Текст песни Юрий Белоусов Грошик
Слова: Юрий Белоусов
Музыка: Юрий Белоусов
Грошик – медную монету опустил папаше в кепку.
Видно жизнь потерла крепко, раз такую дала метку.
Я задумался невольно: «Где оставил, батя, ногу?
Ведь и мне бывает больно, ах, папаша ты, ей богу!».
Ах, не плач, не плач, что право – не всегда ж бывало скверно?
И любил не раз, наверно, молодецкие забавы.
Хоть не сильно дулись мышцы – не назвать тебя детиной.
Часто приходилось биться, словно муха в паутине.
В темноте блестели бритвы, пахло гарью пистолетной.
Пацанячие обиды зарастали коркой бледной.
Повзрослевшие подростки. Кореша твои, и против,
Вышли уж из подворотен с облепившейся известкой.
Заводила Игореха – толстопузым стал банкиром,
А Виталика неплохо по тюрягам закрутила.
И меня судьба трепала. Был и голоден и беден.
И бывало денег мало, проклинал я все на свете.
И когда молился богу, и когда плевал безбожно
На простую осторожность. Без ночлега и порога.
Где мой дом, не знал – не ведал. Поносило. Помотало.
Как явился незаметно, так меня здесь и не стало.
Не афганец, не защитник, не в почете бюрократов.
В картотеках не ищите комсомольских аппаратов.
Просто был, и просто не был. «На, папаша, тыщу – пей!
Не мое, к черту, здоровье. За здоровье корешей!».
Грошик – медную монетку со слезами сжал папаша,
И сказал: «Спасибо, детка!». Что последняя не важно.
Ты не плач, не плач, папаша! А чего и не заплакать?
Жизнь, она, ядрена наша – горе водкой заливать.
Лишь напиться и забыться, похмелиться и по новой.
В сладком сне тебе приснится бутерброд пятирублевый.
Собираешь ты объедки. А бывало в ресторанах,
Ты разбрасывал монету, водкой заливая раны.
Девки грудь тебе ласкали, а шестерки прогибались.
И соседи трепетали – тихо жалобы писались.
Ты плевал на них небрежно и предвзято улыбался.
Но прошло все безмятежно, так же, как и начиналось.
И в объятиях вокзала, без ноги, не мыт, вонючий.
Правду бабка нагадала, что валет твой невезучий.
Ты не верил, улыбался, мол, здоров еще, и свеж.
А когда один остался, понял: «Вот удел невеж!».
А теперь я кинул грошик, так, как ты кидал когда-то.
И не надо жалость ваша, все равно он безнадежный.
Не нужны ему перины. Сладкий запах подворотен.
Помнят их, его седины: за него кто был, и против.
И рассказывал беззубым ртом когда-то недоступным.
И казалось дивным сном, часть судьбы его распутной.
Кинул я через толпу: «Что ж, папаша, будь здоров!».
Тот, надев старую шляпу, молча скрылся за углом.
Ты прощай, прощай, папаша, и прости, что я бессилен.
Жизнь, она, ядрена наша, побросало, поносило.
Опадают листья. Осень, желтизной своей заносит.
В суетной грязи вокзала, кто-то милостыню просит.
1996 г.
Музыка: Юрий Белоусов
Грошик – медную монету опустил папаше в кепку.
Видно жизнь потерла крепко, раз такую дала метку.
Я задумался невольно: «Где оставил, батя, ногу?
Ведь и мне бывает больно, ах, папаша ты, ей богу!».
Ах, не плач, не плач, что право – не всегда ж бывало скверно?
И любил не раз, наверно, молодецкие забавы.
Хоть не сильно дулись мышцы – не назвать тебя детиной.
Часто приходилось биться, словно муха в паутине.
В темноте блестели бритвы, пахло гарью пистолетной.
Пацанячие обиды зарастали коркой бледной.
Повзрослевшие подростки. Кореша твои, и против,
Вышли уж из подворотен с облепившейся известкой.
Заводила Игореха – толстопузым стал банкиром,
А Виталика неплохо по тюрягам закрутила.
И меня судьба трепала. Был и голоден и беден.
И бывало денег мало, проклинал я все на свете.
И когда молился богу, и когда плевал безбожно
На простую осторожность. Без ночлега и порога.
Где мой дом, не знал – не ведал. Поносило. Помотало.
Как явился незаметно, так меня здесь и не стало.
Не афганец, не защитник, не в почете бюрократов.
В картотеках не ищите комсомольских аппаратов.
Просто был, и просто не был. «На, папаша, тыщу – пей!
Не мое, к черту, здоровье. За здоровье корешей!».
Грошик – медную монетку со слезами сжал папаша,
И сказал: «Спасибо, детка!». Что последняя не важно.
Ты не плач, не плач, папаша! А чего и не заплакать?
Жизнь, она, ядрена наша – горе водкой заливать.
Лишь напиться и забыться, похмелиться и по новой.
В сладком сне тебе приснится бутерброд пятирублевый.
Собираешь ты объедки. А бывало в ресторанах,
Ты разбрасывал монету, водкой заливая раны.
Девки грудь тебе ласкали, а шестерки прогибались.
И соседи трепетали – тихо жалобы писались.
Ты плевал на них небрежно и предвзято улыбался.
Но прошло все безмятежно, так же, как и начиналось.
И в объятиях вокзала, без ноги, не мыт, вонючий.
Правду бабка нагадала, что валет твой невезучий.
Ты не верил, улыбался, мол, здоров еще, и свеж.
А когда один остался, понял: «Вот удел невеж!».
А теперь я кинул грошик, так, как ты кидал когда-то.
И не надо жалость ваша, все равно он безнадежный.
Не нужны ему перины. Сладкий запах подворотен.
Помнят их, его седины: за него кто был, и против.
И рассказывал беззубым ртом когда-то недоступным.
И казалось дивным сном, часть судьбы его распутной.
Кинул я через толпу: «Что ж, папаша, будь здоров!».
Тот, надев старую шляпу, молча скрылся за углом.
Ты прощай, прощай, папаша, и прости, что я бессилен.
Жизнь, она, ядрена наша, побросало, поносило.
Опадают листья. Осень, желтизной своей заносит.
В суетной грязи вокзала, кто-то милостыню просит.
1996 г.
