Кстати, отец взял с меня слово, что я обязательно вернусь в Россию и буду петь для русских сердец.
— Вы долго жили в Румынии — и при королях, и при диктаторах. Вторгалась ли политика в вашу частную жизнь?
— Да. Румынский диктатор Антонеску невзлюбил меня за то, что я пела по-русски. Как-то меня попросили записать кассету с русскими романсами на румынском языке. Я напела восемь песен. Вскоре мне вернули эту кассету со словами: «Антонеску сказал, что таких русских певиц нам не нужно. Вы поете по-румынски, а от этих романсов за версту тянет русским духом». Впоследствии за пропаганду русского искусства Антонеску меня даже посадил в тюрьму. Это было накануне Великой Отечественной войны.
— Как-то мне попалась в руки румынская пластинка с записью ваших песен. Там было написано, что вы являетесь автором музыки. Давно ли вы сочиняете музыку?
— Давно. Но, понимаете, я на концертах никогда не говорю, что исполняю свои собственные произведения. Кстати, недавно я записала новый альбом «Золотые россыпи романса». В нем 22 песни, музыку ко многим из них написала я сама. В этом альбоме указана моя фамилия как композитора. Я написала музыку к стихам Есенина, Рождественского, Симонова, Северянина... Каждый мой романс — это маленький спектакль. Я пою и цыганские таборные песни, которые полны хорошего настроения, веселья, удали.
— Как складывалась ваша личная жизнь?
— Первый мой муж был греческим подданным, с ним мы прожили пять лет. Расстались мы по воле моих родителей, но до сих пор я часто его вспоминаю. Второй муж был румынским помещиком. С ним мы познакомились, когда я чуть было не попала под колеса его автомобиля. Он вышел из машины, посадил рядом с собой и увез меня в свое имение. Он был из знатной и богатой семьи, имел доступ в королевский дворец. Мне очень нравилось вести хозяйство, Штефан устроил мне поистине райскую жизнь, которая закончилась вместе с его арестом… Про третье свое замужество я рассказывать не буду, так как оно было связано прежде всего с желанием поскорее выбраться из Румынии, избавиться от притеснений, которым я подвергалась при тогдашнем режиме.
— В вашей жизни было немало незабываемых встреч...
— Я знала многих знаменитых русских певцов. Во Франции пела в одном из ресторанов, когда познакомилась с Александром Вертинским. Мне тогда было тринадцать лет. Он как-то сказал: «Знаешь ты кто? Ты славянка с персидскими глазами». Александр Николаевич развлекал нас забавными рассказами. Ко мне он относился хорошо, в моей гримерной нередко скрывался от своих многочисленных поклонниц: «Аделаида (он меня так называл), спасай, в зале акулы, спрячь меня куда-нибудь». А однажды мы с ним в ресторане спели дуэтом старинную песню «Молись, кунак…» Получилось замечательно. Вертинский был моей первой и самой большой любовью в жизни, он остался моим кумиром. Другого такого певца и человека я в своей жизни больше не встречала.
Много раз я слышала Федора Шаляпина. Как-то раз в Бухаресте, где я работала в коллективе Петра Лещенко, мне удалось общаться с Шаляпиным целый вечер.
— А что можно сказать о вашем знакомстве с Петром Лещенко?
— Наше знакомство состоялось, когда он еще не пел романсы, а только танцевал. Потом Лещенко начал сольную карьеру. Мы с ним стали близкими друзьями, он даже был моим посаженным отцом на свадьбе. В Бухаресте он открыл бар «Лещенко», где гуляли широко, с размахом. Понимаете, прежние кабаки очень отличались от нынешних ресторанов. Когда на эстраду выходил артист, официанты не имели права обслуживать посетителей, никто не входил и не выходил из зала. Если подъезжали гости, их просили подождать до конца номера. Сейчас все иначе. Певец выступает, а прямо у него перед носом жуют шашлыки. Я этого не понимаю. Для артистов моего поколения выступления в ресторанах было настоящей школой.
— Вы как-то были членом жюри конкурса «Миссис Москва». Сейчас согласились бы вновь участвовать в подобном мероприятии?
— Никогда. Это была настолько неинтересная, скучная самодеятельность, что мне очень быстро надоела бесконечная конкуренция между участницами конкурса. Когда же начался концерт, я и вовсе была оглушена этой так называемой «современной» музыкой.
— Вы не принимаете сегодняшнюю эстраду?
— Если вы имеете в виду таких солистов, как Земфира, Шура и им подобных, то мне стыдно за этих, с позволения сказать, певцов. В таком городе, как Москва, их нельзя выпускать на эстраду.
— У вас никогда не возникало желания познакомиться с русским мужчиной?
— Хотя я и после третьего замужества была еще достаточно молода и хороша собой, но не произошло у меня той встречи, которая запала бы мне в душу...
Я очень благодарна Михаилу Горбачеву, который в 1989 году наконец-то разрешил мне вернуться в Советский Союз. До этого получить советское гражданство мне не удавалось. Я приехала с одним маленьким чемоданчиком, так как боялась, что вскоре меня выпрут из страны, но этого не случилось. Оказалось, что я вернулась сюда насовсем. Сразу после приезда меня пригласили принять участие в телепередаче. А на следующий день, как говорится, проснулась знаменитой, меня стали называть легендой страны...
— Государство как-то оценило ваше творчество?
— Мне присвоено звание народной артистки Росссии, и я этим званием очень горжусь.
— И как сейчас живется народной артистке России?
— Могу сказать, что я счастливый человек. Я стараюсь жить сегодняшними радостями. На моих концертах всегда аншлаг, что может быть дороже для артиста? У меня вышли две книги, третья готовится к печати. Господь дал мне крепкое здоровье, здоровые зубы и голос. Вообще-то я сильная женщина. В последние два — три года мне пришлось очень много пережить. Я неудачно упала и сломала ногу, врач говорил, что мне уже не встать. Но, как видите, я, хотя и с трудом, но хожу.
Я бы сказала, что со мной не раз происходили какие-то мистические вещи. Как-то я тяжело болела, у меня была высокая температура. Я попыталась дойти до комнаты, где спала моя приятельница, с которой мы вместе жили. Зайдя в комнату, неожиданно увидела, что в кресле сидит… мой отец. Я потянулась к нему и сказала: «Коленька (я всегда его так называла), протяни мне руку». А он не двигался и только пристально смотрел мне в глаза. Видимо, еще рано было ему забирать меня с собой.
— Алла Николаевна, вы ведь по гороскопу Телец?
— Правильно, я родилась 18 мая. Я пошла в отца. Это значит, что нет удержу ни в чем: что в веселье, что в гневе, печали, любви, деньгах…
— В галерее знаменитого живописца Шилова висит ваш портрет...
— Я была счастлива, когда получила от него предложение позировать для портрета. Это удивительный художник. Когда я пришла к нему в мастерскую, в доме сломался лифт, но я все-таки поднялась к нему на шестой этаж.
— На ваш взгляд, романс не выйдет из моды?
— Он будет в моде всегда. Его секрет в том, что мы встречаемся там с самими собой, со своими чувствами, желаниями. И сила исполнения романсов — в чувстве. Именно чувством привлекали Александр Вертинский, Вадим Козин, Петр Лещенко…
Леонид Гуревич, «Новая Газета Подмосковья»
11.10.2001
