— Очень неожиданно для себя я встретил новый век — на сцене "Гигант-холла". Вначале собирался поехать домой. Потом начали сыпаться предложения — в Москве была возможность поработать в 5-7 разных местах. Но мне это показалось не очень солидно, да и жажда наживы в последнее время меня не слишком прельщает... И когда Григорий Баскин предложил мне выступить здесь — я согласился. Во-первых, я никогда не был в Питере в Новый год, а во-вторых, мне показалось, что люди здесь больше радуются, более воодушевленные какие— то... И не обращают внимания на всякую ерунду и мишуру, которая для москвичей является более значимой.
— Так вы встретили новый год или новый век! Какова ваша версия!
— Моя версия — новый век начинается с 2000-го года, а новое тысячелетие — с 2001 — го. Как бы так ни было, у нас есть возможность поволноваться еще раз — в следующем году.
— Михаил Захарович, а что вы скажете о наших политических бурях 31 декабря!
— Это просто удивительно, насколько точно был продуман сценарий с самого начала.
— А Путин вам нравится!
— Вы знаете, ему совсем неважно, чтобы он мне нравился, и России тоже неважно, чтобы мне нравился Путин. Главное, чтобы он своими делами, своей жизнью доказал, что он заслуживает быть президентом великой страны. А что я о нем думаю? Во-первых, он человек незаурядный, достаточно энергичный, сильный, с жизненным опытом, ему были даны великолепные условия и возможности доказать, что он именно такой, и он доказал, что он мужик серьезный. Мне нравится это в нем. Кстати, мне дали почитать как-то "Аргументы и факты", где было интервью с Путиным. И там он, рассказывая о студенческих годах, говорит: "Учился в Академии, жил в общежитии, слушал потихонечку записи Шуфутинского". Так что, возможно, у меня теперь блат есть, и меня начнут показывать по первому каналу.
— Но, наверное, обольщаться не стоит, потому что он был и на концерте группы "Модерн токинг", и на выступлении "Машины времени" подпевал песне "Поворот". Так что музыкальные вкусы у него разноплановы.
— Но в интервью он все-таки вспомнил меня — а это уже много.
— Сегодня ваше постоянное место жительства — Лос-Анжелес, теплые волшебные края. А как вам наша северная столица со снежком!
— Замечательно. Да я и дома-то последний раз был 22 июля, а до этого — где-то в феврале. Все остальное время я нахожусь в России.
— Но дом — это все равно здесь, правда!
— Не могу сказать, что дом у меня здесь — дом у меня там, и совсем неплохой. Его только что достроили, и я еще до сих пор окончательно результата не видел. Но моя душа здесь, это безусловно. Здесь мой народ, который меня понимает и любит — а это самое главное для любого человека, а для исполнителя тем более.
— Вы сказали, что стали к деньгам относиться более равнодушно. Но тогда ради чего вы поете!
— Нет-нет, я не стал относиться к деньгам более равнодушно. Я отношусь к ним более спокойно, мной не владеет жажда наживы. А деньги мне нужны — они нужны любому человеку...
— Давайте по-другому. Вы поете для того, чтобы лет через тридцать на "Ретро— канале" раз в три месяца исполняли какой— нибудь ваш сегодняшний хит, или есть какая-то иная, более высокая цель!
— Вы знаете, с тех пор, как я стал это делать публично, для меня это стало частью моей жизни, и не самой последней. Для меня это такой же неотъемлемый процесс жизни, как встать с утра и почистить зубы. Есть такие вещи, без которых человек жить не может. И моя работа для меня — это насыщение какими-то эмоциями для того, чтобы чувствовать себя живым человеком. До тех пор, пока это не противно поголовно всем, я это буду делать. Когда это достанет всех и станет всем совсем внапряг и внатяг, то, думаю, тогда я буду достаточно старым, чтобы уйти с этого пути. Я не имел в виду, что именно пение является неотъемлемой частью моей жизни, я имею в виду образ моей жизни: разъезды, встречи с вами, со зрителями, та самая волшебная энергия, которую они мне посылают из зала — а она потом в ответ возвращается к ним... Вот этот круговорот мне, например, необходим.
А вот что касается зарабатывания денег, то есть масса других путей, и я как человек достаточно практичный и проживший 40 % своей жизни все-таки в капиталистическом обществе, то я сумел определенным образом позаботиться о беззаботной старости.
— И как вы это делаете!
— Ну как... Есть ведь разные фонды. Можно заработанные деньги положить на определенный фонд. Каждый год вы кладете немножко денег (это выгодно, потому что за эти деньги не надо платить налоги), и эти деньги работают на вас с процентами и выплачиваются вам только в 59 лет. И многие удивляются, когда в 59 лет они получают вдруг значительную сумму. И тогда они нужнее, чем сейчас. Таких вкладов масса, в Америке все это давно продумано, и люди с самого начала распоряжаются своими средствами так, чтобы потом не чувствовать себя ущемленными, ущербными в отношении каких-то элементарных человеческих благ, которые каждому должны быть доступны. А здесь нет даже страховки! Настоящей страховки, которую полагается иметь каждому цивилизованному человеку в каждом мало— мальски цивилизованном обществе. Здесь нет защиты! Что будет со мной, если мою дорогую машину стукнет какой-нибудь "газик", "вазик" или "запорожец"? Что я буду с ними делать? Я не пойду с ним драться, я не буду требовать у него денег, потому что у него их нет. А если я, допустим, попал в госпиталь с сотрясением мозга? Что я получу — да ничего, потому что за этого человека никто не отвечает, а сам за себя он тем более не отвечает. У него нет денег, а за него никакая страховая компания не взялась — потому что их здесь практически нет. Понимаете, есть защита людей, которая здесь не существует. К сожалению, это одно из самых неприятных ощущений здесь, которое меня все время убивает.
— А вам здесь приходилось сталкиваться с подобными ситуациями!
— Здесь? Нет, не приходилось: я окружен людьми, которые меня защищают. Но я сталкиваюсь с другими серьезными вещами, которые ощущаю на себе.
Например, Кировоградское ликеро-водочное объединение "Артемида", выпускающее огромное количество продукции, которая расходится по Украине и России, на протяжении четырех лет выпускает водку "За милых дам!" с моим портретом. Четыре медали! Совершенно внаглую рекламируется в каталогах, проспектах! Мой адвокат написал письмо: "Товарищи. Вы четыре года используете образ артиста, которого знает весь мир — так вы хотя бы спросили у него разрешения! Мы будем вас судить за это". В ответ они написали: "У нас на Украине закон разрешает использовать в оформлении что угодно". Но, чтобы показаться хорошими, они добавили, что могут дать мне тысчонку баксов.
Иду дальше. Симбирскспирт, Ульяновский завод. На протяжении четырех лет выпускает водку "Гуляй, душа!" — также с моим фото. Адвокаты написали письмо. Пришел ответ: "Мы разберемся, хотя сейчас эта водка уже не выпускается".
Дальше. Мои альбомы огромными тиражами выпускаются у пиратов, и мои права никак не защищены. А я, вложив в последний альбом 60 тысяч долларов, возвратил 15. То есть дальнейший выпуск альбомов и песен является совершенно нерентабельным. Выходит альбом — и на следующей неделе он появляются уже во всех пиратских ларьках. И эти пиратские копии на всех концертах мне несут на подпись. Причем мне ничего не остается делать, как с горечью их подписывать...
— Все знают, что у нас артисты получают гонорары черным налом, так что, по-видимому, все в этой жизни уравновешивается, и, наверное, особо переживать по этому поводу не стоит.
— Но все дело в том, что я налоги в своей стране плачу. Регулярно. Можете проверить.
— Но работаете вы — и довольно много — в России. А налоги платите в Америке!
— Механика такая. Есть у меня в Америке дом, за который я плачу деньги в банк. У меня и у жены есть автомобили, за которые я также плачу в банк и выплачиваю страховку. Есть у меня страховка жизни, есть расходы, которые представляют значительную сумму. Заработав эту сумму здесь, я ежемесячно отправляю ее туда, на свой счет. Мой счет, естественно, сразу же появляется в компьютере налогового управления. Они точно знают, сколько мне пришло денег. В конце года я указываю, что из денег, которые я положил на счет, мне пришлось потратить такие-то суммы на бензин, на концертные костюмы, на выплаты артистам, на приобретение чего-то еще, представляю документы — и эти деньги вычитаются, списываются с моих доходов как расходы по бизнесу, а за остальные я плачу налог. Налоговая система в Америке хотя и очень жесткая, но очень справедливая.
— А что все-таки случилось с вашим последним диском! Почему он не окупается!
— А ничего не случилось. Просто компания-распространитель для начала запустила в продажу 100000 кассет и 10000 компакт— дисков, заплатила мне за них, и смотрит, что получится. С первым альбомом у меня было так. Они продали это все за первый месяц, хотя контракт был заключен на год, а потом сказали: "Мы немного подождем.." И дождались, пока появились пиратские версии. Может, они сами их и напечатали.
— Бродят слухи, что в 1999 году Шуфутинский выпал из звездной обоймы... Нет ни клипов, ни хитов, ни мелькания по телевизору...
— Я считаю для себя этот год архиудачным. А что до мелькания... Мне 51 год, и как-то не очень прилично постоянное мелькание. Вообще к телевизионному процессу я отношусь как к процессу творческому, а не как к процессу раскрутки и рекламы. Если помните, я десять лет назад и без раскрутки по телевизору собирал стадионы. Да и дорого дерут за эти мелькания. Спонсоров у меня нет. А на первом канале меня нет и долго не будет: меня там не разрешают пускать. Есть такой, совершенно не знакомый мне человек — Константин Эрнст. Видел его несколько раз по телевизору — и он показался мне неглупым, рассудительным, приличным. Но что-то он меня сильно не любит и считает, что по 1-му каналу показывать Шуфутинского нельзя. Даже в "Песню года" в этом году не взяли, сославшись на то, что Эрнст против. Но я уже взрослый человек, и для меня это не является ударом по сердцу.
— Он как-то сказал, что вы "не входите в формат". Что это может значить!
— Трудно сказать. Но я утешаю себя тем, что директора каналов меняются, а мы остаемся. В прошлом году я сделал 147 концертов.
— Но не в "Октябрьском"...
— В "Октябрьский" зал меня не приглашают: наверное, не тот формат. Но в Новосибирске, Омске, Красноярске — тоже совсем не маленькие города! — вот мой формат, сидит в зале. Если он для 1 -го канала не подходит — тогда кому нужен 1 -и канал и его музыкальный формат?
— Но вы не должны расстраиваться: у 1 — го канала сейчас испорчены отношения и с Филиппом, и с Аллой Борисовной... Так что вы попали отнюдь не в худшую компанию.
— Если он считает, что я недостоин участвовать в "Песне года" — значит, тогда и демократии нет в этой стране!
— А что новенького в вашей творческой деятельности!
-Я начал заниматься еще и театром. Я сейчас продюссирую серьезный театральный проект. Это "Независимая театральная антреприза", премьера состоится 31 января на сцене Театра им. Вахтангова, участвуют разные артисты — народные и заслуженные, например, Евдокия Германова, Валентина Титова, во втором составе, наверное, будет играть Гундарева — она уже репетирует. Это пьеса Жана Кокто "Непристойности", которая переработана моим товарищем Александром Минчиным — он режиссер этого спектакля. Сейчас уже идут прогоны. Мы планирует этот спектакль показывать 3-4 раза в месяц в Москве на сценах Вахтанговского театра и Театра сатиры.
Театр — это честно. Вот вышел человек на сцену — и он говорит не под "фанеру", а сам. И если ты его не так понял, значит, он неправильно сыграл, значит, он недостаточно честен. Мало того, актеры сами по себе настолько отличаются от певцов и исполнителей... Они просто больные люди — больные тем, что они делают. Кроме того, вы не можете взять актера и раскрутить его по телеку тысячью показов и двумя тысячами долларов, если он неспособный и не суперпопулярный. Там работает настоящий талант, там работает настоящая сила, воля, культура.
— Сейчас очень многие эстрадные "звездочки" поменяли имидж. Вы не хотите тоже как-нибудь приблизиться к международным идеалам! Причесочку там поменять...
— Ну, мою причесочку теперь при всем желании ничто не спасет. А что касается имиджа... Я не думаю, что мне надо что-то менять. Я состоявшийся человек. Я уверен в себе. Меняться, даже внешне, можно только в том случае, если ты сам себе не нравишься — и тогда нужно поискать такой образ, который придется тебе по душе. А я смотрю на себя в зеркало и думаю: "Какой красавец!" Нужно ли мне меняться? Наверное, не нужно. Надо только делать то, что нравится. Я попытался было сделать что-то другое — заплевали! Оказывается, нужно очень осторожно хотеть делать что— то другое. Может быть, даже и не нужно.
— А как вы относитесь к русскому шансону и радиостанции с тем же названием! Раннего Шуфутинского там довольно активно крутят... Хочется ли вам быть в этом формате своим!
— Я плевал на формат вообще. Формат — это чушь. Как ностальгию придумали большевики, точно так же формат придумали те, кому нужно брать с кого-то деньги за эфир, а с кого-то не брать. И если очень захотеть, любой формат можно подогнать под любой формат, найти этому оправдание: "А вот сейчас споет дедушка русской попсы Шуфутинский", а в другой раз сказать: "Нет, это не наш формат!" Все это полнейшая чушь — впишусь я в формат "Русского шансона" или не впишусь. Мне важно, что люди приходят ко мне, что я пою им свои песни о главном — не старые, не новые, а просто: о главном, и они это знают. Я им пою о любви, я им пою о жизни — о том, что меня волнует и их волнует. А если это не является форматом для кого-то, для того же "Русского шансона" — то грош ему цена. Потому что "формат" — это те, кто сидит в зрительном зале. Если вы придете ко мне на концерт, и там вместо двух тысяч человек будет двести, вот тогда вы сможете мне сказать: "Вот видишь, ты был неправ!", но пока в зале вместо двух тысяч сидят тысяча восемьсот, то я еще прав. Вот и все.
Г. Голядкин
Криминальный Вестник, №1-4 (2374-2377) март 2000 г.