Каталог: Алла Баянова

Представьте себе переполненный зал шикарного ресторана "Казбек", открывающегося в Париже. В зале море цветов и шампанского, горят сотни свечей, ослепительно сверкают бриллианты на дамах. Начинается музыкальная программа. После чарльстонов, акробатики, цыганского пения в зале между столиками появляется слепой старец богатырского сложения, опирающийся на посох. Его ведет хрупкий мальчик. Они медленно идут к сцене. Там мальчик-поводырь усаживает старца у декорации, изображающей избу, а сам садится у его ног. Раздается музыкальное вступление, и зал заполняет удивительный по красоте баритон старца, выводящего: "Было двенадцать разбойников, был Кудеяр-атаман" Эту балладу пел отец Аллы Баяновой - Николай Левицкий, а в образе мальчика-поводыря была сама Алла.



- Сколько лет прошло, а я до сих пор не могу забыть тот вечер моего дебюта, - говорит ныне уже знаменитая исполнительница романсов Алла Баянова, с которой мы беседуем в ее небольшой уютной квартирке в одном из переулков старого Арбата. - Мне было в ту пору всего 9 лет. Я была худенькой девочкой, да еще пострижена под горшок, поэтому легко создавала образ русского крестьянского паренька. "Ребенку надо учиться, а не петь в ночном кабаре в девять лет", - строго говорила моя мама. И, конечно, была права. Но я слишком хотела выступать, слишком хотела подражать папе - великолепному певцу. Именно от него достались мне и музыкальность, и тот тембр голоса, который до сих пор так привлекает моих слушателей.



Алла Николаевна протянула мне старинную фотографию отца - красавца, аристократа, артиста. Правда, два последних слова в годы его молодости не очень сочетались друг с другом. Поэтому статский советник, отец девушки, в которую влюбился Николай Левицкий, был решительно против его женитьбы на своей дочери. Однако Николай решил посвятить себя оперному искусству. Он убедил своего отца отпустить его в Рим, чтобы постичь тайны итальянского бельканто. Родители Николая тоже были против его женитьбы, считая, что, не занимаясь хозяйством в имении, а только "кривляясь" на сцене, он не сможет содержать семью.



Препятствия, как известно, только разжигают любовь. И вернувшись из Италии, Кока (так звали его домашние) повел дело решительно. Спрятав за углом особняка резвую тройку лошадей, он пришел на тайное свидание с любимой. А когда она, закутанная в шаль, украдкой появилась на балконе второго этажа, подставил ей руки, призывая в свои объятия. Так влюбленные оказались вместе и умчались в долгую совместную жизнь, которая продлилась почти полвека.



- Как мои родители уживались - уму непостижимо! - продолжает Алла Николаевна. - Они были совершенно разные. Отец - игрок, кутила, любитель женщин. Если бы не мама, которая была сдерживающим и организующим началом в нашей семье, мы были бы совершенно нищими. Папа заработанные деньги тут же стремился истратить на какие-нибудь пустяки или прокутить. Но во всем остальном он был просто чудо: талантливый, щедрый, добрый. И даже когда в Монте-Карло наша семья была вынуждена заночевать в скверике, так как денег на отель не оказалось, мы с мамой не могли на него сердиться.



- Все знают о вашей дружбе с известным певцом русского зарубежья Петром Лещенко. Вас связывала только дружба или более романтические отношения? - любопытствую я.



- Только дружба и совместные выступления. Мы часто с ним пели дуэтом. Это был обаятельный человек с великолепными манерами. Он обладал шикарным баритоном изысканного тембра. А вот романтические отношения у меня были с руководителем оркестра Петра Лещенко - Жоржем Ипсиланти. Он и стал моим первым мужем. Расстались мы с ним из-за моих родителей. Они почему-то оба сразу были настроены против него. А так как я боготворила своих родителей, то в конце концов их точка зрения победила. Между тем Жорж без всякого преувеличения был выдающимся музыкантом, и я очень многому у него научилась.



Со своим вторым мужем Алла Баянова познакомилась в Бессарабии, куда они из Франции переехали всей семьей. Муж, Стефан, был очень образованным человеком, окончил Оксфорд. Общались молодожены на французском языке, так как румынского Алла тогда еще не знала. Под Бухарестом у Стефана было свое имение.



- Я приехала в это имение, совершенно ничего о деревенской жизни не зная, - вспоминает певица. - Муж дал в руки мне, горожанке, сухое зернышко и предложил посадить его. Я посадила семечко, стала его поливать, и вскоре проклюнулся из земли росток. Это было удивительно, ведь я дала жизнь другому существу. Потом этот росток превратился в чудесную фасольку. С тех пор ко всему живому и беззащитному я отношусь очень трепетно.



В те годы Алле Николаевне пришлось оставить свою артистическую деятельность. Дела в поместье были запущены. Ей пришлось приводить имение в порядок. Со смехом она вспоминает, как муж, чтобы слуги лучше слушались молодую супругу, написал ей на бумажке французскими буквами несколько румынских слов. Она их заучила и как только произносила, слуги почему-то сразу становились понятливее и проворнее. Как потом выяснилось, это были очень забористые выражения из ненормативной румынской лексики.



- Честно говоря, это были счастливые годы! - признается Баянова. - Ведь раньше актерско-эмигрантская доля не позволяла мне иметь свой постоянный дом, а тут я его наконец обрела. До сих пор помню, что в имении было 19 лошадей, 16 волов и 300 гектаров пашни. Я выписала черно-белых коров породы пинскау, необычайно удойных, а моя бельмер (то есть свекровь по-русски) подарила мне двух очаровательных йоркширских поросят - мальчика и девочку. Девочку звали Марица, и она всюду бегала за мной, как собачонка. Свиньи самые умные и чистоплотные животные. Все плохое, что о них говорят, - наглая ложь! Я обожала работать в конюшне, вместе со слугами кормила и чистила лошадей. А когда шла по имению, то за мной следовала целая процессия: первым делом Марица, потом пять-шесть собак, а замыкала шествие старенькая ослица Маня, которую работать мы уже не заставляли.



Во время войны Алле объявили: к вам в имение на сельхозработы пришлют военнопленных. Для нее это был праздник: ведь приедут свои, русские! Она всех слуг поставила на уши, вместе с ними отдраила отведенный для пленных флигилек, приготовила роскошный обед. Когда их привезли, изможденных, диковатых, они долго не могли поверить в добрые намерения барыни. Их отменно накормили, и она объявила двухдневный отдых, а затем уж распределила работу. Скоро пленные пообвыклись, работали очень хорошо. А по вечерам они вместе пели русские песни. Эти "концерты" собирали крестьян со всей округи.



Но еще до начала войны муж все чаще стал уезжать в Бухарест, где, как ей тут же доложили, у него появилась любовница.



- И вы расстались? - спросила я.

- Нет. Я быстро поняла, что жена всегда должна прощать измены мужа. Мужчины не созданы для того, чтобы сидеть всю жизнь возле одной юбки. После первой измены я, конечно, страшно разгневалась. Бросив все, умчалась к маме. Разрыдалась у нее на плече, дескать, я все силы отдаю хозяйству, а он, мерзавец, в Бухаресте таскается с какой-то! Мама вытерла мне слезы, и у нас состоялся долгий разговор. Она научила меня той гибкости, которой обязательно должна обладать мудрая жена. Я вернулась в имение, где ждал меня дрожащий муж, ведь он знал, что я в курсе его похождений. Но я была с ним очень ласковой, и какое-то время мы жили очень счастливо. До следующей его измены, после которой я уже не поехала к маме.



- А как вам жилось в Румынии при Чаушеску? - перевела я разговор на другую тему.

- Очень непросто. Бухарест до его прихода к власти был очаровательным городом, полным зелени и красивых старинных особнячков. А Чаушеску их почему-то особенно невзлюбил, начав уничтожать один за другим. Хотя при встречах он и целовался с советскими руководителями, но ко мне он и его чиновники относились холодно, говорили, что от меня за версту несет Россией. Для них я была "русойка". А я и не скрывала, что всю жизнь стремилась в Россию, которую безмерно люблю. Мне и отец всегда говорил, имея в виду мое творчество, что только в России меня поймут по-настоящему. Но простые люди в Румынии принимали меня хорошо, и моя концертная деятельность строилась главным образом на "левых" концертах, которые устраивались в обход тогдашнего румынского Госконцерта. Это как-то позволяло сводить концы с концами, что было очень важно, так как на руках у меня были уже очень постаревшие и больные родители.



В конце 80-х годов прежде неизвестная в России Баянова буквально с первых концертов покорила Родину, куда наконец-то вернулась. Алла Николаевна до сих пор ведет активную концертную деятельность, хотя ей исполнилось уже 88 лет. В репертуаре певицы более трехсот песен и романсов. Это изысканные "Хризантемы" и "Ах, эти черные глаза", бесшабашные "Бублички" и "Чубчик кучерявый", бессмертные "Очи черные" и песни 40-50-х годов. Столько лет их поет, а зрители все выкрикивают их из зала, просят повторить вновь и заваливают артистку цветами. А Баянова действительно очень русская певица. Если пойдете на ее концерт, то помните, что из всех цветов на свете она больше всего любит ромашки, особенно полевые.



«Парламентская газета» № 97 (976) 25 мая 2002 года

Татьяна Торгашова

http://www.pnp.ru/archive/09760940.html